поднял глаза к небу.
любил.
нятому в этой провинции, полагалось выставить тело покойного, прежде чем
предать его навеки земле.
ми крышками; следуя молчаливому приглашению Гримо, он подошел и увидел в
одном Атоса, все еще прекрасного даже в объятиях смерти, а в другом -
Рауля с закрытыми глазами, со щеками перламутровыми, как у Вергилиевой
Паллады, и с улыбкой на посиневших губах.
тавленные на земле двумя печальными хладными телами.
сказал?
за руку, он подвел его к гробу и, приподняв тонкий саван, показал ему
черные раны, через которые улетела эта юная жизнь.
торый все равно не стал бы на них отвечать, вспомнил, что секретарь гер-
цога де Бофора писал в письме еще что-то, чего он, ДаАртаньян, не имел
мужества прочитать. Обратившись снова к этой реляции о сражении, стоив-
шем жизни Раулю, он нашел следующие слова, которыми заканчивалось
письмо:
бов, изъявивших желание быть погребенными где-нибудь на далекой родине.
Герцог распорядился также приготовить подставы, чтобы слуга, вырастивший
молодого виконта, мог отвезти останки его графу де Ла Фер".
жизни, пойду за твоим гробом, дорогой мальчик, и брошу землю на твой
чистый лоб, который я целовал за два месяца до этого грустного дня. Это-
го захотел бог. Этого захотел и ты сам. И я не имею права тебя оплаки-
вать: ты сам выбрал смерть; она показалась тебе желаннее жизни".
дать земле.
рода до места, назначенного для погребения, то есть до часовни в откры-
том поле, была запружена всадниками и пешеходами в трауре. Атос избрал
последним своим обиталищем место в ограде этой часовни, построенной им
на границе его владений. Он велел доставить для нее камни, вывезенные в
1550 году из средневекового замка в Берри, где протекла его ранняя
юность.
ружена чащей тополей и смоковниц. Каждое воскресенье в ней служил свя-
щенник из соседнего поселения, которому Атос платил за это ежегодно по
двести ливров. Таким образом, земледельцы, находившиеся у него в вас-
сальной зависимости, числом около сорока, а также работники и фермеры с
семьями приходили сюда слушать мессу, и им не надо было для этого отп-
равляться в город.
ми из орешника, кустов бузины и боярышника, окопанными глубоким рвом,
находился небольшой участок невозделанной земли. Он был восхитителен
своей девственною нетронутостью, восхитителен тем, что мхи здесь были
высокими, как нигде, тем, что здесь сливали свои ароматы дикие гелиотро-
пы и желтый левкой, тем, что у подножия стройных каштанов пробивался
обильный источник, запертый в бассейне из мрамора, тем, что над полян-
кой, поросшей тимьяном, носились бесчисленные рои пчел, прилетавших сюда
со всех соседних полей, тем, наконец, что зяблики и зорянки распевали
тут от зари до зари, покачиваясь на ветках между гроздьями цветущих кус-
тов.
толпой.
присутствующие начали расходиться, беседуя по дороге о добродетелях и
тихой смерти отца, о надеждах, которые подавал сын, и о его печальном
конце на далеком берегу Африки. Мало-помалу все стихло; погасли лампады
под скромными сводами. Священник в последний раз отвесил поклон алтарю и
еще свежим могилам; потом и он в сопровождении служки, звонившего в ко-
локольчик, медленно побрел в свой приход.
вых, он потерял счет времени. Он встал с дубовой скамьи, на которой си-
дел в часовне, и хотел уже, подобно священнику, пойти проститься в пос-
ледний раз с могилой, заключавшей в себе останки его умерших друзей.
ДаАртаньян остановился на пороге часовни, чтобы не помешать этой женщине
и постараться увидеть, кто же эта преданная подруга, исполняющая с таким
благоговением и усердием священный долг дружбы.
простоте ее платья можно было угадать женщину благородного происхожде-
ния. В отдалении дорожная карета и несколько слуг верхами ожидали эту
неизвестную даму. ДаАртаньян не мог понять, кто она и почему здесь. Она
продолжала молиться все так же истово и часто проводила платком по лицу.
ДаАртаньян догадался, что она плачет.
рующей христианки. Он слышал, как она несколько раз повторяла все те же
слова, этот крик ее наболевшего сердца: "О, прости меня! О, прости!"
даАртаньян, тронутый этими проявлениями любви к его покойным друзьям,
этой неутешностью горя, сделал несколько шагов, отделявших его от моги-
лы, чтобы прервать это мрачное покаяние, эту горестную речь, обращенную
к мертвым.
таньян увидел ее хорошо знакомое, залитое слезами лицо. Это была мадему-
азель де Лавальер.
графа де Ла Фер. Тогда бы и вы меньше плакали, и они, и я тоже!
гилу двух этих людей.
ее незаслуженно плакать; но я все же должен сказать, что на могиле жертв
не место убийце.
величеству королю.
проехала сорок лье; я летела сюда, чтобы повидать графа и молить его о
прощении, - я не знала, что и он тоже умер, - я летела сюда, чтобы на
могиле Рауля молить бога послать на меня все заслуженные мною несчастья,
все, за исключением одного. Теперь я знаю, что смерть сына убила отца, и
я должна упрекать себя в двух преступлениях; я заслуживаю двойной кары
господней.
сказал в Антибе господин де Бражелон - он тогда уже жаждал смерти: "Если
тщеславие и кокетство увлекли ее на пагубный путь, я прощаю ей, презирая
ее. Если она пала, побуждаемая любовью, я тоже прощаю ее и клянусь, что
никто никогда не мог бы полюбить ее так, как любил ее я".
принести в жертву себя самое; вы знаете, как я страдала, когда вы меня
встретили потерянной, несчастной, покинутой. И вот, я никогда не страда-
ла так сильно, как сегодня, потому что тогда я надеялась, я желала, а
сегодня мне нечего больше желать; потому что этот умерший унес всю мою
радость вместе с собой в могилу; потому что я не смею больше любить без
раскаяния и потому что я чувствую, что тот, кого я люблю (о, это за-
кон!), отплатит мне мукой за муки, которые я причинила другому,
бесспорно права.
оторвавшаяся от родного ствола; меня больше ничто не удерживает, и меня
влечет, сама не знаю куда, какой-то поток. Я люблю безумно, я люблю так,
что кощунственно говорю об этом над этим священным для меня прахом, и я
не краснею и не раскаиваюсь. Эта любовь - религия для меня. Но так как
спустя некоторое время вы увидите меня одинокой, забытой, отвергнутой,
так как вы увидите меня наказанной за все то, за что вы вправе винить
меня, - пощадите меня в моем мимолетном счастье, оставьте мне его еще на
несколько дней, еще на несколько быстротечных минут. Может быть, его нет
уже и сейчас, когда я о нем говорю. Боже мой! Быть может, это двойное
убийство уже искуплено мной!
Офицер короля, г-н де Сент-Эньян, исполняя поручение своего повелителя,
которого, как он сообщил, мучили ревность и беспокойство, приехал за Ла-
вальер.
своей тенью обе могилы, остался но замеченным де Сент-Эньяном. Луиза