Чтение 432–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

только вчера воротился из моих странствий. Я оставил двор еще опечален-
ным смертью королевы-матери. Приняв последний вздох Анны Австрийской,
король не желал развлекаться; но все кончается в этом мире. Он перестал
грустить? Ну что - же! Тем лучше.

- И начинается также, - перебил его с грубым смехом начальник псовой
охоты.

- А... - во второй раз произнес даАртаньян, горевший желанием позна-
комиться с новостями, но считавший, что расспрашивать было бы ниже его
достоинства. - По-видимому, есть нечто такое, что начинается?

Начальник псовой охоты многозначительно подмигнул, но даАртаньян не
пожелал узнавать что бы то ни было от этого человека.

- Скоро ли мы увидим его величество? - спросил он сокольничего.

- В семь часов, сударь, я велю выпустить птиц.

- Кто будет сопровождать короля? Как поживает принцесса Генриетта?
Как самочувствие королевы?

- Лучше, сударь.

- А разве она болела?

- Со времени своего последнего огорчения ее величество была нездоро-
ва.

- О каком огорчении вы говорите? Не опасайтесь моей нескромности.
Рассказывайте. Я ведь ничего не знаю, поскольку только что приехал.

- Говорят, что королева, живущая в некотором забвении после смерти
своей свекрови, пожаловалась на это его величеству, и он ей ответил:

"Разве я не провожу, мадам, у вас каждую ночь? Чего вы еще хотите?"

- Ах, бедная женщина! Она должна всей душой ненавидеть мадемуазель
Лавальер, - сказал даАртаньян.

- О нет, вовсе не мадемуазель де Лавальер!

- Кого ж в таком случае?

Звук рога прервал их беседу. Он созывал соколов и собак. Сокольничий
и его спутник тотчас же пришпорили лошадей и покинули даАртаньяна, так
ничего и не объяснив ему.

Издали показался король, окруженный придворными дамами и кавалерами.
Шагом, в строгом порядке, под звуки труб и рогов, возбуждавших лошадей и
собак, продвигалась по полю эта пышная кавалькада. Это было шествие,
смешение звуков, блеск, игра красок, о которых ничто в наши дни не может
дать даже отдаленного представления, кроме разве обманчивого богатства и
фальшивого величия театральных зрелищ.

ДаАртаньян, хотя и зрение его несколько ослабело, заметил за ка-
валькадой три следующие друг за другом кареты. Первая, ехавшая пустой,
была предназначена для королевы. В ней никого не было. Не видя де Ла-
вальер близ короля, даАртаньян стал искать Луизу глазами и увидел ее во
второй карете. С ней было двое служанок, которые скучали, казалось, не
меньше, чем их госпожа.

Слева от короля на горячем коне, сдерживаемом умелой рукой, ехала
женщина ослепительной красоты. Король улыбался ей, и она улыбалась ему.
Когда она чтонибудь говорила, все начинали неудержимо смеяться.

"Я, без сомнения, встречал эту женщину, - подумал мушкетер, - но
все-таки кто же она?"

Он повернулся к своему приятелю, сокольничему, и задал ему этот воп-
рос. Тот собрался было ответить, но в этот момент король заметил даАр-
таньяна:

- А, вот вы и вернулись, граф! Почему же мы с вами еще не виделись?

- Потому что, ваше величество, - поклонился капитан, - вы уже спали,
когда я приехал, и еще не проснулись, когда я принял сегодня утром де-
журство

- Он все тот же! - громко сказал довольный Людовик - Отдыхайте, граф,
я вам приказываю. Сегодня вы обедаете у меня.

Вокруг даАртаньяна восторженно зашептались. Каждый старался протис-
нуться поближе к нему и сказать мушкетеру какую-нибудь любезность. Обе-
дать у короля было большой честью, и его величество не расточал ее так,
как Генрих IV. Король проехал немного вперед, а даАртаньян был останов-
лен новой группой придворных, среди которой блистал Кольбер.

- Здравствуйте, господин даАртаньян, - обратился к нему министр с
ласковой вежливостью, - надеюсь, ваша поездка была удачной?

- Да, сударь, - отвечал даАртаньян и поклонился, пригнувшись к шее
своего скакуна.

- Я слышал, что король пригласил вас к обеду; вы встретите там вашего
старого друга.

- Старого друга? - переспросил даАртаньян, погружаясь с душевною
болью в темные волны минувшего, успевшие поглотить столько друзей и
столько врагов.

- Герцога д'Аламеда, только сегодня прибывшего на Испании, - продол-
жал Кольбер

- Герцога д'Аламеда, - старался припомнить, роясь в своей памяти, да-
Артаньян.

- Это я! - произнес белый как снег сутулый старик; он приказал отк-
рыть дверцы кареты и вышел из нее к мушкетеру.

- Арамис! - вскричал пораженный изумлением даАртаньян.

И, все еще неподвижный, оцепеневший, он позволил дрожащим рукам са-
новного старика обвиться вокруг своей шеи.

Кольбер, бросив взгляд на обоих друзей, молча отъехал в сторону, пре-
доставив им остаться наедине.

- Итак, - сказал мушкетер, беря под руку Арамиса, - вы, изгнанник,
мятежник, снова во Франции?

- И обедаю с вами у короля, - проговорил, улыбаясь, бывший ваннский
епископ. - Не правда ли, вы задаете себе вопрос: к чему верность в под-
лунном мире? Давайте пропустим карету этой бедняжки мадемуазель Ла-
вальер. Посмотрите, как она волнуется; взгляните, как ее заплаканные
глаза следят за гарцующим на коне королем!

- Кто это с ним?

- Мадемуазель де Тонне-Шарант, ставшая госпожою де Монтеспан, - отве-
чал Арамис.

- Луиза ревнует, значит, она обманута?

- Еще нет, даАртаньян, но это не замедлит случиться.

Они разговаривали, следуя за охотой, и кучер Арамиса вез их так лов-
ко, что они приехали к месту сбора как раз в тот момент, когда сокол
только что налетел на птицу и прижимал ее к земле.

Король спешился, г-жа де Монтеспан тоже. Они находились перед одино-
кой часовней, скрытой большими деревьями, с уже облетевшими от осеннего
ветра листьями, за часовней виднелась ограда с решетчатою калиткой.

Сокол заставил свою добычу упасть за ограду у самой часовни, и король
пожелал проникнуть туда, чтобы снять, по обычаю, первое перо с затрав-
ленной птицы. Все столпились вокруг здания и ограды; пространство внутри
ограды было так незначительно, что не могло вместить участников коро-
левской охоты

ДаАртаньян удержал Арамиса, выразившего желание покинуть карету и
присоединиться ко всем остальным.

- Известно ли вам, Арамис, куда мы приведены случаем?

- Нет! - ответил герцог.

- Здесь покоятся люди, которых я знал, - проговорил взволнованный
грустным воспоминанием даАртаньян.

Арамис, все еще ни о чем не догадываясь, прошел через узкую боковую
дверь, которую ему отворил д'Артаньян, внутрь часовни.

- Где же они похоронены?

- Здесь, в этой ограде. Видите крест под молодым кипарисом? Этот ки-
парис посажен на их могиле; но не ходите туда; там упала сбитая соколом
цапля, и король направляется к ней.

Арамис остановился и укрылся в тени. И, никем не замеченные, они уви-
дели бледное лицо Лавальер; забытая у себя в карете, она сначала грустно
смотрела в окно; потом, поддавшись ревности, она вошла в часовню и, при-
слонившись к колонне, следила взглядом за находившимся внутри ограды и
улыбавшимся королем, который сделал знак г-же де Монтеспан подойти бли-
же.

Госпожа де Монтеспан приблизилась и оперлась на предложенную ей коро-
лем руку; вырвав перо у цапли, только что убитой соколом, он прикрепил
его к шляпе своей восхитительной спутницы. Улыбаясь, она нежно поцелова-
ла руку, сделавшую ей этот подарок. Король покраснел от удовольствия; он
взглянул на г-жу де Монтеспан с пламенным желанием и любовью.

- Что же вы дадите взамен? - спросил он.

Она сломала веточку кипариса и предложила ее королю, опьяненному сла-
достною надеждой.

- Печальный подарок, - тихо сказал Арамис д'Артаньяну, - ведь этот
кипарис растет на могиле.

- Да, и это могила Рауля де Бражелона, - грустно произнес даАртаньян,
- Рауля, который спит под этим крестом рядом с Атосом.

У них за спиной послышался стон, и они увидели, как какая-то женщина
упала без чувств. Мадемуазель де Лавальер видела все и все слышала.

- Бедная женщина, - пробормотал даАртаньян и помог служанкам, поспе-
шившим к своей госпоже, довести ее до кареты, где она осталась страдать
в одиночестве.

В тот же вечер даАртаньян сидел за королевским столом, рядом с
Кольбером и герцогом д'Аламеда.

Король был весел и оживлен. Он был бесконечно внимателен к королеве и
бесконечно нежен с принцессой Генриеттой, сидевшей по его левую руку и в
этот вечер очень печальной. Можно было подумать, что вернулись прежние
спокойные времена, когда король искал в глазах своей матери одобрения
или неодобрения каждого своего слова.

О фаворитке на этом обеде не вспоминали. Раза два или три король наз-
вал Арамиса, обращаясь к нему, господином послом, и это еще больше уве-
личило удивление даАртаньяна, и без того ломавшего себе голову над воп-