так!
нерал?
изложил вашу мысль...
велит арестовать меня, если я еще хоть день пробуду в тех местах, где он
командует.
самого верного из моих слуг!
старик с глубоким вздохом, - в Уайт-Холле!
нуть самого себя. - Но наедине... что он сделал? Говори.
дали мне лошадь, на которой я приехал сюда, как вы изволили видеть.
Всадники доставили меня галопом до небольшой пристани Тенби, там скорее
бросили, чем посадили, в рыбачью лодку, которая отправлялась во Францию,
в Бретань, и вот - я здесь!
чтобы из нее не вырвался стон. - И больше ничего, Парри?
молчание. Слышен был только стук каблуков незнакомца, в бешенстве шагав-
шего по паркету.
кричат: "Да здравствует король!"? О каком короле идет речь? И почему та-
кая иллюминация?
Французский король посетил сей добрый город Блуа; все эти золоченые сед-
ла, все трубные звуки в его честь; шпаги всех этих дворян принадлежат
ему. Его мать едет перед ним в карете, роскошно украшенной золотом и се-
ребром. Счастливая мать! Министр собирает для него миллионы и везет его
к богатой невесте. Вот отчего радуется весь этот народ, любит своего ко-
роля, встречает его восторженными гласами, кричит: "Да здравствует ко-
роль! Да здравствует король!"
словами.
честь короля Людовика четырнадцатого моя мать и моя сестра сидят без де-
нег, хлеба. Ты знаешь, что через две недели, когда всей Европе станет
известно то, что ты рассказал мне сейчас, я буду обесчещен и осмеян...
Парри!.. Бывали ли примеры, чтобы человек моего звания был принужден...
бя, то кто поможет мне? Нет, нет, Парри, у меня есть руки... есть шпа-
га...
мать живет общественным подаянием; сестра моя собирает милостыню для ма-
тери; где-то у меня есть еще братья, которые тоже питаются милостыней. И
я, старший в роде, тоже примусь, подражая им, собирать подаяние.
пристегнул шпагу, взял шляпу с сундука, набросил на плечи черный плащ,
который он носил в пути, и, пожав обе руки старику, смотревшему на него
с тревогой, попросил:
счастлив. Будем счастливы, мой верный, мой единственный друг! Мы богаты,
как короли.
зился зловещим хохотом, испугавшим несчастного Парри.
и их лакеев, незнакомец потихоньку вышел через залу и на улицу и исчез
из глаз старика, смотревшего в окно.
шумен и блестящ, и молодой король остался им вполне доволен.
руженного своими телохранителями и дворянами. Лицо его высочества, вели-
чественное от природы, выражало при этих торжественных обстоятельствах
еще больше величия и достоинства.
его племянника. Во всех окнах старого замка, в обыкновенные дни пустын-
ного и печального, видны были дамы и факелы.
тот замок, где Генрих III семьдесят два года тому назад призвал себе на
помощь убийство и измену, чтобы удержать корону, которая уже падала с
его головы и переходила в другой род.
благородным, искали другого короля Франции - короля совсем в ином роде,
- старого, бледного, согбенного, имя которого было: кардинал Мазарини.
Светло-голубые глаза его приветливо блестели; но самые опытные физионо-
мисты, исследователи душ, погрузив в них взгляд, если бы подданным было
дано выдерживать взгляд короля, не могли решить, что таится за этой при-
ветливостью. В глазах короля было столько же глубины, сколько в небесной
лазури или в том гигантском зеркале, которое Средиземное море подставля-
ет кораблям и в котором небо любит отражать то бури, то звезды.
молодость смягчала этот недостаток, к тому же возмещавшийся благо-
родством и замечательной ловкостью движений.
почтения и преданности значило много. Но до той минуты его довольно ред-
ко и скупо показывали народу. Его видели всегда рядом с матерью, женщи-
ной высокого роста, и кардиналом, человеком тоже очень представительным.
И потому многие говорили:
жители Блуа встретили молодого монарха как полубога; а герцог и герцоги-
ня Орлеанские, его дядя и тетка, приняли его почти как короля.
ной зале одинаковые кресла для себя, для матери, для кардинала, для тет-
ки и дяди, он покраснел от гнева и окинул взглядом присутствующих, желая
узнать по их лицам, не с умыслом ли нанесено ему такое оскорбление. Но,
не заметив ничего на бесстрастном лице кардинала, на лице матери и на
лицах остальных, он покорился необходимости и сел, поспешив занять место
прежде других.
почти ни одного имени из тех, что им сейчас называли, в то время как
кардинал, напротив, пользуясь своей необычайной памятью и всегдашней на-
ходчивостью, заводил с каждым разговор о его землях, о его предках и де-
тях, припомнив даже имена некоторых из них, что приводило в полное вос-
хищение сих, полных собственного достоинства, уездных дворян и утвержда-
ло их во мнении, что именно кардинал является истинным и единственным
владыкой, знающим своих подданных, по той Самой причине, что ведь у
солнца нет же соперника, ибо оно одно согревает и освещает.
сутствующих, продолжал, таким образом, незаметно изучать их и рассматри-
вал, стараясь разгадать их скрытое выражение, все эти лица, показавшиеся
ему сначала самыми что ни на есть ничтожными и банальными.
ждал ужина с нетерпением. На этот раз ему были оказаны все почести, если
не его званию, то, по крайней мере, его желудку.
лотой чашке. Всемогущий министр, отнявший у вдовствующей королевы ее ре-
гентство и у короля - его королевскую власть, не мог добыть у природы
здорового желудка.
через восемь, свел ее в могилу, ела не лучше Мазарини.
провинциальной жизни, совсем не мог есть.
отставала от короля.
му он был очень благодарен и тетке своей, и ее дворецкому господину де