будет неприятно. Притом же другим незачем знать, что вы были здесь.
засов. Между тем аббат выбрал себе удобное местечко; он уселся в уголок,
чтобы оставаться в тени, в то время как свет будет падать на лицо собе-
седника. Опустив голову и сложив, или, вернее, стиснув руки, он весь
превратился в слух.
ты, словно она видела сквозь половицы, что происходит внизу.
аббат, дать мне одно обещание.
то никто не должен знать, что вы получили их от меня, люди, о которых я
буду говорить, богаты и могущественны, и если они дотронутся до меня
хоть пальцем, то раздавят меня, как стекло.
умирают в моей груди; помните, что у нас нет другой цели, как только
достойным образом исполнить последнюю волю нашего друга Говорите, не ща-
дя никого, но и без ненависти, говорите правду, только правду Я не знаю
и, вероятно, никогда не узнаю тех людей, о которых вы мне расскажете. К
тому же я итальянец, а не француз, принадлежу богу, а не людям; я возв-
ращаюсь в свой монастырь, из которого вышел единственно, чтобы исполнить
последнюю волю умершего.
ренности.
рую бедный Эдмон считал такой искренней и верной.
рил мне о старике, он питал к нему горячую любовь.
вы, верно, знаете.
нуты, когда его арестовали в маленьком трактире в окрестностях Марселя.
комиссар с четырьмя солдатами и арестовал Дантеса.
только то, что относилось лично к нему, потому что он никогда уже больше
не видел никого из тех, кого я вам назвал, и ничего о них не слыхал.
сель, чтобы узнать, в чем дело, и получил очень грустные сведения. Ста-
рик отец возвратился домой один, рыдая, снял с себя парадное платье, це-
лый день ходил взад и вперед по комнате и так и не ложился спать. Я жил
тогда под ним и слышал, как он всю ночь ходил по комнате, признаться, я
и сам не спал: горе несчастного отца очень меня мучило, и каждый его шаг
разрывал мне сердце, словно он и в самом деле наступал мне на грудь.
о заступничестве; она ничего но добилась, но заодно зашла проведать ста-
рика, увидев его таким мрачным и унылым и узнав, что он не спал всю ночь
и ничего не ел со вчерашнего дня, она хотела увести его с собой, чтобы
позаботиться о нем. Но старик ни за что не соглашался.
меня больше всех на свете, и, если его выпустят из тюрьмы, он прибежит
первым делом ко мне. Что он скажет, если не найдет меня дома?"
чтобы Мерседес уговорила старика пойти с нею Его беспокойные шаги, весь
день раздававшиеся над моей головой, не давали мне ни минуты покоя.
священник.
ищет утешения; а он его не искал. Притом же, право не знаю почему, но
мне казалось, что он не хочет меня видеть. Впрочем, однажды ночью, услы-
шав его рыдания, я не выдержал и поднялся наверх; но когда я подошел к
двери, он уже не плакал, а молился. Каких он только не находил красноре-
чивых слов и жалобных выражений, я вам и сказать не могу, господин аб-
бат; это было больше, чем молитва, больше, чем скорбь; и так как я не
святоша и не люблю иезуитов, то я сказал себе: "Счастье мое, что я один
и что бог не дал мне детей; если бы я был отцом и чувствовал такую
скорбь, как этот несчастный старик, то, не находя в памяти и в сердце
всего того, что он говорит господу богу, я бы прямехонько пошел и бро-
сился в море, чтобы уйти от страданий".
Мерседес приходили навестить его, но дверь его была заперта; я знал, что
он дома, но он не отвечал им. Однажды, когда он, против своего обыкнове-
ния, принял Мерседес и бедная девушка, сама в полном отчаянии, пыталась
ободрить его, он сказал:
хорошо, потому что я много старше тебя и, конечно, первый с ним встре-
чусь".
тяжело смотреть. Кончилось тем, что старик Дантес остался в полном оди-
ночестве. Я больше не видел, чтобы кто-нибудь подымался к нему, кроме
каких-то неизвестных людей, которые время от времени заходили к нему и
затем потихоньку спускались с узлами. Я скоро догадался, что было в этих
узлах: он продавал мало-помалу все, что имел, для насущного хлеба. Нако-
нец, бедняга дошел до своего последнего скарба. Он задолжал за квартиру;
хозяин грозился выгнать его; он попросил подождать еще неделю, и тот
согласился; я знаю это от самого хозяина, он зашел ко мне, выходя от
старика.
комнате, но на четвертый день я уже ничего не слыхал. Я решил зайти к
нему; дверь была заперта. В замочную скважину я увидел его бледным и из-
нуренным и подумал, что он захворал; я уведомил господина Морреля и по-
бежал за Мерседес. Оба тотчас же пришли. Господин Моррель привел с собой
доктора; доктор нашел у больного желудочно-кишечное воспаление и предпи-
сал ему диету. Я был при этом, господин аббат, и никогда не забуду улыб-
ки старика, когда он услышал это предписание. С тех пор он уже не запи-
рал двери: у него было законное основание не есть; доктор предписал ему
диету.
как и в первый раз, хотела взять его себе. Господин Моррель был того же
мнения и хотел перевезти его силой. Но старик так страшно кричал, что
они испугались. Мерседес осталась у его постели, а господин Моррель
ушел, сделав ей знак, что оставляет кошелек с деньгами на камине. Но
старик, вооруженный докторским предписанием, ничего не хотел есть. Нако-
нец, после девятидневного поста он умер, проклиная тех, кто был причиной
его несчастья. Он говорил Мерседес:
ловляя его".
пересохшему горлу.
так же уверен, как в том, что мы с вами христиане.
залпом и с покрасневшими глазами и бледным лицом снова сел на свое мес-
то.
он почти угрожающим голосом, - что вы обязались сказать мне все. Так что
же эти люди, которые умертвили сына отчаянием, а отца голодом?
Фернан и Данглар.
ту.
и их дела!
Фернан отнес на почту.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Соломатина Татьяна
Флинт Эрик