Чтение 139–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

- Э! Боже мой! Несчастный случай.

- С вами? - испугалась Жанна.

- Не совсем со мной, но с человеком, который находился возле меня.

- С кем же?

- С тем, с кем я прогуливался.

- С господином де Монсоро?

- Увы, да! Бедный, дорогой граф!

- Так что же с ним случилось?

- Я полагаю, что он умер.

- Умер? - воскликнула Жанна с вполне понятным волнением. - Умер!

- Вот именно.

- Да ведь он только что был здесь, говорил, смотрел!..

- Э! В этом как раз и причина его смерти: он слишком много смотрел и
в особенности слишком много говорил.

- Сен-Люк, друг мой, - сказала молодая женщина, схватив мужа за руки.

- Что?

- Вы от меня ничего не скрываете?

- Я? Ничего решительно, клянусь вам. Не скрываю даже места, где он
умер.

- А где он умер?

- Там, за стеной, на той самой полянке, где наш друг Бюсси имел
обыкновение привязывать своего коня.

- Это вы его убили, Сен-Люк?

- Проклятие! А кто же еще? Нас было только двое, я возвращаюсь живой
и говорю вам, что он мертв: нетрудно отгадать, кто из нас двоих кого
убил.

- Несчастный вы человек!

- Ах, дорогая моя! - сказал Сен-Люк. - Он меня на это вызвал:
оскорбил меня, первый обнажил шпагу.

- Это ужасно! Это ужасно! Бедный граф!

- Вот, вот, - сказал Сен-Люк, - я так и знал. Увидите, через неделю
его будут называть: "Святой Монсоро".

- Но вам нельзя оставаться здесь! - вскричала Жанна. - Вы не можете
больше жить под крышей дома того человека, которого вы убили.

- Это самое я только что и сказал себе в потому поспешил к вам, моя
дорогая, просить вас подготовиться к отъезду.

- Но вас-то он, по крайней мере, не ранил?

- Наконец-то! Вот вопрос, который, хотя в задан с некоторым
запозданием, все же примиряет меня с вами! Нет, я совершенно невредим.

- Стало быть, мы уезжаем?

- И чем скорее, тем лучше, так как вы понимаете: с минуты на минуту
несчастье может открыться.

- Какое несчастье? - вскрикнула госпожа де Сен-Люк, возвращаясь
вспять в своих мыслях, как иной раз возвращаются назад по своим шагам.

- Ах! - вздохнул Сен-Люк.

- Но я подумала, - сказала Жанна, - ведь теперь госпожа де Монсоро -
вдова.

- То же самое говорил себе я.

- После того как убили его?

- Нет, до того.

- Что ж, пока я пойду предупредить ее...

- Щадите ее чувства, дорогой друг!

- Бессовестный! Пока я пойду предупредить се, оседлайте коней: сами
оседлайте, как для прогулка.

- Замечательная мысль! Хорошо, если у вас их будет побольше, дорогая
моя, потому что, должен вам признаться, у меня уже голова идет кругом.

- Но куда мы поедем?

- В Париж.

- В Париж! А король?

- Король, наверное, уже все забыл. Произошло столько событий с тех
пор, как мы с ним виделись, и, кроме того, если будет война, что
вероятно, мое место возле него.

- Хорошо. Значит, мы едем в Париж?

- Да. Но сначала мне нужны перо и чернила.

- Кому вы собираетесь писать?

- Бюсси. Вы понимаете, что я не могу покинуть Анжу, не сказав ему,
почему я уезжаю.

- Это верно. Все, что нужно для письма, вы найдете в моей комнате.

Сен-Люк тотчас же туда поднялся и рукой, которая, какой бы твердой
она у него ни была, все же слегка дрожала, торопливо набросал следующие
строки:

"Дорогой друг!

Вы узнаете из уст молвы о несчастье, которое приключилось с
господином де Монсоро. Мы с ним поспорили на старой лесосеке о причинах
и следствиях разрушения стен и о том, следует ли лошадям самим находить
дорогу.

В разгар этого спора господин де Монсоро упал на паки и одуванчики, и
столь неловко, что тут же на месте умер.

Ваш друг навеки

Сен-Люк".

"Р. S. Так как все это в первую минуту может показаться вам несколько
неправдоподобным, добавлю, что, когда произошло это несчастье, мы оба
держали в руках шпаги.

Я немедленно уезжаю в Париж засвидетельствовать мое почтение королю.
В Анжу, после того, что случилось, я не чувствую себя в полной
безопасности".

Десять минут спустя один из слуг барона уже скакал с этим письмом в
Анжер, в то время как господин и госпожа де Сен-Люк, в полном
одиночестве, покидали замок через потайные ворота, выходившие на самую
кратчайшую дорогу к Парижу. Они оставили Диану в слезах и в особенности
в большом затруднении, как рассказать барону грустную историю этой
дуэли.

Когда Сен-Люк проезжал мимо, Диана отвела глаза в сторону.

- Вот и оказывай после этого услуги своим друзьям, - сказал тот жене.
- Нет, решительно, все люди неблагодарны, только один я способен на
признательность.

Глава 27

ГДЕ МЫ ПРИСУТСТВУЕМ ПРИ ДАЛЕКО НЕ ТОРЖЕСТВЕННОМ ВЪЕЗДЕ КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ В ДОБРЫЙ ГОРОД АНЖЕР

В тот самый час, когда граф де Монсоро упал, сраженный шпагой
Сен-Люка, у ворот Анжера, закрытых, как известно, на все запоры,
протрубили разом четыре трубы.

Предупрежденная заранее стража подняла флаг и откликнулась такой же
симфонией.

Это подъехала к городу Анжеру Екатерина Медичи, в сопровождении
достаточно внушительной свиты.

Тотчас же дали знать Бюсси. Тот встал с постели и отправился к
принцу, который немедленно улегся в постель.

Арии, исполненные трубачами королевы, были, разумеется, прекрасными
ариями, но не обладали могуществом тех, которые разрушили стены Иерихона
- ворота Анжера не отворились.

Екатерина выглянула из кареты, чтобы показаться часовым, надеясь, что
ее царственный облик произведет большее впечатление, чем звуки труб.

Анжерские ополченцы, увидев королеву, приветствовали ее, и даже
весьма учтиво, но ворота остались закрытыми.

Екатерина послала к воротам одного из своих приближенных. Его там
осыпали любезностями.

Но когда он потребовал открыть ворота королеве-матери, настаивая,
чтобы ее величество была принята с почестями, ему ответили, что Анжер
военная крепость и поэтому ворота его не могут быть открыты без
соблюдения некоторых обязательных формальностей.

Весьма уязвленный полученным ответом, посланец вернулся к своей
повелительнице, и тогда Екатерина произнесла те слова, во всем их
горьком и глубоком значении, которые позже несколько видоизменил,
соответственно возросшему могуществу королевской власти, Людовик XIV.

- Я жду! - прошептала она.

И придворные, окружавшие ее карету, содрогнулись.

Наконец Бюсси, который около получаса наставлял герцога и придумывал
для него сотни государственных соображений, одно другого неоспоримее,
принял решение.

Он приказал покрыть коня нарядной попоной, выбрал пять дворян,
наиболее неприятных королеве-матери, и во главе их отправился парадным
аллюром навстречу ее королевскому величеству.

Екатерина начала уже чувствовать усталость, но не от ожидания, а от
размышлений над тем, как она отомстит людям, которые посмели нанести ей
такое оскорбление.

Она вспомнила арабскую сказку о заточенном в медном кувшине злом
духе. В первые десять лет своего пленения он обещал озолотить того, кто
его освободит, а затем, обозленный ожиданием, поклялся убить
неосторожного, который откроет крышку кувшина.

С Екатериной произошло то же самое. Сначала она обещала себе осыпать
милостями тех дворян, что поспешат ей навстречу.

Затем она дала зарок обрушить свой гнев на первого, кто явится к ней.

Расфранченный Бюсси подъехал к воротам и стал приглядываться, словно
ночной часовой, который не столько смотрит, сколько слушает.