Чтение 204–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

Не отвечая ни слова, король рухнул в кресло и разрыдался.

- Ах, ваше величество! - воскликнул он. - Зачем вы присутствовали на этом
заседании? Зачем вам нужно было видеть мое унижение? Разве для этого я вас
пригласил когда-то во Францию?

Подобная вспышка со стороны Людовика XVI была тем невыносимее, что такое
случалось с ним крайне редко. Королева, не сдержавшись, подбежала к королю и
упала перед ним на колени.

Дверь с шумом распахнулась и заставила ее обернуться. На пороге появилась
г-жа Кампан. Королева жестом ее остановила.

- Оставьте нас, Кампан! Оставьте нас! - приказала она.

Госпожа Кампан поняла, какое чувство владело в эту минуту королевой и
почему она просила ее уйти. Камеристка почтительно удалилась. Стоя за
дверью, она еще долго слушала, как супруги обменивались словами,
прерываемыми рыданиями.

Наконец все стихло; спустя полчаса дверь отворялась и королева кликнула
камеристку, - Госпожа Кампан! Потрудитесь передать это письмо господину де
Мальдену; письмо адресовано моему брагу Леопольду. Пусть господин де Мальден
немедленно отправляется в Вену; это письмо должно быть доставлено раньше,
чем туда дойдет весть о том, что нынче произошло... Если ему понадобятся
деньги, дайте ему сотни три луидоров; я вам потом верну.

Госпожа Кампан взяла письмо и вышла. Спустя два часа г-н де Мальден уже
скакал в Вену.

Хуже всего было то, что необходимо было улыбаться быть ласковыми,
сохранять веселый вид.

Весь остаток дня Тюильри затопляла необъятная толпа. Вечером город
сверкал огнями. Король и королева получили приглашение прокатиться в карете
по Елисейским полям в сопровождении адъютантов и командиров Национальной
гвардии Парижа.

При их появлении послышались крики: "Да здравствует король! Да
здравствует королева!" Но едва эти крики стихли и карета замедлила ход, как
какой-то простолюдин, оказавшийся рядом с дверкой, скрестил на груди руки и
со злобой проговорил:

- Не верьте им... Да здравствует нация! Карета снова покатила вперед;
однако человек этот взялся рукой за дверку и пошел рядом; всякий раз, как в
толпе кричали: "Да здравствует король! Да здравствует королева!", он
повторял все тем же пронзительным голосом:

- Не верьте им... Да здравствует нация!

Королева вернулась к себе совершенно разбитая этими беспрестанно
повторявшимися словами; поражало, с каким упорством и с какой ненавистью они
произносились.

В театрах стали устраивать представления: сначала - в Опере, потом - в
Комеди Франсез, затем - в Итальянской опере.

В Опере и в Комеди Франсез зал "был сделан", и потому короля и королеву
встретили дружные аплодисменты; но когда собрались было принять те же меры
предосторожности в Итальянской опере, оказалось поздно: билеты в партер были
уже забронированы.

Роялисты понимали, что в Итальянской опере вечером, возможно, будет
скандал. Опасение переросло в уверенность, когда стало ясно, кто будет
сидеть в партере.

Дантон, Камилл Демулен, Лежандр, Сантер занимали места в первом ряду.
Когда королева появилась в ложе, с галерей донеслись робкие аплодисменты. В
партере зашикали.

Королева с ужасом заглянула в разверстую пропасть: она будто сквозь
кровавую пелену видела глаза, пылавшие злобой и угрозой.

Никого из этих людей она не знала в лицо, не знала она и имен многих из
них.

"Что худого я им сделала. Боже мой?! - думала она, пытаясь скрыть в
улыбке свое смятение. - За что они меня так ненавидят?"

Вдруг ее взгляд остановился на человеке, стоявшем у одной из колонн,
поддерживавших галерею.

Человек этот не сводил с нее пристального взгляда.

Это был господин, которого она уже встречала в замке Таверне, потом - во
время возвращения из Севра, затем - в Тюильрийском саду; это был господин,
пугавший ее своими угрозами, а также таинственными и страшными действиями.

Раз с ужасом взглянув на этого человека, она уже не могла отвести от него
глаз. Он оказывал на нее столь же магическое воздействие, как удав - на
птичку.

Начался спектакль; королева сделала над собой усилие, стряхнула
наваждение, отвернулась и перевела взгляд на сцену.

Давали "Непредвиденные события" Гретри.

Однако несмотря на попытки позабыть о таинственном незнакомце, она,
словно против собственной воли подчиняясь магнетическому воздействию, время
от времени оборачивалась и устремляла испуганный взгляд все в том же
направлении.

А тот человек оставался на прежнем месте, стоя неподвижно и насмешливо
взглядывая на королеву. Это было болезненное, роковое наваждение, похожее на
ночной кошмар.

Атмосфера в зале была накалена до предела. Противоборствующие стороны
непременно должны были столкнуться, как это бывает во время грозы в августе,
когда две тучи, катящиеся с разных сторон одна навстречу другой, неотвратимо
наплывают друг на друга, высекая гром и молнию.

И случай наконец представился.

Очаровательная г-жа Дюгазон пела дуэт с тенором, и в этом дуэте были
такие слова:

О, как я люблю госпожу!

Отважная певица вышла на авансцену, устремив взгляд на королеву и
простирая к ней руки, и тем бросила залу роковой вызов.

Королева поняла, что сейчас поднимется буря.

Она в безотчетном ужасе отпрянула и взглянула на господина у колонны. Ей
почудилось, что он подал знак, которому сидевшие в партере немедленно
повиновались.

Весь партер хором вскричал:

- Нет больше господина! Нет больше госпожи! Свобода!..

Однако в ответ из лож и с галереи пронеслось:

- Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствуют отныне и
навечно наш господин и наша госпожа!

- Нет больше господина! Нет больше госпожи! Свобода! Свобода! Свобода! -
снова взвыл партер.

Вызов был брошен и принят, война объявлена, разгорелся бой.

Королева издала душераздирающий крик и закрыла глаза; у нее не было сил
смотреть на этого демона, короля стихии и разрушения.

В то же мгновение королеву обступили офицеры Национальной гвардии; они
закрыли ее собой и повлекли вон из ложи.

Но и в коридорах ее продолжали преследовать те же крики:

- Нет больше господина! Нет больше госпожи! Нет больше короля! Нет больше
королевы!

Она не помнила, как очутилась в карете. С этого вечера королева перестала
ходить в театр.

30 сентября Учредительное собрание через своего председателя Type
объявило, что считает свою миссию исполненной и закрывает заседания.

Вот, в нескольких словах, плоды его работы, которая велась два года и
четыре месяца!

Абсолютное разрушение монархии;

Создание народной власти;

Уничтожение всех привилегий дворянства и духовенства;

Арест ассигнаций на сумму в один миллиард двести миллионов;

Взятие в залог национальных богатств;

Признание свободы вероисповеданий;

Отмена монашеских обетов;

Отмена приказов о заточении без суда и следствия;

Установление равенства перед законом;

Отмена таможен внутри страны;

Образование Национальной гвардии;

Наконец, вотирование Конституции и принятие ее королем.

Король и королева должны были бы уж очень печально смотреть в будущее,
чтобы поверить, что следует более опасаться не только что распущенного
Собрания, а нового, которое еще только будет созвано.

Глава 22

ПРОЩАНИЕ С БАРНАВОМ

2 октября, то есть два дня спустя после роспуска Учредительного собрания,
в час, когда Барнав обыкновенно виделся с королевой, его пригласили к ее
величеству, но не в комнату г-жи Кампан в верхнем этаже, а в большой
кабинет.

Вечером того дня, когда король принес клятву верности Конституции,
часовые - адъютанты Лафайета - покинули внутренние покои дворца, и ежели
король в этот день не вернул себе былое могущество, то, уж во всяком случае,
он вновь обрел свободу.

Это было небольшим вознаграждением за унижение, на которое он, как мы
видели, с горечью жаловался королеве.

Это не был ни официальный, ни торжественный прием; Барнаву на сей раз не
пришлось прибегать к предосторожностям, которых до тех пор требовало его
присутствие в Тюильри.

Он был очень бледен и казался печальным; и его печаль и бледность
поразили королеву.

Она приняла его стоя, хотя знала, что молодой адвокат испытывает по