ампутированных конечностей. Я люблю вспоминать ту страшную ночь, потому что
благодаря ножу, - а нож знает, как глубоко нужно резать, чтобы вылечить,
чтобы рана зарубцевалась, - я спас тогда немало жизней.
отступил на шаг.
имя! И он жутко расхохотался.
этом погребе, освещенном лишь этой коптящей лампой?.. Я полагал, что вы -
лекарь его высочества графа д'Артуа.
принц эмигрировал; нет принца - не стало и конюшен; не стало конюшен - не
нужен и ветеринар. А я, кстати, сам уволился: я не желаю служить тиранам.
честолюбцев, потому что меня боится Байи, потому что меня ненавидит Неккер,
потому что меня преследует Лафайет, потому что он натравливает на меня
Национальную гвардию, потому что он, этот честолюбец, этот диктатор,
назначил за мою голову награду; но я его не боюсь! Я преследую его из своего
подвала, я обличаю диктатора! Знаете ли вы, что он на днях сделал?
табакерок с собственным изображением; в этом есть нечто такое.., а? Так вот,
я прошу славных граждан разбивать эти табакерки, когда они попадут к ним в
руки. Они найдут вот здесь, в моей газете, рассказ о великом роялистском
заговоре, потому что, как вам известно, пока бедный Людовик Шестнадцатый
горячо раскаивается в глупостях, к которым принуждает его Австриячка,
Лафайет замышляет заговор вместе с королевой.
Она недавно раздала столько белых кокард, что белая тесьма подорожала на три
су за локоть <Локоть - мера длины, равная приблизительно 120 см.>. Это мне
доподлинно известно от одной из дочерей госпожи Бертен, королевской
модистки, премьер-министра королевы, той самой модистки, которая говорит:
"Нынче утром я работала с ее величеством".
свет; она называется "Друг народа, или Парижский публицист"; это газета
политическая и беспристрастная. Чтобы расплатиться за бумагу и оттиск первых
двадцати экземпляров, - оглянитесь вокруг, - я продал все, вплоть до одеял и
простыней с кровати, на которой лежит ваш сын.
совершенно голом матрасе, обтянутом расползавшимся тиком; мальчик только что
задремал, сраженный усталостью и болью.
его тихое ровное дыхание, он успокоился и возвратился к хозяину погреба;
Жильбер ничего не мог с собой поделать: этот человек внушал ему интерес
сродни любопытству к дикому животному - тигру или гиене.
сбиваются в стаи; орел летает один! Вот мои помощники!
Вулкан - удачное сравнение, не правда ли? - кует гром и молнии. Каждую ночь
я исписываю по восемь страниц ин-октаво <Ин-октаво - в восьмую долю листа (о
формате)>, которые продаю утром, однако частенько восьми страниц оказывается
недостаточно, и тогда я удваиваю количество страниц; но и шестнадцати
страниц иногда бывает мало; я, как правило, начинаю писать размашисто, но
заканчиваю обычно мелким почерком. Другие журналисты публикуют свои статьи с
перерывами, они подменяют друг друга, оказывают друг другу помощь! Я же -
никогда! "Друг народа", - вы сами можете видеть копию, вот она, - "Друг
народа" от первой до последней строчки написан одной рукой. Это не просто
газета, нет! За ней стоит человек, личность, и этот человек - я!
жизни, а она дает мне десять дней, не требующих отдыха, и десять ночей без
сна... Живу я просто: я пишу. , пишу ночью, пишу днем... Ищейки Лафайета
вынуждают меня жить крадучись, взаперти, а я от этого только лучше работаю,
такая жизнь увеличивает мою работоспособность... Сначала она меня тяготила,
а сейчас я уже привык. Мне доставляет удовольствие смотреть на убогое
общество сквозь узкое косое оконце из моего погреба, сквозь сырую и темную
отдушину. Из глубины моего подземелья я правлю миром живых; я творю суд и
расправу и над наукой, и над политикой... Одной рукой я уничтожаю Ньютона,
Франклина, Лапласа, Монжа, Лавуазье, а другой заставляю трепетать Байи,
Некчера, Лафайета... Я их всех опрокину.., да, как Самсон, разрушивший храм,
а под обломками, которые, возможно, падут и на мою голову, я похороню
монархию...
слово то, что он слышал от изысканного Калиостро во дворце.
Национальное собрание?
прибавил:
несколько тысяч готовых на все бойцов, я ручаюсь, что через полтора месяца
Конституция была бы завершена, а политическая машина стала бы работать
безупречно и ни один проходимец не посмел бы этому помешать; люди стали бы
свободными и счастливыми; меньше чем через год народ стал бы процветать и
никого бы не боялся, и так было бы до тех пор, пока я жив.
налились кровью; желтая кожа блестела от пота; чудовище было величественно в
своем безобразии, как другой человек был бы величав в своей красоте.
этих столь мне необходимых нескольких тысяч людей... Нет, но я -
журналист.., нет, но у меня есть письменный прибор, бумага, перья.., нет, но
у меня - подписчики, читатели, для которых я - оракул, пророк,
прорицатель... У меня есть народ, которому я - друг, которого я веду от
предательства к предательству, от открытия к открытию, от отвращения к
отвращению... В первом номере "Друга народа" я разоблачал аристократов, я
говорил, что во Франции было шестьсот виновных и что для них будет
достаточно шестисот веревок... Ха, ха, ха! Месяц назад я немного ошибался!
События пятого и шестого октября меня просветили... Теперь я понимаю, что не
шестьсот виновных заслуживают суда, а десять, двадцать тысяч аристократов
достойны виселицы.
то, что вы задумали, а веревка станет дороже золота.
способ... - отвечал Марат. - Знаете ли, кого я жду к себе нынче вечером и
кто минут через десять постучит вот в эту дверь?
должно быть знакомо его имя: гражданин Гильотен...
депутатам собраться в Зале для игры в мяч, когда их выдворили из зала
заседаний.., очень хитрый господин...
чудесную машину, которая лишает жизни, не причиняя боли, - ведь смерть
должна быть наказанием, а не страданием, - и вот он изобрел такую машину, и
в ближайшие дни мы ее испытаем.
был уверен, что именно об этой машине и говорил ему граф.
отопри, Альбертина!
она, скрючившись, дремала, и, еще окончательно не проснувшись, медленно,
пошатываясь, пошла к двери.
двинулся к Себастьену, намереваясь взять его на руки и унести домой.
машина работает без посторонней помощи! Для ее обслуживания нужен всего один
человек! Стоит трижды сменить лезвие, и можно будет отрубать в день по
триста голов!
голос, - что она может отрубить эти головы совершенно безболезненно:
приговоренный к смерти успевает ощутить лишь холодок на шее.
человечку лет сорока пяти; его изящный костюм и изысканные манеры до
странности не гармонировали с внешним видом Марата; он держал в руках
небольшую коробку, формой и размерами напоминавшую те, в каких бывают
детские игрушки.
вглядываясь в темноту, прибавил вновь прибывший, - это доктор Жильбер, не
так ли?
буду счастлив услышать мнение столь выдающегося человека о моем детище.
Надобно вам заметить, дорогой Марат, что я нашел отличного плотника по имени
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Березин Федор
Каргалов Вадим
Каргалов Вадим