Чтение 302–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

увидел, как король взялся за принесенный хлеб, разломил его и протянул
камердинеру.

- Бедный мой Клери! По-видимому, они позабыли о вашем завтраке! Возьмите
у меня половину, мне хватит и другой половины, - сказал он.

Клери отказался; однако король стал настаивать, и он взял хлеб; он не
сдержался и зарыдал. Король тоже заплакал.

В десять часов член муниципалитета привел строителей, заканчивавших
ремонт; он подошел к королю и сочувственно проговорил:

- Сударь, я только что присутствовал на завтраке членов вашей семьи; мне
поручено вам передать, что все они в добром здравии.

Король почувствовал, как у него отлегло от сердца; сочувствие этого
человека подействовало на него благотворно.

- Благодарю вас, - проговорил он, - и прошу в ответ передать моей семье,
что я тоже чувствую себя хорошо А теперь, сударь, скажите, нельзя ли
принести мне несколько книг, которые я оставил в комнате королевы? Я буду
очень вам признателен, ежели вы прикажете доставить их сюда.

Член муниципалитета был бы рад исполнить эту просьбу, однако он очень
смутился: он не умел читать. Наконец, он сознался в этом Клери и попросил
его спуститься вместе с ним, чтобы отобрать книги, о которых говорил король.

Клери был счастлив: он мог таким образом сообщить королеве новости о ее
муже.

Людовик XVI подал ему знак одними глазами; этот знак содержал в себе
тысячу поручений, Клери застал королеву в спальне вместе с принцессой
Елизаветой я детьми.

Женщины плакали, маленький дофин тоже заплакал было, но слезы быстро
сохнут на детских глазах.

При появлении Клери королева, принцесса Елизавета и наследная принцесса
торопливо поднялись, безмолвно вопрошая его о состоянии короля.

Дофин подбежал к нему с криком:

- Мой добрый Клери!

К несчастью, Клери не мог им сказать ничего определенного: двое
сопровождавших его членов муниципалитета вошли в комнату вместе с ним.

Королева не сдержалась и обратилась непосредственно к ним:

- О господа! Смилуйтесь! Позвольте нам видеться с королем хоть несколько
минут в день и во время трапезы!

- Господа! - подхватил дофин. - Разрешите, пожалуйста, моему отцу к нам
вернуться, и я буду молиться за вас Богу!

Члены муниципалитета молча переглянулись; их молчание заставило женщин
закричать от боли и разрыдаться.

- Эх, черт возьми, была - не была! - вскричал тот, что говорил с королем.
- Они будут сегодня обедать вместе!

- А завтра? - спросила королева.

- Сударыня! - отозвался тот. - Мы подчиняемся коммуне; завтра мы сделаем
то, что она прикажет. А вы что на это скажете, гражданин? - спросил член
муниципалитета у своего товарища.

Тот в знак согласия кивнул головой.

Королева и принцессы, напряженно ожидавшие этого знака, вскрикнули от
радости. Мария-Антуанетта обняла обоих детей и прижала к себе; принцесса
Елизавета, воздев руки к небу, благодарила Господа. Эта нечаянная радость,
заставлявшая их кричать и плакать, походила скорее на скорбь.

Один из членов муниципалитета не сдержался и всплакнул, а
присутствовавший при этом Симон вскричал:

- Мне кажется, эти чертовы бабы и меня способны разжалобить!

Обращаясь к королеве, он продолжал:

- Ведь вот не плакали вы так, когда убивали десятого августа народ!

- Ах, сударь! - молвила в ответ королева. - Народ не понял наших чувств!
Если бы он знал нас лучше, он оплакивал бы нас, вот как этот господин!

Клери забрал заказанные королем книги и поднялся наверх; он спешил
сообщить своему хозяину добрую весть; однако члены муниципалитета его
опередили: до чего приятно быть добрым!

Обед подали у короля; собралась вся семья: это было похоже на праздник,
им казалось, что, выиграв один день, они выиграли все!

Да, они в самом деле выиграли все, потому что приговор коммуны не был
исполнен и король продолжал, как и раньше, видеться днем с семьей и обедать
вместе со всеми.

Глава 18

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ВНОВЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАСТЕР ГАМЕН

Утром того же дня какой-то человек, одетый в карманьолку, с красным
колпаком на голове, вошел, опираясь на костыль, в министерство внутренних
дел.

Ролан был невероятно доступен, но как бы доступен он ни был, он, тем не
менее, был вынужден - словно он стал министром в период монархии, а не
Республики, - итак, он был вынужден, как мы сказали, держать в приемной
секретарей.

Человек с костылем, в карманьолке и в красном колпаке, был, таким
образом, принужден остановиться в приемной перед преградившим ему путь
секретарем.

- Что вам угодно, гражданин? - спросил тот.

- Я хочу поговорить с гражданином министром, - отвечал человек в
карманьолке.

Две недели тому назад титулы гражданина и гражданки заменили сударя и
сударыню.

Секретари - всегда секретари, то есть люди бесцеремонные, - мы говорим о
секретарях министерских!

Секретарь покровительственным тоном заметил:

- Друг мой, намотайте себе на ус: с гражданином министром так просто не
поговоришь.

- А как же можно поговорить с гражданином министром, гражданин секретарь?
- спросил человек в красном колпаке.

- Надо прежде изложить свой вопрос письменно.

- Я думал, что так делали при тиране, а после Революции, когда все
свободны, министры перестали быть аристократами.

Это замечание заставило секретаря задуматься.

- Вообще это не так уж приятно, - продолжал человек в красном колпаке,
карманьолке и с костылем, - ты тащишься из Версаля только ради того, чтобы
оказать министру услугу, а он тебя еще и не принимает.

- Вы пришли оказать гражданину Ролану услугу?

- Ну еще бы!

- Какую же именно?

- Я пришел, чтобы рассказать про заговор.

- Ну, заговоров у нас и так предостаточно!

- А?

- Так вы за этим пришли из Версаля?

- Да.

- Ну, можете возвращаться в свой Версаль.

- Ладно, я пойду, да только ваш министр пожалеет, что меня не принял.

- Ах, ты!.. Ведь это приказ... А вы изложите свое дело на бумаге и
приходите, тогда все пойдет своим чередом.

- Это ваше последнее слово?

- Это мое последнее слово.

- Похоже на то, что к гражданину Ролану труднее попасть на прием, чем
когда-то пройти к его величеству Людовику Шестнадцатому!

- Что вы хотите этим сказать?

- Я сказал то, что сказал.

- Так что же вы сказали?

- Я сказал, что было время, когда я заходил в Тюильри, когда хотел.

- Вы?

- Да, мне Достаточно было лишь назвать себя.

- Как же вас зовут? Король Фридрих-Вильгельм или, может, император
Франц?

- Нет, я вам не тиран, не работорговец, не аристократ; я всего-навсего
Никола-Клод Гамен, мастер мастеров и всеобщий учитель.

- Учитель чего?

- Слесарного дела! Вы что, не знаете Никола-Клода Гамена, бывшего учителя
слесарного дела господина Капета?

- Как?! Это вы, гражданин?..

- Никола-Клод Гамен.

- Слесарь бывшего короля?

- Вернее было бы сказать, его учитель, понимаете, гражданин?

- Именно это я и имел в виду.

- Ну, так вот он я собственной персоной! Секретарь взглянул на своих
товарищей, словно спрашивая, как ему быть; те закивали.

- Тогда другое дело! - молвил секретарь.

- Что вы хотите этим сказать: другое дело?

- Я хочу сказать, что вы должны написать свое имя на клочке бумаги, а я
передам его гражданину министру.

- Написать? А-а, ну да, ну да: написать! Я не очень-то был силен в этом
деле и до того, как они меня отравили, эти разбойники; а уж теперь-то и того
хуже! Взгляните, что со мной сделал их мышьяк!

И Гамен показал на свои искривленные ноги, согбенную спину, на сведенную,
похожую на клешню, руку со скрюченными пальцами.

- Ах вы, бедняга! Неужто это они вас так отделали?

- Они самые! Вот об этом я и хотел рассказать гражданину министру, да и
еще кое о чем... Я слышал, его собираются судить, этого разбойника Капета, и
то, что я скажу, может статься, не помешает нации, принимая во внимание
времена, в которые мы живем.

- В таком случае присядьте и подождите, гражданин; я сейчас напишу о вас