серого сукна и пара серых шелковых чулок.
немедленно зарыт. Все было подготовлено и исполнено в строгом соответствии с
приказами временного исполнительного совета Французской Республики; вместе с
гражданами Рикавом, Ренаром и Даморо и викариями церкви Святой Магдалины,
подписали:
восемнадцать лет; он находился под стражей пять месяцев и восемь дней.
на Францию, но и на всю Европу.
Глава 24
СОВЕТ КАЛИОСТРО
пустынным и освещенным улицам Парижа, казавшимся еще более печальными из-за
иллюминации, и размахивали носовыми платками и обрывками рубашек, смоченных
в крови, с криками: "Тиран мертв! Вот она, кровь тирана!" - во втором этаже
одного из домов на улице Сент-Оноре встретились двое; каждый из них думал о
своем.
не то глубоко задумавшись, не то переживая большое горе; другой, судя по
одежде - деревенский житель, большими шагами мерял комнату, мрачно
поглядывая перед собой, наморщив лоб, скрестив на груди руки; но всякий раз,
как он проходил мимо стола, он украдкой вопросительно взглядывал на
товарища.
ответить на этот вопрос. Наконец крестьянину надоело молчать, и, подойдя к
человеку в черном, он заговорил, в упор глядя на того, к кому обращался:
голосовал за смерть короля!
своему товарищу со словами:
совести и я - тоже; только я голосовал за жизнь, а вы - за смерть. А как
ужасно лишать человека того, что никакая человеческая власть не в силах ему
вернуть!
свобода - это бунт, а правосудие существует только для королей, иными
словами - для тиранов? Что же тогда остается народам? Право служить и
повиноваться И это говорите вы, господин Жильбер, ученик Жан-Жака, гражданин
Соединенных Штатов!
здравого смысла, и я вам разрешаю ответить мне со всей утонченностью вашего
ума. Допускаете ли вы, что нация, считающая себя угнетенной, имеет право
лишить свою Церковь владений, урезать в правах или вовсе уничтожить своего
властелина, объявить им бой и освободиться от ига?
закреплять путем насилия, с помощью убийства. Помните: "Человек, ты не
имеешь права убивать своих ближних!"
враг! Я вспоминаю, как моя бедная мать читала мне Библию; я помню, что
Самуил говорил иудеям, просившим у него царя.
пропал! Я вас попросту спрошу: имели мы право взять Бастилию?
устроить день Игры в мяч?
праздником телохранителей и сосредоточением войска в Версале, пойти за
королем в Версаль и привести его в Париж?
сторону неприятеля, задержать его в Варенне?
Конституции тысяча семьсот восемьдесят девятого года король ведет переговоры
с эмигрантами и вступает в сговор с заграницей?
имели мы право на десятое августа, иными словами - захватить Тюильри и
провозгласить низложение?
повод к заговорам против свободы, передать его в руки Национального
конвента, чтобы судить его?
заключению, к чему угодно, но не к смерти.
судили его с точки зрения народа, дорогой мой Бийо; а ведь он-то действовал
как монарх. Разве он был тираном, как вы его называете? Нет. Разве он был
угнетателем народа? Нет. А соучастником преступлений аристократии? Нет. А
врагом свободы? Нет!
жизни?
я судил его еще более пристрастно, чем мне бы того хотелось. Будучи выходцем
из народа или, вернее, будучи сыном народа, я, держа в своей руке весы
правосудия, чувствовал, что чаша страдании народа перевешивала. Вы смотрели
на него издали, Бийо, и вы видели его совсем не таким, как я: не
удовлетворенный доставшейся ему королевской властью, он подвергался нападкам
и Собрания, считавшего его еще чересчур сильным, и честолюбивой королевы, и
недовольной, чувствовавшей себя униженной знати, и непримиримого
духовенства, и озабоченной лишь собственной судьбой эмиграции, и, наконец,
его братьев, разъехавшихся по всему свету, чтобы от его имени возглавить
врагов Революции... Вы сказали, Бийо, что король не был вашим ближним, что
он был вашим врагом. Но ведь ваш враг побежден, а побежденного врага не
убивают. Хладнокровное убийство - это не суд, это - убийство. Вы только что
превратили монархию в мученицу, а правосудие - в месть. Берегитесь!
Берегитесь! Перегибая палку, вы так и не добились желаемого результата. Карл
Первый был казнен, а Карл Второй стал королем. Иаков Второй был сослан, и
его сыновья умерли в изгнании. Человек по природе впечатлителен, Бийо, и мы
только что оттолкнули от себя на полвека, на столетие, может быть, большую
часть населения, которое судит о революциях, руководствуясь сердцем. Ах,
поверьте мне, друг мой: именно республиканцы более других должны оплакивать
смерть Людовика Шестнадцатого, потому что эта смерть падет на их головы и
будет стоить им Республики.
голос.
вскричали:
защищаем, имеет две стороны, и каждый, глядя на него со своей стороны, может
сказать:
Калиостро.
Жильбер.
ваш суд. Если бы вы осудили короля, вы были бы правы; но вы осудили человека
- вот в чем заключается ваша ошибка.
Жильбер.
неведомый народу, затерявшийся в окружении придворных, отгородившийся стеной
швейцарцев; надо было убить его седьмого октября или одиннадцатого августа:
седьмого октября и одиннадцатого августа это был тиран! Но после того, как
его в течение пяти месяцев продержали в Тампле, где он находился у всех на
виду, ел, спал на глазах у народа, стал приятелем простого человека,