слабости, не утаивая от него своих забот и роняя слезы. - Когда вы говорите
о нападках, то, надеюсь, вы не имеете в виду меня, не так ли? Я стал
исповедовать монархические принципы, пока видел при дворе лишь слабость и
еще не знал ни душу, ни ум венценосной дочери Марии-Терезии. Я отстаивал
права монархов, но вызывал лишь подозрительность, а во всех моих поступках
злорадно выискивали ловушки. Я служил королю, отлично понимая, что от
справедливого, но обманутого монарха мне нечего ждать, кроме
неблагодарности. На что же я способен теперь, ваше величество, когда доверие
удесятерило мою отвагу, когда признательность, внушаемая мне оказанным
приемом, обращает мои принципы в настоящий долг? Теперь уже поздно, я знаю,
ваше величество, что поздно!.. - сокрушенно покачав головой, продолжал
Мирабо. - Монархия, предлагая мне взяться за дело спасения, возможно, в
действительности предлагает мне погибнуть вместе с него! Если бы я
хорошенько поразмыслил, я, вероятно, не испросил бы у вашего величества
аудиенции в такое время, когда король передал в палату знаменитую красную
книгу, от которой зависела честь его друзей.
замешан в этом предательстве? Разве вы не знаете, как все произошло на самом
деле? У короля потребовали красную книгу, и он передал ее только с те
условием, что комитет сохранит ее в тайне. А комитет опубликовал! Это -
неуважение комитета по отношению к королю, а не предательство, совершенное
королем по отношению к своим друзьям.
публикации, которую я осуждаю как честный человек и отвергаю как депутат. В
то время, как король клялся в любви к Конституции, у него был постоянный
агент в Турине, в логове смертельных врагов этой самой Конституции. В тот
час, как он говорил о необходимости денежных реформ и, казалось, принимает
те, которые предложило ему Национальное собрание, в Трире существовали,
находясь на полном его обеспечении, большая и малая конюшни, подчинявшиеся
принцу де Ламбеку, смертельному врагу всех парижан, изо дня в день заочно
требующих его повесить. Король платит графу д'Артуа, принцу де Конде, всем
эмигрантам огромные деньги, пренебрегая принятым два месяца назад декретом
об отмене этих выплат. Правда, король забыл утвердить этот декрет. Что вы
хотите, ваше величество! Все эти два месяца мы тщетно пытались понять, куда
делись шестьдесят миллионов, и так их и не нашли. Короля просили, умоляли
сообщить, куда ушли эти деньги: он отказался отвечать. Тогда комитет счел
себя свободным от данного обещания и опубликовал красную книгу. Зачем король
отдает оружие, которое может обернуться против него?
вскричала королева, - вы не советовали бы ему проявлять слабости, которые
обращают потом в оружие против него самого, которые.., о да, будем
откровенны.., которые его бесчестят?!
отвечал Мирабо, - я стал бы защитником монархической власти, определенной
законом, и апостолом свободы, гарантированной монархической властью. У этой
свободы, ваше величество, есть три врага: духовенство, знать и парламенты.
Религия ушла в прошлое, ее убило предложение господина де Талейрана. Знать
существовала и будет существовать всегда; по моему мнению, с ней необходимо
считаться, потому что без знати нет и монархии, однако ее нужно сдерживать,
а это возможно лишь в том случае, если народ и королевская власть заключат
союз. Но королевская власть никогда не пойдет на это по доброй воле, пока
существуют парламенты, потому что в чих - губительная надежда короля и знати
на то, что все вернется на круги своя. Итак, путем уничтожения власти
Духовенства и роспуска парламентов оживить исполнительную власть, возродить
королевскую власть и помирить ее со свободой - вот в чем заключается моя
политика. Ее-! ли король со мной согласен, пусть он примет такую политику,
если он придерживается другого мнения, он ее отвергнет.
собеседника, одним взглядом охватившего разом и прошлое, и настоящее, и
будущее. - Я не знаю, совпадают ли политические взгляды короля с вашими. Но
я точно знаю, что если бы я имела какую-нибудь власть, я приняла бы ваши
предложения. Каким же, по вашему мнению, способом можно достичь этой цели? Я
готова выслушать вас, я не скажу с вниманием, но не без интереса, я бы даже
сказала - с благодарностью.
самую глубину ее души, и увидел, что если ему и не удалось окончательно ее
убедить, то по крайней мере его идеи увлекли ее величество.
Мария-Антуанетта, льстила самолюбию тщеславного Мирабо.
но в провинции еще остались огромные толпы приверженцев, которых мы можем
собрать в кулак. Вот почему я считаю, что король должен уехать из Парижа, но
не из Франции. Пусть его величество отправляется в Руан в самое сердце
армии, а там издаст указы более популярные, нежели декреты Национального
собрания; и тогда кончится гражданская война, потому что король окажется
большим революционером, чем сама Революция.
неужели она вас не пугает? - спросила королева.
знаю, что с ней нужно поделиться, бросить ей кость. И я уже говорил
королеве: это выше человеческих сил, пытаться восстановить на прежнем троне
монархию, сметенную этой самой революцией. Во Франции этой революции
содействовали все, от короля до последнего из подданных, либо в мыслях, либо
действием, либо умолчанием. Я намерен встать на защиту не прежней монархии,
ваше величество, я мечтаю, усовершенствовать, возродить, наконец, установить
форму правления, в той или иной мере сходную с той, что привела Англию к
aiiгею славы и могущества. После того, как король, судя по тому, что мне
рассказывал господин Жильбер, представил себя в тюрьме и на эшафоте на месте
Карла Первого, его величество король наверное довольствовался бы троном
Вильгельма Третьего или Георга Первого, не правда ли?
от ужаса: она вспомнила о видении в замке Таверне и о наброске машины
смерти, изобретенной доктором Гильотеном. - Граф! Верните нам эту монархию,
и вы увидите, останемся ли мы неблагодарными, в чем нас обвиняют недруги.
Пусть меня поддержит король, пусть меня поощрит королева, и я даю вам слово
дворянина, что сдержу данное вашему величеству обещание иди умру, исполняя
его!
моей спиной - пятивековая династия!.. - заметила Мария-Антуанетта. - За мною
- семьдесят французских королей от Фарамона до Людовика Пятнадцатого, спящих
в своих гробницах. Они будут свергнуты с престола вместе с нами, если наш
трон падет!
обязательство, оно велико, я это знаю, ваше величество, однако оно не
больше, чем моя воля, и не сильнее, нежели моя преданность. Будучи уверен в
добром отношении ко мне моей королевы и в доверии моего короля, я готов
взяться за это дело!
и за короля.
завоевать столько сердец.
оставалась неутоленной.
- Когда ваша венценосная мать, императрица Мария-Терезия, оказывала
кому-нибудь из своих подданных честь личной с ней встречи, она никогда не
отпускала его, не позволив припасть губами к своей руке.
улечься у ее ног. С торжествующей улыбкой на устах она неторопливо протянула
свою прекрасную руку, холодную, как мрамор.
произнес:
исполнимость своего пророчества.
Глава 19
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ФЕРМУ
и, забыв на время о страданиях женщины, занимается спасением королевы; в то
время как Мирабо, подобно герою Алкиду, надеется удержать в одиночку готовый
вот-вот обрушиться монархический небосвод, угрожающий раздавить его в своем
падении, мы предлагаем утомленному политикой читателю возвратиться к более
скромным действующим лицам и менее известным местам.
во время второго путешествия Лафайета из Арамона в столицу, заставили
фермера поспешить на ферму или, вернее, заставили отца поторопиться на
встречу с дочерью.
той небезызвестной, богатой событиями ночи, когда из коллежа сбежал
Себастьен Жильбер, уехал в Париж виконт Изидор де Шарни и лишилась чувств
Катрин на дороге, ведшей из Виллер-Котре в Писле.
Катрин на ферму, узнал от рыдавшей девушки, что случившийся с ней обморок
вызван отъездом Изидора, потом вернулся в Арамон, тяжело переживая это