поддерживаемый хирургом, потом ходил с палочкой и, наконец, ходил свободно.
выздоровления своего сожителя взглядом порой тусклым, порою яростным, но
неизменно угрожающим.
с действительностью. Он воображал, что Ла Моль погиб, погиб навеки, и даже
дважды, а не однажды, и тем не менее он видел, что призрак Ла Моля лежит на
такой же кровати, на какой лежит он сам; потом, как мы уже сказали, он
видел, что этот призрак встает с постели, потом начинает ходить и - что
самое ужасное - подходит к его кровати. Призрак, от которого Коконнас готов
был убежать хоть в ад, подходил к нему, останавливался и глядел на него,
стоя у изголовья; мало того, в чертах его лица проглядывали нежность и
сострадание, и это представлялось Коконнасу дьявольской насмешкой.
страстная, слепая жажда мести. Коконнасом овладела одна-единственная мысль:
раздобыть какое-нибудь оружие и ударить то ли тело, то ли призрак Ла Моля,
мучивший его так жестоко. Платье пьемонтца сначала повесили на стул, а потом
унесли, рассудив, что оно выпачкано кровью и что лучше убрать его с глаз
раненого, но кинжал оставили на стуле, полагая, что у него нескоро возникнет
желание пустить его в ход. Коконнас увидел кинжал, и три ночи подряд, когда
Ла Моль спал, он все пытался дотянуться до кинжала; три раза силы изменяли
ему, и он терял сознание. Наконец на четвертую ночь Коконнас дотянулся до
кинжала, схватил его кончиками стиснутых пальцев и, застонав от боли,
спрятал под подушку.
Моля, видимо, с каждым днем все больше набирался сил, в то время как он,
Коконнас, всецело поглощенный страшным видением, тратил все Больше сил на
хитроумный замысел, который должен был избавить его от призрака; и вот
теперь призрак Ла Моля становился все бодрее и бодрее, задумчиво прошелся
раза три по комнате, затем накинул плащ, опоясался шпагой, надел на голову
широкополую фетровую шляпу, отворил дверь и вышел.
течение двух-трех часов кровь циркулировала спокойнее в его жилах, он
чувствовал себя бодрее, чем когда-либо со времени дуэли; двухдневное
отсутствие Ла Моля вернуло бы пьемонтцу сознание, а недельное, быть может,
излечило бы его, но, к несчастью, Ла Моль вернулся через два часа.
не один, Коконнас даже не взглянул на его спутника.
волосами, падавшими до бровей, и с черной бородой, покрывавшей, вопреки моде
того времени, всю нижнюю часть лица, но вновь прибывший, видимо, не очень-то
интересовался модой. На нем был кожаный камзол, весь покрытый бурыми
пятнами, штаны цвета бычьей крови, такого же цвета колпак, красная фуфайка,
грубые кожаные башмаки, доходившие до икр, и широкий пояс, на котором висел
нож в ножнах.
нереальным, бросила на стул свой бурый плащ и, громко топая, подошла к
кровати Коконнаса, а Коконнас, словно околдованный, не спускал глаз со
стоявшего в стороне Ла Моля. Незнакомец осмотрел больного и покачал головой.
теми дамами, да они меня и слушать не стали. Если бы сделали то, что я
сказал, вместо того чтобы слушать этого набитого дурака по имени Амбруаз
Паре, вы оба давным-давно ухаживали бы за дамочками или еще разок обменялись
ударами шпаг, коли припала бы охота. Ну что ж, посмотрим! Ваш приятель хоть
что-нибудь понимает?
вторично покачал головой.
вечером я вам пришлю питье; дадите ему выпить в три приема, минута в минуту:
в полночь, в час ночи и в два часа ночи.
исследовать и узнать, из чего оно состоит?..
придет от имени парфюмера Рене. Уж один-то раз я могу воспользоваться его
именем: сам он частенько занимается моим делом, не имея на то законных прав.
дело со мной, обычно не бывают мне признательны, так что я не удивлюсь,
ежели и этот дворянин, встав на ноги, забудет или, вернее, не потрудится
вспомнить обо мне.
случае я освежу его память.
два часа питье будет у вас. Слышите? Надо дать его в три приема: сначала в
полночь, потом через каждый час.
слитные звуки слов, невнятное журчание фраз. Из всего разговора в памяти у
него застряло только слово "полночь".
ходил по комнате.
предусмотрительно поставил его на маленькую серебряную грелку и лег в
постель.
горячечная дремота оказалась лишь продолжением его бреда наяву. Призрак,
который преследовал его днем, гонялся за ним и ночью: сквозь сухие веки он
все время видел Ла Моля, по-прежнему грозившего бедой, и какой-то голос
шептал ему на ухо: "Полночь! Полночь! Полночь!".
открыл воспаленные глаза; его жгучее дыхание обжигало сухие губы; неутолимая
жажда томила пышущее жаром горло; ночничок светился, как обычно, и в тусклом
его мерцании множество призраков танцевало перед блуждающим взором
Коконнаса.
по комнате, как кружит ястреб над замершей птицей, и, показывая кулак,
направляется к нему. Коконнас сунул руку под подушку, схватил кинжал и
приготовился выпустить кишки своему врагу.
мне грозишь, ты показываешь мне кулак, ты улыбаешься! Иди, иди! Ага! Ты
крадешься потихоньку, шаг за шагом! Иди, иди, я тебя зарежу!
деле перешел от глухой угрозы к действию: из-под одеяла молнией сверкнул
клинок, но усилие, которое он сделал, чтобы приподняться, отняло у пьемонтца
последние силы: рука, протянутая к Ла Молю, остановилась на полпути, кинжал
выскользнул из ослабевших пальцев, а умирающий рухнул на подушку.
чашку к его губам, - пейте, мой бедный товарищ, а то вы весь горите.
на больной мозг раненого, на самом деле оказался чашкой, которую Ла Моль
поднес к губам пьемонтца.
к раненому вернулся разум или, вернее, инстинкт:, Коконнас почувствовал во
всем теле неизъяснимое блаженство, какого он не испытывал еще ни разу;
открыв глаза, он осмысленно посмотрел на Ла Моля, который с улыбкой
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Афанасьев Роман