Чтение 79–й страницы книги ~Королева Марго~

Все его ответы были вполне точны. Мать приказала ему не выходить из своих
покоев, а потому он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но так как его
покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, то он
сначала уловил звук, похожий на звук отпираемой двери, потом - ругательства,
потом - выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел
бегущего человека в вишневом плаще.

Карл с матерью переглянулись.

- В вишневом плаще? - переспросил король.

- В вишневом плаще, - повторил герцог Алансонский.

- А этот вишневый плащ не вызывает у вас никаких подозрений?

Герцог Алансонский собрал все силы, чтобы ответить как можно
естественнее.

- Должен признаться вашему величеству: на первый взгляд мне показалось,
что это плащ одного из моих дворян, - ответил он.

- А как зовут этого дворянина?

- Де Ла Моль.

- А почему же этот де Ла Моль не был при вас, как того требует его
должность?

- Я отпустил его, - ответил герцог.

- Хорошо! Идите! - сказал Карл. Герцог Алансонский направился к той же
двери, в которую вошел.

- Нет, не сюда, - сказал Карл, - а вон туда. И он указал на дверь в
комнату кормилицы. Карл не хотел, чтобы Франсуа и Генрих встретились. Он не
знал, что они виделись; правда, то была одна минута, но этой минуты было
достаточно, чтобы зять и шурин согласовали свои действия...

Когда герцог вышел, по знаку Карла впустили Генриха. Генрих не стал
ждать, чтобы Карл начал его допрашивать.

- Ваше величество, - заговорил он, - вы хорошо сделали, что послали за
мной, я и сам собирался идти к вам просить вас о правосудии.

Карл нахмурил брови.

- Да, о правосудии, - повторил Генрих. - Начну с благодарности вашему
величеству за то, что вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы
спасли мне жизнь. Но что я сделал? За что хотели меня убить?

- Не убить, - поспешно сказала Екатерина, - а арестовать.

- Пусть - арестовать, - ответил Генрих. - Но за какое преступление? Если
я в чем-нибудь виновен, то виновен утром так же, как был виновен вчера
вечером. Государь, скажите мне, какое преступление я совершил?

Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.

- Сын мой, - вступила в разговор Екатерина, - у вас бывают подозрительные
люди.

- Допустим, - сказал Генрих. - И эти подозрительные люди компрометируют и
меня, не так ли, ваше величество?

- Да, Генрих.

- Назовите же мне их! Назовите! Устройте мне с ними очную ставку!

- Верно! - заметил Карл. - Анрио имеет право требовать объяснений.

- Я этого и требую! - продолжал Генрих, чувствуя преимущество своего
положения и стремясь им воспользоваться. - Этого я и требую у моего доброго
брата Карла и у моей доброй матушки Екатерины. Разве я не был хорошим мужем
с тех пор, как женился на Маргарите? Спросите Маргариту. Разве я не был
правоверным католиком? Спросите моего духовника. Разве я не был любящим
родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.

- Да, это правда, Анрио, - сказал король, - но все же говорят, что вы в
заговоре.

- Против кого?

- Против меня.

- Государь, если бы я вступил в заговор против вас, мне осталось бы
только предоставить событиям идти своим чередом, когда ваша лошадь с
перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан набросился на ваше
величество.

- Смерть дьяволу! А ведь он прав, матушка!

- Но все-таки кто же был у вас ночью?

- В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за себя,
я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в
десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ночь я провел с ним. Я не мог
одновременно быть с его величеством и знать, что происходит у меня в покоях.

- Это правда, - отвечала Екатерина, - но правда и то, что кто-то из ваших
людей убил двух стражников его величества и ранил де Морвеля.

- Кто-то из моих людей? - переспросил Генрих. - Кто же это? Назовите
его!..

- Все обвиняют де Ла Моля.

- Де ла Моль вовсе не мой человек - он состоит на службе у герцога
Алансонского, которому рекомендовала его ваша дочь.

- Но, может быть, у тебя все-таки был Ла Моль, Анрио? - спросил Карл.

- Почем же я знаю, государь? Я не скажу ни "да", ни "нет". Де Ла Моль -
человек очень милый, услужливый, всецело преданный королеве Наваррской, он
частенько приходит ко мне с поручениями то от Маргариты, которой он
признателен за рекомендацию герцогу Алансонскому, то с поручением от самого
герцога. Я не могу утверждать, что это был не Ла Моль...

- Это был он, - сказала Екатерина. - Его узнали по вишневому плащу.

- А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? - спросил Генрих.

- Да.

- А у того человека, который так лихо расправился с двумя моими
стражниками и с Морвелем...

- ..тоже был вишневый плащ? - перебил короля Генрих.

- Совершенно верно, - подтвердил Карл.

- Ничего не могу сказать, - ответил Беарнец. - Но мне кажется, что если у
меня в покоях был не я, а, как вы утверждаете, Ла Моль, то следовало бы
вызвать не меня, а Ла Моля и допросить его. Однако, ваше величество, -
продолжал Генрих, - я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство.

- На какое?

- Если бы я, видя приказ, подписанный королем, вместо того, чтобы
подчиниться ему, оказал бы сопротивление, я был бы виновен и заслужил бы
любое наказание. Но ведь это был не я, а какой-то незнакомец, которого
приказ ни в малой мере не касался! Его хотели арестовать незаконно - он стал
защищаться; быть может, защищался он чересчур усердно, но он был в своем
праве!

- Однако... - пробормотала Екатерина.

- Приказ требовал арестовать именно меня? - спросил Генрих.

- Да, - ответила Екатерина, - и государь подписал его собственноручно.

- А значилось ли в приказе - в случае, если меня не будет, арестовать
всякого, кто окажется на моем месте?

- Нет, - ответила Екатерина.

- В таком случае, - продолжал Генрих, - до тех пор, пока не будет
доказано, что я заговорщик, а человек, находившийся у меня в комнате, мой
сообщник, - этот человек невиновен.

С этими словами он повернулся к Карлу IX.

- Государь, я никуда не выйду из Лувра, - обратился к нему Генрих. - Я
даже готов по одному слову вашего величества отправиться в любую
государственную тюрьму, в какую вам будет угодно меня направить. Но пока не
будет доказано противного, я имею право назвать себя, и я себя называю самым
верным слугой, верноподданным и братом вашего величества!

И тут Генрих с таким достоинством, какого в нем доселе не замечали,
поклонился Карлу и удалился.

- Браво, Анрио! - сказал Карл, когда король Наваррский вышел.

- Браво? За то, что он вас высек? - заметила Екатерина.

- А почему бы мне не аплодировать? Разве я не говорю "браво", когда мы с
ним фехтуем, и он наносит мне удары? Матушка, вы напрасно так
пренебрежительно отнеситесь к этому молодцу.

- Сын мой, - ответила Екатерина, - я не пренебрежительно отношусь к нему,
я его боюсь.

- И это напрасно, матушка! Анрио мне друг, и, как он справедливо заметил,
если бы он составлял против меня заговор, он дал бы кабану сделать свое
дело.

- Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем?
- спросила Екатерина.

- Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио спас мне жизнь? Он
спас меня - вот что самое важное! И - смерть всем чертям! - я не позволю
огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом
Алансонским, у которого он служит.

Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь
придать определенную форму своим смутным подозрениям.

Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.

У себя Екатерина застала Маргариту - та ждала ее.

- А-а! Это вы, дочь моя! - сказала она. - Я посылала за вами вчера
вечером.

- Я знаю, но меня не было дома.

- А утром?

- Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить
величайшую несправедливость.

- Какую?

- Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?

- Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю - приказы об аресте
отдает король, а не я.

- Не будем играть словами, когда речь идет о таком серьезном деле! Ла
Моля арестуют, ведь так?

- Весьма вероятно.

- По обвинению в том, что сегодня ночью он находился в спальне короля
Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?

- Да, его обвиняют в этом преступлении.

- Его обвиняют в этом несправедливо, - сказала Маргарита, - де Ла Моль