Чтение 95–й страницы книги ~Королева Марго~

вдруг услыхал три легких удара в потолок - это был сигнал, который он сам
должен был подавать в случае опасности, когда его господин был у г-жи де
Сов, а он стоял на страже.

Эти три удара заставили его вздрогнуть; по какому-то странному наитию он
понял, что сейчас эти три удара были предупреждением ему самому. Он подбежал
к зеркалу и взял записку, которую уже успел туда положить.

Екатерина сквозь щелку между портьерами следила за всеми движениями
мальчика; она видела, что он бросился к зеркалу, но не знала - для того ли,
чтобы спрятать записку, или для того, чтобы ее взять.

"Почему же он не уходит?" - с нетерпением пробормотала флорентийка.

Она с улыбкой вернулась в комнату.

- Ты еще здесь, мой мальчик? - спросила она. - Чего же ты ждешь? Ведь я
сказала тебе, что устрою твою судьбу! Ты мне не веришь?

- Избави Боже, ваше величество! - отвечал Ортон.

Подойдя к королеве-матери, мальчик опустился на колено, поцеловал полу ее
платья и быстро вышел.

Выйдя из комнаты, он увидел в передней командира охраны, ожидавшего
Екатерину. Это зрелище не только не ослабило, а лишь усилило подозрения
Ортона.

Как только Екатерина увидела, что портьера опустилась за Ортоном, она
бросилась к зеркалу. Но тщетно ее дрожавшая от нетерпения рука шарила за
зеркалом - записки не было.

А между тем она была уверена, что видела, как мальчик подходил к зеркалу.
Значит, он подходил, чтобы взять, а не положить записку. Рок посылал ее
противникам силы, равные ее силам. Мальчик превращался в мужчину с той
минуты, как он вступал в борьбу с нею.

Она все перевернула, пересмотрела, перерыла - ничего!..

- Ах, дрянь ты этакая!.. - воскликнула она. - Я не желала ему зла, но,
раз он взял записку, он сам решил свою участь! Эй! Господин де Нансе! Эй!

Звонкий голос королевы-матери пролетел через гостиную и донесся до
передней, где, как мы уже сказали, пребывал командир охраны.

Де Нансе вбежал в комнату.

- Я здесь, ваше величество! - сказал он. - Что вам угодно?

- Вы были в передней?

- Да, ваше величество.

- Вы видели выходившего отсюда юношу, мальчика?

- Видел сию минуту.

- Он, наверно, недалеко ушел?

- Самое большое - до середины лестницы.

- Позовите его.

- Как его зовут?

- Ортон. Если он не захочет вернуться, приведите его силой. Только не
пугайте его, если он не будет сопротивляться. Мне надо поговорить с ним сию
же минуту.

Командир выбежал из комнаты.

Как он и предполагал, Ортон едва успел дойти до середины лестницы, ибо
спускался он нарочито медленно, в надежде встретить на лестнице или увидеть
где-нибудь в коридорах короля Наваррского или г-жу де Сов.

Услышав, что его зовут, он вздрогнул.

Он сделал было движение, чтобы бежать, но, будучи умен не по летам, он
понял, что если побежит, то все Погубит.

Он остановился.

- Кто меня зовет?

- Я, господин де Нансе, - ответил командир охраны, сбегая вниз по
лестнице.

- Я очень спешу, - сказал Ортон.

- Я от ее величества королевы-матери, - возразил де Нансе, подходя к
Ортону.

Мальчик вытер пот, струившийся по лбу, и снова поднялся наверх.

Командир следовал за ним.

Сначала у Екатерины возник план арестовать юношу, обыскать его и
завладеть запиской, которую он принес; с этой целью она решила обвинить его
в краже и уже взяла с туалетного столика алмазную застежку, чтобы похищение
ее вменить в вину мальчику. Но она подумала, что это опасный способ: он
возбудит подозрения у юноша, юноша предупредит своего господина, тот будет
настороже, а будучи настороже, не попадется.

Конечно, она могла отправить юношу в одиночку, но, как ни соблюдай при
этом тайну, слух об аресте все-таки распространится по Лувру, и одного слова
об аресте будет достаточно, чтобы остеречь Генриха.

Однако эта записка была необходима Екатерине: записка де Муи к королю
Наваррскому, записка, отправленная с такими предосторожностями, наверное,
заключала в себе целый заговор.

Екатерина положила застежку на место.

"Нет, нет, - рассуждала она сама с собой, - выдумка с застежкой достойна
сбира, она никуда не годится. Но из-за какой-то записки.., которая, может
быть, того и не стоит... - нахмурив брови, продолжала она так тихо, что еле
слышала звук своего голоса. - Честное слово, вина не моя - он сам виноват.
Почему этот маленький разбойник не положил записку, куда ему было приказано?
А мне записка необходима!

В эту минуту вошел Ортон.

Несомненно, выражение лица Екатерины было, страшно, потому что молодой
человек побледнел и остановился на пороге. Он был слишком молод и еще не
научился владеть собой в совершенстве.

- Ваше величество, - сказал он, - вы оказали мне честь позвать меня. Чем
могу служить?

Лицо Екатерины прояснилось, точно его озарил солнечный луч.

- Я приказала позвать тебя, дитя мое, потому что мне нравится твое лицо,
я обещала заняться твоей судьбой и хочу сдержать свое обещание, не
откладывая в долгий ящик. Нас, королев, обвиняют в забывчивости. Но тому
виной не наше сердце, а наш ум, занятый важными делами. И вот я вспомнила,
что судьбы человеческие в руках королей, и позвала тебя. Пойдем, мой
мальчик, ступай за мной.

Де Нансе, принявший все за чистую монету, с величайшим изумлением
наблюдал за этой ласковостью Екатерины.

- Ты умеешь ездить верхом, малыш? - спросила Екатерина.

- Да, ваше величество.

- Тогда пойдем ко мне в кабинет. Я дам тебе письмо, и ты отвезешь его в
Сен-Жермен.

- Я в распоряжении вашего величества.

- Нансе, велите оседлать ему коня. Де Нансе удалился.

- Пойдем, дитя мое, - сказала Екатерина. Она вышла первой. Ортон
последовал за ней. Королева-мать спустилась этажом ниже и свернула в
коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского, дошла до
витой лестницы, еще раз спустилась этажом ниже, отперла дверь в галерею,
ключ от которой был только у короля и у нее, впустила Ортона, вошла вслед за
ним и затворила за собой дверь. Галерея, как некое укрепление, окружала
часть покоев короля и королевы-матери. Подобно галерее в крепости Святого
Ангела в Риме и галерее в палаццо Питти во Флоренции, она служила запасным
убежищем.

Когда дверь закрылась, Екатерина вместе с молодым человеком оказались
запертыми в темном коридоре. Они прошли шагов двадцать - Екатерина шла
впереди, Ортон следовал за нею.

Вдруг Екатерина повернулась, и мальчик увидел то мрачное выражение ее
лица, какое видел десять минут назад. Ее круглые, как у пантеры или кошки,
глаза, казалось, испускают в темноту пламя.

- Стой! - приказала она.

Ортон почувствовал, что по спине у него забегали мурашки: смертельный
холод, как ледяной покров, спускался с каменного свода; пол казался мрачным,
как крышка гроба; острый взгляд Екатерины, если можно так выразиться,
вонзался в грудь молодого человека.

Он отступил и, весь дрожа, прислонился к стене.

- Где записка, которую тебе поручили передать королю Наваррскому?

- Записка? - пролепетал Ортон.

- Да, передать или, в случае его отсутствия, положить за зеркало?

- Мне, сударыня? - спросил Ортон. - Я не понимаю, что вы хотите сказать!

- Я говорю о записке, которую тебе дал де Муи час назад за Арбалетным
садом.

- У меня нет никакой записки, - ответил Ортон. - Вы ошибаетесь, ваше
величество.

- Лжешь! - сказала Екатерина. - Отдай записку, и я исполню обещание,
которое тебе дала.

- Какое обещание, ваше величество?

- Я тебя обогащу.

- У меня нет записки, ваше величество, - повторил мальчик.

Екатерина заскрежетала зубами, но тут же улыбнулась.

- Отдай записку, и ты получишь тысячу экю золотом, - сказала она.

- У меня нет записки, ваше величество.

- Две тысячи экю!

- Да как же я отдам, коль скоро у меня ее нет?

- Ортон! Десять тысяч!

Ортон видел, что злоба, как прилив, поднимается от сердца к лицу
королевы, и он подумал, что единственный способ спасти своего господина -
это проглотить записку. Он сунул руку в карман. Екатерина поняла намерение
Ортона и остановила его руку.

- Не надо, мальчик! - со смехом сказала она. - Хорошо, я вижу, ты человек
верный! Когда короли хотят иметь надежного слугу, неплохо удостовериться в
его преданности. Теперь я знаю, как вести себя с тобой. Вот мой кошелек -
возьми его как первую награду. А теперь отнеси записку своему господину и
скажи ему, что с сегодняшнего дня ты у меня на службе. Иди же, ты можешь
выйти в ту дверь, в которую мы сюда вошли; она открывается на себя.