его, будьте покойны!
а конвой, который привел его сюда, не воспрепятствовал ему уйти. Молодой
человек прошел по коридорам, быстро добрался до пропускных дверей и, выйдя
из Лувра, в мгновение ока промчался от площади Сен-Жермен-Л'Осеруа в трактир
"Путеводная звезда", где и нашел своего коня, благодаря которому через три
часа после описанной нами сцены он уже свободно дышал за стенами Манта.
апартаменты Маргариты.
от которой отвернулся Бог!
Глава 8
ДВЕ ГОЛОВЫ ПОД ОДНУ КОРОНУ
приказал Карл.
в мгновение ока промчался от Карла к его брату и без малейших смягчений
передал ему полученное приказание.
теперь дрожал с тем большим основанием, что, вступив в заговор, он сам
создал причины бояться его.
Алансонский подметил в стеклянных глазах Карла выражение ненависти -
выражение, хорошо ему знакомое.
вашему величеству?
ту большую дружбу, какую вы питаете ко мне, я решил сделать для вас сегодня
то, что всего угоднее вам.
последнее время, но не смели просить меня и что теперь я сам дарю вам.
одного - на долгие годы доброго здоровья королю.
чувствовал во время приезда поляков, теперь прошло. Благодаря Анрио я спасся
от разъяренного катана, который чуть не вспорол мне живот, и теперь не
завидую самому здоровому человеку в моем королевстве. Значит, вы не
окажетесь плохим братом, если пожелаете мне чего-нибудь другого, кроме
здоровья на долгие годы, - я и так вполне здоров.
наваррскую корону, насчет которой у вас был сговор с Анрио и с де Myи: с
первым - чтобы он от нее отказался, со вторым - чтобы он помог вам ее
получить. И что же? Анрио от нее отказывается, а де Муи передал мне вашу
просьбу, и эта корона, которой вы домогаетесь...
разорвав его, затем отхлынула к конечностям, а на щеках вспыхнул яркий
румянец: при создавшихся обстоятельствах милость, которую оказывал ему
король, привела его в отчаяние.
овладеть собой, - я ничего не хотел, а главное, не просил ничего подобного.
желали и просили за вас.
Уж не надеетесь ли вы на что-нибудь лучшее?
знал, что вы так популярны, в особенности - у гугенотов! Но они требуют вас,
и я должен признаться, что ошибался. Впрочем, я не мог бы желать ничего
лучшего, чем иметь своего человека, родного брата, который меня любит и не
способен меня предать, во главе партии, воевавшей с нами тридцать лет! Это
умиротворит всех, как по волшебству, не говоря уж о том, что в нашей семье
будет три короля. Один бедняга Анрио останется ничем - только моим другом.
Но он не честолюбив, и уж он-то примет это звание, которого не домогается
никто.
на него прав? Генрих - всего-навсего ваш зять, он породнился с вами
благодаря своему браку, и же ваш брат по крови, а главное - по сердцу...
Государь, умоляю вас, оставьте меня при себе!
несчастным.
я? С детства я не разлучался с вашим величеством.
Вы только подумайте - в этих дьявольских горах охотятся на медведей, как на
кабана! Вы будете присылать нам самые красивые шкуры. Вы знаете, там на
медведей охотятся с одним кинжалом: зверя выжидают, затем дразнят,
разъяряют; он идет прямо на охотника, в четырех шагах от него поднимается на
задние лапы - и вот тогда ему вонзают кинжал в сердце, как сделал Генрих с
кабаном на последней охоте. Это опасно, но вы храбрец, Франсуа, и эта
опасность доставит вам истинное наслаждение.
буду охотиться вместе с вами.
совместные охоты не идут на пользу ни мне, ни вам.
так вас волнует, что вы, олицетворенная меткость, вы, попадая из незнакомой
аркебузы в сороку на сто шагов, на последней охоте, когда мы охотились
вместе, из вашей собственной аркебузы, из аркебузы, вам хорошо знакомой,
промахнулись по кабану на двадцать шагов и вместо него перебили ногу лучшей
моей лошади. Смерть дьяволу! Знаете, Франсуа, тут есть над чем задуматься!
герцог Алансонский.
потому, что я знаю истинную цену этому волнению, я и говорю вам: поверьте
мне, Франсуа, нам лучше охотиться подальше друг от друга, особливо при
такого рода волнении. Подумайте об этом, брат мой, но не в моем присутствии,
- я вижу, что мое присутствие вас смущает, - а когда вы будете одни, и вы
убедитесь, что у меня есть все основания опасаться, как бы на следующей
охоте вас снова не охватило волнение; ведь ни от чего не чешутся так руки,
как от волнения, и тогда вместо лошади вы убьете всадника, а вместо зверя -
короля. Черт побери! Пуля повыше, пуля пониже - глядь, лицо правительства
сразу изменилось; ведь в нашей семье есть тому пример. Когда Монтгомери убил
нашего отца Генриха Второго <Капитан Монтгомери нечаянно нанес на турнире
смертельную рану Генриху II (1559).>, случайно или, быть может, от волнения,
один удар его копья вознес нашего брата Франциска Второго на престол, а
нашего отца Генриха унес в аббатство Сен-Дени <Аббатство Сен-Дени -
усыпальница французских королей.>. Богу надо так мало, чтобы сотворить
многое!
же грозного, сколь и непредвиденного.
Окутывая свой гнев покрывалом шутки, Карл был, пожалуй, куда страшнее, чем
если бы он дал свободно вылиться наружу той клокочущей лаве ненависти,
которая сжигала его душу, и месть его, казалось, была соразмерна с его
злобой. По мере того, как один все сильнее ожесточался, другой становился
все величественнее. В первый раз герцог Алансонский почувствовал угрызения
совести, вернее - сожаление о том, что задуманное преступление не удалось.
заметил, что в его глазах занялось пожирающее пламя, которое у существ с
нежной натурой прожигает бороздку, откуда брызжут слезы.
ярости.
выразиться, все чувства, сменявшиеся в душе молодого человека. И все эти
чувства благодаря тому, что Карл глубоко изучил свою семью, обнаруживались
перед ним так четко, как если бы душа герцога была открытой книгой.
с минуту, потом сказал тоном, проникнутым незыблемой ненавистью:
уедете.
заметил это, и продолжал: