пятнанному имени г-н де Тревиль был принят ко двору молодого принца, где
он так доблестно служил своей шпагой и был так верен неизменному девизу,
что Людовик XIII, один из лучших фехтовальщиков королевства, обычно го-
ворил, что, если бы кто-нибудь из его друзей собрался драться на дуэли,
он посоветовал бы ему пригласить в секунданты первым его, а вторым -
г-на де Тревиля, которому, пожалуй, даже следовало бы отдать предпочте-
ние.
привязанность королевскую, эгоистическую, но все же привязанность. Дело
в том, что в эти трудные времена высокопоставленные лица вообще стреми-
лись окружить себя людьми такого склада, как де Тревиль. Много нашлось
бы таких, которые могли считать своим девизом слово "сильный" - вторую
часть надписи в гербе де Тревилей, но мало кто из дворян мог претендо-
вать на эпитет "верный", составлявший первую часть этой надписи. Тревиль
это право имел. Он был один из тех редких людей, что умеют повиноваться
слепо и без рассуждений, как верные псы, отличаясь сообразительностью и
крепкой хваткой. Глаза служили ему для того, чтобы улавливать, не гнева-
ется ли на кого-нибудь король, а рука - чтобы разить виновника: како-
го-нибудь Бема или Моревера, Польтро де Мере или Витри. Тревилю до сих
пор недоставало только случая" чтобы проявить себя, но он выжидал его,
чтобы ухватить за вихор, лишь только случай подвернется. Недаром Людовик
XIII и назначил де Тревиля капитаном своих мушкетеров, игравших для него
ту же роль, что ординарная стража для Генриха III и шотландская гвардия
для Людовика XI.
дев, какой грозной когортой избранных окружил себя Людовик XIII, этот
второй или, правильнее, первый властитель Франции также пожелал иметь
свою гвардию. Поэтому он обзавелся собственными мушкетерами, как Людовик
XIII обзавелся своими, и можно было наблюдать, как эти два властели-
на-соперника отбирали для себя во всех французских областях и даже в
иностранных государствах людей, прославившихся своими ратными подвигами.
Случалось нередко, что Ришелье и Людовик XIII по вечерам за партией в
шахматы спорили о достоинствах своих воинов. Каждый из них хвалился вып-
равкой и смелостью последних и, на словах осуждая стычки и дуэли, втихо-
молку подбивал своих телохранителей к дракам. Победа или поражение их
мушкетеров доставляли им непомерную радость или подлинное огорчение.
Так, по крайней мере, повествует в своих мемуарах человек, бывший участ-
ником большого числа этих побед и некоторых поражений.
неизменным, длительным расположением короля, который не прославился пос-
тоянством в дружбе. Вызывающий вид, с которым он проводил парадным мар-
шем своих мушкетеров перед кардиналом Арманом дю Плесси Ришелье, застав-
лял в гневе щетиниться седые усы его высокопреосвященства. Тревиль до
тонкости владел искусством войны того времени, когда приходилось жить
либо за счет врага, либо за счет своих соотечественников; солдаты его
составляли легион сорвиголов, повиновавшихся только ему одному.
вернее, мушкетеры г-на де Тревиля шатались по кабакам, по увеселительным
местам и гульбищам, орали, покручивая усы, бряцая шпагами и с наслажде-
нием задирая телохранителей кардинала, когда те встречались им на доро-
ге. Затем из ножен с тысячью прибауток выхватывалась шпага. Случалось,
их убивали, и они падали, убежденные, что будут оплаканы и отомщены; ча-
ще же случалось, что убивали они, уверенные, что им не дадут сгнить в
тюрьме: г-н де Тревиль, разумеется, вызволит их. Эти люди на все голоса
расхваливали г-на де Тревиля, которого обожали, и, хоть все они были от-
чаянные головы, трепетали перед ним, как школьники перед учителем, пови-
новались ему по первому слову и готовы были умереть, чтобы смыть с себя
малейший его упрек.
королю и его приверженцам, позже - на пользу себе и своим друзьям. Впро-
чем, ни из каких мемуаров того времени не явствует, чтобы даже враги, -
а их было у него немало как среди владевших пером, так и среди владевших
шпагой, - чтобы даже враги обвиняли этого достойного человека в том,
будто он брал какую-либо мзду за помощь, оказываемую его верными солда-
тами. Владея способностью вести интригу не хуже искуснейших интриганов,
он оставался честным человеком. Более того: несмотря на изнурительные
походы, на все тяготы военной жизни, он был отчаянным искателем веселых
приключений, изощреннейшим дамским угодником, умевшим при случае ще-
гольнуть изысканным мадригалом. О его победах над женщинами ходило
столько же сплетен, сколько двадцатью годами раньше о сердечных делах
Бассомпьера, - а это кое-что значило. Капитан мушкетеров вызывал восхи-
щение, страх и любовь, другими словами - достиг вершин счастья и удачи.
своим ослепительным сиянием, тогда как отец его - солнце, pluribus impar
[2], - предоставлял каждому из своих любимцев, каждому из приближенных
сиять собственным блеском. Кроме утреннего приема у короля и у кардина-
ла, в Париже происходило больше двухсот таких "утренних приемов",
пользовавшихся особым вниманием. Среди них утренний прием у де Тревиля
собирал наибольшее число посетителей.
на лагерь уже с шести часов утра летом и с восьми часов зимой. Человек
пятьдесят или шестьдесят мушкетеров, видимо сменявшихся время от време-
ни, с тем чтобы число их всегда оставалось внушительным, постоянно рас-
хаживали по двору, вооруженные до зубов и готовые на все. По лестнице,
такой широкой, что современный строитель на занимаемом ею месте выстроил
бы целый дом, сновали вверх и вниз старухи, искавшие каких-нибудь милос-
тей, приезжие из провинции дворяне, жаждущие зачисления в мушкетеры, и
лакеи в разноцветных, шитых золотом ливреях, явившиеся сюда с посланиями
от своих господ. В приемной на длинных, расположенных вдоль стен скамьях
сидели избранные, то есть те, кто был приглашен хозяином. С утра и до
вечера в приемной стоял несмолкаемый гул, в то время как де Тревиль в
кабинете, прилегавшем к этой комнате, принимал гостей, выслушивал жало-
бы, отдавал приказания и, как король со своего балкона в Лувре, мог, по-
дойдя к окну, произвести смотр своим людям и вооружению.
казался необычайно внушительным, особенно в глазах провинциала. Провин-
циал, правда, был гасконец, и его земляки в те времена пользовались сла-
вой людей, которых трудно чем-либо смутить. Пройдя через массивные воро-
та, обитые длинными гвоздями с квадратными шляпками, посетитель оказы-
вался среди толпы вооруженных людей. Люди эти расхаживали по двору, пе-
рекликались, затевали то ссору, то игру. Чтобы пробить себе путь сквозь
эти бушующие людские волны, нужно было быть офицером, вельможей или хо-
рошенькой женщиной.
котню и давку, прижимая к худым ногам непомерно длинную шпагу, не отни-
мая руки от края широкополой шляпы и улыбаясь жалкой улыбкой провинциа-
ла, старающегося скрыть свое смущение. Миновав ту или иную группу посе-
тителей, он вздыхал с некоторым облегчением, но ясно ощущал, что при-
сутствующие оглядываются ему вслед, и впервые в жизни д'Артаньян, у ко-
торого до сих пор всегда было довольно хорошее мнение о своей особе,
чувствовал себя неловким и смешным.
пеньках четверо мушкетеров забавлялись веселой игрой, в то время как
столпившиеся на площадке десять или двенадцать их приятелей ожидали сво-
ей очереди, чтобы принять участие в забаве. Один из четверых, стоя сту-
пенькой выше прочих и обнажив шпагу, препятствовал или старался пре-
пятствовать остальным троим подняться по лестнице. Эти трое нападали на
него, ловко орудуя шпагой.
что острие защищено. Но вскоре, по некоторым царапинам на лицах участни-
ков игры, понял, что клинки были самым тщательным образом отточены и за-
острены. При каждой новой царапине не только зрители, но и сами постра-
давшие разражались бурным хохотом.
вался от своих противников. Вокруг них собралась толпа. Условия игры
заключались в том, что прb первой же царапине раненый выбывал из игры и
его очередь на аудиенцию переходила к победителю. За какиенибудь пять
минут троt оказались задетыми: у одного была поцарапана рука, у другого
- подбородок, у третьего - ухо, причем защищавший ступеньку не был задет
ни разу. Такая ловкость, согласно условиям, вознаграждалась продвижением
на три очереди.
нее, заставить его показать, что он удивлен, все же эта игра поразила
его. На его родине, в том краю, где кровь обычно так легко ударяет в го-
лову, для вызова на дуэль все же требовался хоть какой-нибудь повод.
Гасконада четверых игроков показалась ему самой необычайной из всех, о
которых ему когда-либо приходилось слышать даже в самой Гаскони. Ему по-
чудилось, что он перенесся в пресловутую страну великанов, куда впос-
ледствии попал Гулливер и где натерпелся такого страха. А между тем до
цели было еще далеко: оставались верхняя площадка и приемная.
- о дворе короля. На площадке Д'Артаньян покраснел, в приемной затрепе-
тал. Его живое и смелое воображение, делавшее его в Гаскони опасным для
молоденьких горничных, а подчас и для их молодых хозяек, никогда, даже в
горячечном бреду, не могло бы нарисовать ему и половины любовных прелес-
тей и даже четверти любовных подвигов, служивших здесь темой разговора и
приобретавших особую остроту от тех громких имен и сокровеннейших под-
робностей, которые при этом перечислялись. Но если на площадке был нане-
сен удар его добронравию, то в приемной поколебалось его уважение к кар-
диналу. Здесь Д'Артаньян, к своему великому удивлению, услышал, как кри-
Суворов Виктор
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Суворов Виктор