были стерты, потому что он судорожно цеплялся ими за неровности
почвы, испытывал радость от пройденного за день пути,-- такую
же радость, какую испытывает от похвал своих товарищей
воспитанник школы св. Ксаверия, победивший в беге на четверть
мили по ровному месту. Горы заставили жир от гхи и сахара потом
сойти с его костей; сухой воздух, которым он прерывисто дышал
на вершинах трудных перевалов, укрепил и развил его грудную
клетку, а подъемы вырастили новые, твердые мускулы на его икрах
и бедрах.
как, по выражению ламы, освободились от его видимых соблазнов.
Если не считать серого орла, замеченного издалека медведя,
который выкапывал корни на горном склоне, яростного пестрого
леопарда, встреченного на рассвете в тихой долине, когда он
пожирал козу, да иногда птицы с ярким оперением, они были одни,
наедине с ветром и травой, шуршащей под его дуновением. Женщины
из дымных хижин, по крышам которых проходили путники, спускаясь
с гор, были некрасивы и нечистоплотны, жили со многими мужьями
и страдали зобом. Мужчины Ч лесорубы или земледельцы -- были
кротки и невероятно простодушны. Но чтобы путники не страдали
от отсутствия собеседника, судьба послала им учтивого врача из
Дакхи: то они обгоняли его на дороге, то он их. Он платил за
пищу мазями от зоба и советами, помогавшими восстановить мир
между мужчинами и женщинами. Он, видимо, знал эти горы так же
хорошо, как и здешние наречия, и описал ламе всю область,
простирающуюся в сторону Ладакха и Тибета. Он говорил, что они
всегда вольны вернуться на Равнины. Но для человека, любящего
горы, дорога туда может оказаться интересной. Все это было
сказано не сразу, а постепенно, во время вечерних бесед на
каменных гумнах, когда, освободившись от пациентов, доктор
курил, лама нюхал табак, а Ким следил за крошечными
коровенками, пасущимися на крышах домов, или изо всех глаз
смотрел на глубокие синие пропасти между горными цепями. Они
вели беседы и вдвоем, в темных лесах, когда доктор собирал
травы, а Ким в качестве начинающего врача сопровождал его.
именно я буду делать, когда найду наших приятелей-спортсменов,
но если вы будете так любезны не упускать из виду моего
зонтика, который служит хорошей опорной точкой для
топографической съемки, я почувствую себя гораздо лучше.
лесу.
медвежьей шкуре.
баба. Они не так давно были в Лехе. Они говорили, что пришли из
КараКорама со звериными головами, рогами и прочим. Боюсь
только, что они уже отослали все свои письма и нужные для их
целей вещи из Леха на русскую территорию. Они, конечно, пойдут
на восток насколько возможно дальше именно затем, чтобы
показать, что они никогда не были в Западных Княжествах. Вы не
знаете Гор?-- Он стал царапать прутиком по земле.-- Смотрите!
Они должны были вернуться через Сринагар или Аботабад; эт-то
кратчайшая дорога -- вниз по реке, через Банджи и Астор. Но они
натворили бед на Западе. Итак,-- он провел борозду слева
направо,-- они идут на Восток, к Леху (ах, ну и холода же там!)
и вниз по Инду к Хан-ле (я знаю эту дорогу) и опять,--
смотрите!-- вниз по Башахр в долину Чини. Это можно было
определить методом исключения, а также путем опроса местных
жителей, которых я так хорошо лечу. Наши приятели долго
болтались здесь и не остались незамеченными. Поэтому, хотя они
еще далеко, о них уже хорошо знают. Вот увидите, я поймаю их
где-нибудь в долине Чини! Прошу вас, следите за зонтиком!
долинах, то на горных склонах, и в каждый назначенный вечер
лама и Ким, который ориентировался по компасу, нагоняли
Хари-бабу, врача, продающего мази и порошки.
небрежно показывал пальцем назад, на горные хребты, а зонтик
рассыпался в комплиментах.
снегом перевал, и лама, добродушно поддразнивая Кима, увязал по
колено, как бактрийский верблюд -- из породы тех взращенных
среди снегов косматых верблюдов, что приходят в Кашмирский
караван-сарай. Они прошли по нетвердому снежному слою и
опушенным снегом глинистым сланцам и укрылись от лавины в
таборе тибетцев, спешно гнавших вниз крошечных овец, каждая из
которых несла на спине по мешку буры. Они вышли на травянистые
склоны, все еще испещренные снежными пятнами, и, пройдя через
лес, снова попали на луга. На Кедарнатх и Бадринатх они
совершенно не чувствовали, что куда-то передвинулись, и только
после многих дней пути Ким, взойдя на холмик высотой в десять
тысяч футов, вдруг замечал, что какойнибудь эполет или рог у
того или другого великана чуть-чуть изменил очертания.
-- обширную долину, где высокие холмы, казалось, были сложены
просто из щебня и отбросов с горных отрогов. Тут целый дневной
переход уводил их как будто не дальше, чем стесненный шаг
спящего уводит его во время ночного кошмара. Они с мучительным
трудом огибали гору, и что же? Она оказывалась только крайней
выпуклостью на крайнем выступе основного массива! Округлый луг,
когда они взбирались на него, оказывался обширным плоскогорьем,
спускающимся в далекую долину. Три дня спустя оно уже казалось
просто складкой земли с неясными очертаниями, тянущейся к югу.
тишиной и причудливыми тенями облаков, плывущих во все стороны
и тающих после дождя.-- Это место не для людей!
владыку спросили, вечен ли мир. На это Всесовершенный не дал
ответа... Когда я был в Цейлоне, один мудрый искатель
подтвердил это на основании священной книги, написанной на
языке пали. Конечно, раз мы находимся на пути к освобождению,
вопрос этот бесполезен, но гляди, чела, и познавай иллюзию! Это
настоящие Горы! Они похожи на мои родные Сач-Зенские горы. Ни
разу еще мы не видели таких гор.
вздымалась к границе снегов, где от востока до запада на
протяжении многих сотен миль, словно отрезанные по линейке,
кончались последние березы. Над березами загроможденные утесами
и зубцами скалы приподнимали свои вершины над белой пеленой.
Еще выше, неизменный от начала мира, но меняющийся с каждым
движением солнца и туч, лежал вечный снег. На поверхности его,
там, где бури и шальные вьюги поднимали пляску, виднелись пятна
и проталины. Внизу, под ними, синевато-зеленым покрывалом милю
за милей стлался лес, а ниже ого видна была одинокая деревня,
окруженная террасами полей и крутыми пастбищами; они
догадывались, что ниже деревни, где сейчас бушевала и грохотала
гроза, пропасть в двенадцать или пятнадцать тысяч футов
обрывается в сырую долину, где сливаются родники -- матери
юного Сатладжа.
тропкам, далеко от главной дороги, по которой Хари-бабу, этот
"пугливый человек", промчался три дня назад во время бури,
перед которой девять англичан из десяти отступили бы, не
исшытав никаких угрызений совести. Хари не был смельчаком,--
щелчок курка заставлял его меняться в лице,-- но, по его
собственным словам, он был "неплохим загонщиком" и не зря
просматривал с помощью своего дешевого бинокля всю огромную
долину. Впрочем, белизна потрепанных парусиновых палаток на
зеленом фоне заметна издалека. Сидя на одном гумне в Зиглауре,
Хари-бабу увидел все, что хотел видеть, в двадцати милях от
себя по прямой линии и в сорока, если идти по дороге, а именно
две мале нькие точки, которые сегодня виднелись чуть ниже
границы снегов , а на другой день передвинулись по горному
склону дюймов на шесть ниже. Его вымытые и готовые к
дальнейшему пути толстые голые ноги способны были покрывать
поразительно большие расстояния, и поэтому, в то время когда
Ким и лама отлеживались в Зиглауре, в хижине с протекающей
крышей, дожидаясь, пока пройдет гроза, вкрадчивый, мокрый, но
не переестающий улыбаться бенгалец, произносящий на
превосходном "английском языке льстивейшие фразы, уже
напрашивался на знакомство с двумя промокшими и довольно-таки
простуженными иностранцами. Обдумывая множество дерзких планов,
он явился вслед за грозой, расколовшей сосну против их лагеря,
и так хороошо сумел убедить дюжины две встревоженных
носильщиков в нееблагоприятности этого дня для дальнейшего
путешествия, что они дружно сбросили на землю свою поклажу и
топтались на месте. Это были подданные одного горного раджи,
который, по обычгаю, посылал их на оброк и забирал себе их
заработок. Они и таак уже были взволнованы, а тут еще сахибы