опершись на карабин. В первый раз ему пришлось видеть человека, павшего
в бою, и это был первый ближний, на которого он поднял руку. Ощущение
было совершенно новым для него, и к торжеству примешивалась жалость. Ин-
деец еще не умер, хотя пуля насквозь прострелила его тело. Он неподвижно
лежал на спине, но глаза его наблюдали за каждым движением победителя,
как глаза пойманной птицы за движением птицелова. Он, вероятно, ожидал,
что враг нанесет ему последний удар, перед тем как снять скальп, или,
быть может, боялся, что это жестокое дело совершится еще прежде, чем он
испустит дух. Зверобой угадал его мысли и с печальным удовлетворением
поспешил успокоить беспомощного дикаря.
Снимать скальпы не в моем обычае.
что могу. Впрочем, мне нельзя здесь слишком долго задерживаться: три
выстрела подряд, пожалуй, привлекут сюда кого-нибудь из ваших чертей.
время ружье, которое нашел там, где хозяин его бросил.
ся к умирающему.
можешь не беспокоиться насчет скальпа и прочих жестокостей. Надеюсь, я
сумею вести себя, как подобает белому.
невинное тщеславие Зверобоя и его бахвальство своим цветом кожи получили
бы маленький щелчок, но он прочитал в глазах умирающего дикаря лишь бла-
годарность и не заметил горькой насмешки, которая боролась с более бла-
городным чувством.
сейчас отнесу тебя туда. Мне так и рассказывали о раненых: вода для них
величайшее утешение и отрада.
прежде всего помог ему утолить палящую жажду, потом сел на камень, поло-
жил голову раненого противника к себе на колени и постарался, как умел,
облегчить его страдания.
воин, - начал он. - Ты уже достиг средних лет и при твоем образе жизни,
наверное, натворил немало. Надо подумать о том, что ждет тебя впереди.
Краснокожие, как и белые, в большинстве случаев не думают успокоиться в
вечном сне, и те и другие собираются жить в ином мире. Каждого из нас
будут судить на том свете по его делам. Я полагаю, ты знаешь об этом до-
вольно и не нуждаешься в проповедях. Ты попадешь в леса, богатые дичью,
если был справедливым индейцем, а если нет, то будешь изгнан в пустыню.
У меня несколько иные понятия на этот счет. Но ты слишком стар и опытен,
чтобы нуждаться в поучениях такого юнца, как я.
жизнь его уже клонилась к закату. - Молодая голова, старая мудрость.
ди, которых мы обидели или пытались обидеть, прощают нас. Ну так вот, я
совершенно позабыл, что ты покушался на мою жизнь: во-первых, потому,
что ты не причинил мне никакого вреда; во-вторых, потому, что ничему
другому тебя не учили и мне совсем не следовало бы тебе верить, и, нако-
нец, самое главное, потому, что я не могу таить зло против умирающего,
все равно - язычник он или христианин. Итак, успокойся, поскольку речь
идет обо мне, а что касается всего прочего, то об этом ты знаешь лучше,
чем я.
умирающий больше думал об одобрении тех, кого он собирался покинуть, чем
об участи, поджидавшей его за могилой. И, когда Зверобой замолчал, инде-
ец пожалел, что никто из соплеменников не видит, с какой твердостью пе-
реносит он телесные муки и встречает свой конец. С утонченной вежли-
востью, которая так часто бывает свойственна индейскому воину, пока его
не испортило общение с наихудшей разновидностью белых людей, он поста-
рался выразить свою благодарность.
ребляется индейцами - хорошо, молодая голова и молодое сердце. Хотя и
старое сердце не проливает слез. Послушай индейца, когда он умирает и не
имеет нужды лгать. Как тебя зовут?
вернусь обратно с военной тропы, то получу более почетное прозвище, если
его заслужу.
чишь лучшее. Не бойся! - в своем возбуждении индеец нашел в себе доста-
точно сил, чтобы поднять руку и похлопать молодого человека по груди -
Верный глаз, палец-молния, прицел-смерть... Скоpo - великий воин... Не
Зверобой - Соколиный Глаз... Соколиный Глаз... Соколиный Глаз... Пожму
руку!..
ледствии это прозвище утвердилось за ним), взял руку дикаря, который ис-
пустил последний вздох, с восхищением глядя на незнакомца, проявившего
столько проворства, ловкости и твердости в таком затруднительном и новом
для него положении.
мне! Со всеми нами это случится рано или поздно, и счастлив тот, кто не-
зависимо от цвета своей кожи достойно встречает этот миг! Здесь лежит
тело храброго воина, а его душа уже улетела на небеса, или в ад, или в
леса, богатые дичью. Старик Хаттер и Гарри Непоседа попали в беду; им
угрожают, быть может, пытки или смерть - и все ради той награды, которую
случай предлагает мне, по-видимому, самым законным и благородным обра-
зом. По крайней мере, очень многие именно так рассуждали бы на моем мес-
те. Но нет! Ни одного гроша этих денег не пройдет через мои руки. Белым
человеком я родился и белым умру, хотя его королевское величество, его
губернаторы и советники в колониях забывают ради мелких выгод, к чему
обязывает их цвет кожи. Нет, нет, воин, моя рука не прикоснется к твоему
скальпу, и твоя душа в пристойном виде может появиться в стране духов.
спиной к небольшому камню и вообще постарался придать ему позу, которая
не могла показаться неприличной очень щепетильным на этот счет индейцам.
Исполнив этот долг, молодой человек остановился, рассматривая в грустной
задумчивости угрюмое лицо своего павшего врага. Привыкнув жить в полном
одиночестве, он опять начал выражать вслух волновавшие его Мысли и
чувства.
не было другого выбора: или убить тебя, или быть убитым самому. Каждый
из нас действовал сообразно своим обычаям, и никого не нужно осуждать.
Ты действовал предательски, потому что такова уж у вас повадка на войне,
а я был опрометчив, потому что слишком легко верю людям. Ладно, это моя
первая, хотя, по всей вероятности, не последняя стычка с человеком. Я
сражался почти со всеми зверями, живущими в лесу-с медведями, волками,
пантерами, - а теперь вот пришлось начать и с людьми. Будь я прирожден-
ный индеец, я мог бы рассказать об этой битве или принести скальп и пох-
вастаться своим подвигом в присутствии целого племени. Если бы врагом
был всегонавсего медведь, было бы естественно и прилично рассказывать
всем и каждому о том, что случилось. А теперь, право, не знаю, как ска-
зать об этом даже Чингачгуку, чтобы не получилось, будто я бахвалюсь. Да
и чем мне, в сущности, бахвалиться? Неужели тем, что я убил человека,
хотя это и дикарь? И, однако, мне хочется, чтобы Чингачгук знал, что я
не опозорил делаваров, воспитавших меня.
от мыса, появился другой индеец. Очевидно, это тоже был разведчик: прив-
леченный выстрелами, он вышел из лесу, не соблюдая необходимых предосто-
рожностей, и Зверобой увидел его первым. Секунду спустя, заметив охотни-
ка, индеец испустил пронзительный крик. Со всех сторон горного склона
откликнулась дюжина громких голосов. Медлить было нельзя; через минуту
лодка понеслась от берега, подгоняемая сильными и твердыми ударами вес-
ла.
лодку по течению, а сам начал оглядываться по сторонам. Пирога, которую
он отпустил с самого начала, дрейфовала в четверти мили от него и гораз-
до ближе к берегу, чем это было желательно теперь, когда по соседству
оказались индейцы. Другая пирога, та, что пристала к мысу, тоже находи-
лась всего в нескольких ярдах от него. Мертвый индеец в сумрачном спо-
койствии сидел на прежнем месте; воин, показавшийся из лесу, уже исчез,
и лесная чаща снова была безмолвна и пустынна. Эта глубочайшая тишина
царила, впрочем, лишь несколько секунд. Неприятельские разведчики выбе-
жали из чащи на открытую лужайку и разразились яростными воплями, увидев
своего мертвого товарища. Однако, как только краснокожие приблизились к
трупу и окружили его, послышались торжествующие возгласы. Зная индейские
обычаи, Зверобой сразу догадался, почему у них изменилось настроение.
Вой выражал сожаление о смерти воина, а ликующие крики - радость, что
победитель не успел снять скальп; без этого трофея победа врага счита-
лась неполной.
пасть на победителя; американский индеец, подобно пантере своих родных
лесов, редко набрасывается на врага, не будучи заранее уверен в успехе.
связать пироги вместе, чтобы отбуксировать их к "замку". Привязав к кор-
ме одну пирогу, Зверобой попытался нагнать другую, дрейфовавшую в это
время по озеру. Всмотревшись пристальнее, охотник поразился: судно,
сверх ожидания, подплыло к берегу гораздо ближе, чем если бы оно просто