возьмет своих детей на руки, пойдет в хижину бледнолицего и скажет: гля-
ди, это твои дети, так же как мои; корми нас, и мы будем жить с тобой.
рям, они, несомненно, тяжелые, но я не могу принять твои условия. Если
бы мы жили по соседству, мне было бы нетрудно снабжать тебя дичью. Но,
говоря по чести, стать твоим мужем и отцом твоих детей у меня нет ни ма-
лейшего желания.
который учил бы его убивать дичь или снимать скальпы. Взгляни на эту де-
вочку. Какой юноша придет искать себе жену в вигвам, где нет хозяина? У
меня еще осталось много детей в Канаде, и Убийца Оленей найдет там
столько голодных ртов, сколько может пожелать его сердце.
соблазняла картина, нарисованная вдовой, - все это не для меня! О сиро-
тах должны позаботиться твои родственники и твое племя, и пусть бездет-
ные люди усыновят твоих детей. Я не имею потомства, и мне не нужна жена.
Теперь ступай, Сумаха, оставь меня в руках вождей.
тельный отказ. Если что-либо похожее на нежность таилось в ее груди - а,
вероятно, ни одна женщина не бывает совершенно лишена этого чувства, -
то все это исчезло после столь откровенного заявления. Ярость, бе-
шенство, уязвленная гордость, целый вулкан злобы взорвались разом, и Су-
маха, словно от прикосновения магического жезла, превратилась в беснова-
тую. Она огласила лесные своды пронзительным визгом, потом подбежала
прямо к пленнику и схватила его за волосы, очевидно собираясь вырвать их
с корнем. Понадобилось некоторое время, чтобы заставить ее разжать
пальцы. К счастью для Зверобоя, ярость Сумахи была слепа: совершенно
беспомощный, он находился всецело в ее власти, и если бы женщина лучше
владела собой, то последствия могли оказаться роковыми. Ей удалось толь-
ко вырвать две-три пряди его волос, прежде чем молодые люди успели отта-
щить ее.
му племени, не столько, впрочем, из уважения к женской чувствительности,
сколько из уважения к гуронам. Сама Сумаха считалась такой же неприятной
особой, как то растение, у которого она позаимствовала свое имя. Теперь,
когда погибли два ее главных защитника - ее муж и брат, - никто уже не
старался скрыть своего отвращения к сварливой вдове. Тем не менее племя
считало долгом чести наказать бледнолицего, который холодно пренебрег
гуронской женщиной и предпочел умереть, чем облегчить для племени обя-
занность поддерживать вдову и ее детей. Расщепленный Дуб понял, что мо-
лодым индейцам не терпится приступить к пыткам, и, так как старые вожди
не обнаружили ни малейшей охоты разрешить дальнейшую отсрочку, он вынуж-
ден был подать сигнал для начала адского дела.
вым испытаниям терпение и выдержку своей жертвы. С другой стороны, ин-
дейцы считали долгом чести не обнаруживать страха во время пытки, кото-
рой подвергали их самих, и притворяться, что они не чувствуют физической
боли. В надежде ускорить свою смерть они даже подстрекали врагов к самым
страшным пыткам. Чувствуя, что они не в силах больше переносить мучения,
изобретенные такой дьявольской жестокостью, перед которой меркли все са-
мые адские ухищрения инквизиции, многие индейские воины язвительными за-
мечаниями и издевательскими речами выводили своих палачей из терпения и
таким образом скорее избавлялись от невыносимых страданий. Однако этот
остроумный способ искать убежища от свирепости врагов в их же собствен-
ных страстях был недоступен Зверобою У него были особые понятия об обя-
занностях человека, и он твердо решил лучше все вынести, чем опозорить
себя.
молодых ирокезов выступили вперед с томагавками в руках. Они собирались
метать это опасное оружие, целя в дерево по возможности ближе к голове
жертвы, однако стараясь не задеть ее. Это было настолько рискованно, что
только люди, известные своим искусством обращаться с томагавком, допус-
кались к такому состязанию, иначе преждевременная смерть пленника могла
внезапно положить конец жестокой забаве.
мали участие только опытные воины; гораздо чаще плохо рассчитанный удар
приносил смерть. На этот раз Расщепленный Дуб и другие старые вожди не
без основания опасались, как бы воспоминание о судьбе Пантеры не
подстрекнуло какого-нибудь сумасбродного юнца покончить с победителем
тем же способом и, может быть, тем же самым оружием, от которого погиб
ирокезский воин. Это обстоятельство само по себе делало пытку томагавка-
ми исключительно опасной для Зверобоя.
показать свою ловкость, чем отомстить за смерть товарищей. Они были в
возбужденном, но отнюдь не в свирепом расположении духа, и Расщепленный
Дуб надеялся, что, когда молодежь удовлетворит свое тщеславие, удастся
спасти жизнь пленнику.
лужить более воинственное прозвище. Он отличался скорее чрезмерными пре-
тензиями, чем ловкостью или смелостью. Те, кто знал его характер, реши-
ли, что пленнику грозит серьезная опасность, когда Ворон стал в позицию
и поднял томагавк. Однако это был добродушный юноша, помышлявший лишь о
том, чтобы нанести более меткий удар, чем его товарищи. Заметив, что
старейшины обращаются к Ворону с какимито серьезными увещаниями, Зверо-
бой понял, что у этого воина довольно неважная репутация. В самом деле,
Ворону, вероятно, совсем не позволили бы выступить на арене, если бы не
уважение к его отцу, престарелому " весьма заслуженному воину, оставше-
муся в Канаде. Все же наш герой полностью сохранил самообладание. Он ре-
шил, что настал его последний час и что нужно благодарить судьбу, если
нетвердая рука поразит его прежде, чем начнется пытка.
метнул томагавк. Оружие, завертевшись, просвистело в воздухе, срезало
щепку с дерева, к которому был привязан пленник, в нескольких дюймах от
его щеки и вонзилось в большой дуб, росший в нескольких ярдах позади.
Это был, конечно, плохой удар, о чем возвестил смех, к великому стыду
молодого человека. С другой стороны, общий, хотя и подавленный, ропот
восхищения пронесся по толпе при виде твердости, с какой пленник выдер-
жал этот удар. Он мог шевелить только головой, ее нарочно не привязали к
дереву, чтобы мучители могли забавляться и торжествовать, глядя, как
жертва корчится и пытается избежать удара. Зверобой обманул все подобные
ожидания, стоя неподвижно, как дерево, к которому было привязано его те-
ло. Он даже не прибегнул к весьма естественному и обычному в таких слу-
чаях средству - не зажмурил глаза; никогда ни один, даже самый старый и
испытанный краснокожий воин не отказывался с большим презрением от этой
поблажки собственной слабости.
место занял Лось, воин средних лет, славившийся своим искусством владеть
томагавком. Этот человек отнюдь не отличался добродушием Ворона и охотно
принес бы пленника в жертву своей ненависти ко всем бледнолицым, если бы
не испытывал гораздо более сильного желания щегольнуть своей ловкостью.
Он спокойно, с самоуверенным видом стал в позицию, быстро нацелился,
сделал шаг вперед и метнул томагавк. Видя, что острое оружие летит прямо
в него, Зверобой подумал, что все кончено, однако он остался невредим.
Томагавк буквально пригвоздил голову пленника к дереву, зацепив прядь
его волос и глубоко уйдя в мягкую кору. Всеобщий вой выразил восхищение
зрителей, а Лось почувствовал, как сердце его немного смягчается: только
благодаря твердости бледнолицего пленника он сумел так эффектно показать
свое искусство. Место Лося занял Попрыгунчик, выскочивший на арену,
словно собака или расшалившийся козленок. Это был очень подвижный юноша,
его мускулы никогда не оставались в покое; он либо притворялся, либо
действительно был не способен двигаться иначе, как вприпрыжку и со все-
возможными ужимками. Все же он был достаточно храбр и ловок и заслужил
уважения соплеменников своими подвигами на войне и успехами на охоте. Он
бы давно получил более благородное прозвище, если бы один высокопостав-
ленный француз случайно не дал ему смешную кличку. Юноша по наивности
благоговейно сохранял эту кличку, считая, что она досталась ему от вели-
кого отца, живущего по ту сторону обширного Соленого Озера.
одной, то с другой стороны, в тщетной надежде испугать бледнолицего. На-
конец Зверобой потерял терпение и заговорил впервые с тех пор, как нача-
лось испытание.
ности. Почему ты скачешь, словно молодой олень, который хочет показать
самке свою резвость? Ты уже взрослый воин, и другой взрослый воин броса-
ет вызов твоим глупым ужимкам. Кидай, или гуронские девушки будут сме-
яться тебе в лицо!
Попрыгунчика в ярость. Нервозность, которая делала его столь подвижным,
не позволяла ему как следует владеть и своими чувствами. Едва с уст