гордость не позволяла мне открыть то, что сегодня наконец обнаружилось и что
даже и теперь мне не легко. У меня были свои планы, быть может
фантастические, но я предполагал, если бы мой дед дожил до осени, увезти его
с собой в город, где живут наши дальние родственники, - я надеялся, что они
уже успели позабыть про ненавистных им тори. Но он быстро угасает, -
печально продолжал Оливер, - и вскоре ляжет в землю рядом со старым
могиканином.
пор, пока не послышался стук колес поднимавшейся по склону кареты судьи
Темпла. Разговор продолжался с неослабевающим интересом, и постепенно
выяснилось все то, что доселе было непонятно; антипатия юноши к Мармадьюку
таяла с каждой минутой. Он уже не возражал против того, чтобы деда его
увезли в дом судьи, а сам майор Эффингем выказал поистине детскую радость,
когда его усадили в карету. Оказавшись в зале "дворца" Мармадьюка, старый
воин медленно обвел глазами комнату, останавливаясь взглядом на каждом
предмете, и на мгновение лицо его как будто озарялось разумной мыслью, но в
то же время он то и дело рассыпался в ненужных любезностях по адресу тех,
кто находился возле него, с трудом связывая слова и мысли. Ходьба и перемены
скоро истощили силы старика, и его пришлось уложить в постель. Там он лежал
в течение долгих часов, очевидно сознавая происшедшие в его жизни изменения
и являя собой жалкую картину, слишком ясно показывающую, что животные
инстинкты все еще живут в человеке после того, как более благородная его
сущность уже исчезла.
которой тут же уселся Натти, Оливер не отходил от деда, но затем по
приглашению судьи проследовал в библиотеку, где его уже поджидали хозяин
дома и майор Гартман.
я не только не имел намерений нанести ущерб твоей семье, пока я жив, но
считал своим долгом позаботиться и о том, чтобы справедливость
восторжествовала хотя бы и после моей смерти.
Мармадьюка Темпла. Как ни был он взбудоражен и взволнован, он тут же
заметил, что стоявшая на документе дата совпадала с тем временем, когда
судья находился в столь мрачном и подавленном состоянии. Оливер читал
завещание, и глаза его подернулись влагой, а рука, державшая бумагу, начала
дрожать.
искусным в подобного рода делах мистером Вандерсколом, но далее Оливер сразу
почувствовал стиль самого судьи. Ясно, решительно и даже красноречиво он
излагал свои обязательства в отношении полковника Эффингема, сущность
взаимоотношений между ними и те обстоятельства, которые их разъединили.
Затем он разъяснил причину своего продолжительного молчания, упомянув,
однако, те крупные суммы, которые пересылал другу, но которые тот возвращал
ему обратно с нераспечатанными письмами, после чего рассказал и о том, как
разыскивал отца своего друга, неизвестно куда исчезнувшего, и о своих
опасениях, что прямой наследник доверенного ему состояния погребен в океане
вместе со своим отцом.
теперь связать воедино, а затем дал полный и точный отчет о суммах,
оставленных на его попечение полковником Эффингемом. Все состояние вверялось
нескольким ответственным душеприказчикам, на которых возлагалась обязанность
разделить его следующим образом: одну половину передать дочери, а вторую -
Оливеру Эффингему, бывшему майору войск Великобритании, и его сыну, Эдвардсу
Эффингему, и его внуку, Эдвардсу Оливеру Эффингему, или их потомкам.
Завещание сохраняло свою силу до тысяча восемьсот десятого года - если до
этого времени не объявится никто из прямых наследников рода Эффингемов, то
определенная сумма, из расчета основного капитала и процентов, передавалась
государству, с тем чтобы выплатить ее, согласно закону, побочным
родственникам майора Эффингема; остальное наследовала дочь судьи.
неоспоримое доказательство благородных намерений Мармадьюка. Смущенный
взгляд Оливера был все еще прикован к бумаге, когда он услышал рядом с собой
голос, от которого затрепетал каждый его нерв:
обретя дар речи и память, и, вскочив, схватил руку Элизабет. - Нет, в вас
моя вера всегда была твердой.
рукопожатием, - но мы оба с тобой поступали ошибочно: ты был слишком
поспешен, а я слишком медлителен. Половина всех моих владений станет твоей,
как только можно будет совершить формальную их передачу, и, если мои догадки
правильны, к тебе скоро перейдет и вторая половина.
дочери, а затем сделал знак майору Гартману, приглашая его в соседнюю
комнату.
бы Фриц Гартман бил молодым, как тогда, когда служил с его дедом, он бы еще
потягался с ленивый мальчишка!
семнадцать годков. Пойдемте, Ричард уже поджидает вас с чашей пунша.
двери. - Он делает пунш, как лошадиный пойло. Я покажу ему, как надо
готовить пунш. Ах, шорт! Шестное слово, он подслащивает его своей
американской патокой!
прикрыв за собой дверь. Если кто-либо из наших читателей полагает, что
сейчас мы снова откроем ее ради его удовольствия, то он ошибается.
скажем, но к шести часам беседу пришлось прекратить, так как явился мосье
Лекуа, как то было условлено накануне, и выразил желание сказать что-то мисс
Темпл с глазу на глаз. Ему в том отказано не было. С превеликой учтивостью
француз предложил Элизабет руку и сердце, а также всех своих друзей, близких
и далеких, папа, мама и "сахаристый тростник". Мисс Темпл, надо полагать,
уже связала себя некими обязательствами в отношении Оливера, ибо отклонила
лестное предложение француза в выражениях не менее учтивых, чем его
собственные, но, пожалуй, более решительных.
рядом с собой за стол и с помощью пунша, вина и других горячительных
напитков вскоре заставили француза рассказать им о цели его визита. Делая
предложение, он, как видно, лишь выполнял долг, который воспитанный человек,
прежде чем покинуть гостеприимную страну, обязан выполнить в отношении
девушки, живущей в этом отдаленном месте, - сердце его при этом было весьма
мало задето. После некоторых дополнительных возлияний подгулявшие
собутыльники шутки ради убедили повеселевшего француза, что было бы
непростительной бестактностью предлагать руку одной даме и не проявить такой
же любезности в отношении другой. И около девяти часов вечера мосье Лекуа
отправился в дом священника с теми же матримониальными намерениями и вышел
оттуда с таким же результатом, что и при первой своей попытке.
еще сидели за столом. Они хотели заставить "галла", как называл шериф
француза, попытаться сделать третье предложение - почтенной мисс Добродетели
Петтибон, но мосье Лекуа отверг этот совет с упрямством, поистине
удивительным в столь благовоспитанном человеке.
прощанье:
вас сквайр Дик, я так полагаю, вас подцепят крепко, и не так-то уж легко
будет вам отцепиться. Если мисс Лиззи и дочка пастора вроде как бы легкие
парусные лодочки, которые стремглав несутся по ветру, то мисс Добродетель -
тяжелая баржа: стоит взять ее на буксир, и уж тащи до конца своей жизни.
Глава 41
нашего романа разворачиваются в приятном месяце октябре. За истекшее время
произошло, однако, немало важных событий, и часть их необходимо поведать
читателю.
Эффингема. Оба события случились в начале сентября, и первое из них лишь на
несколько дней опередило второе. Старик угас, как меркнет догорающая свеча,
и хотя смерть его овеяла печалью всю семью, однако столь легкая кончина
глубокого старца не могла вызвать слишком большое горе у его близких.
отношении преступников строго по закону, как то подобает судье, с тем, что
подсказывало ему сердце. Впрочем, на следующий день после того, как
раскрылась наконец тайна пещеры, Натти и Бенджамен беспрекословно
возвратились в тюрьму, где и пробыли, ни в чем не терпя лишений, пока не