ет. Ступай! Ункас и Щедрая Рука незнакомы друг с другом. Довольно.
тавил его направиться к двери и напомнил ему об опасности, которую мог
повлечь за собой их разговор, если бы он был обнаружен. Медленно и нео-
хотно уступая необходимости, он покинул хижину и смешался с толпой, бро-
дившей поблизости.
лые фигуры индейцев, в молчании прохаживавшихся около хижины; случайно
вспыхнувшее яркое пламя осветило хижину, и на мгновение стала видна фи-
гура Ункаса около мертвого тела.
отнесли его в соседний лес. Дункан пошел бродить между хижинами, стара-
ясь найти какие-нибудь следы той, ради которой он подвергался опасности.
Никто не обращал на него внимания, он мог бы легко бежать и присоеди-
ниться к своим товарищам, если бы такое желание у него явилось.
новался теперь и за Ункаса, и все это вместе удерживало его в лагере ин-
дейцев. Поэтому он продолжал бродить от хижины к хижине, заглядывая в
каждую из них только для того, чтобы убедиться в окончательной безуспеш-
ности своих поисков. Так обошел он всю деревню. Отказавшись от бесполез-
ных розысков, он той же дорогой пошел обратно к хижине совета, решив
отыскать Давида.
том казни, молодой человек увидел, что возбуждение индейцев уже утихло.
Воины опять собрались в хижине и теперь спокойно курили трубки, степенно
разговаривая о последнем походе к верховьям Хорикэна. Возвращение Дунка-
на, вероятно, напомнило им о его профессии и о подозрительных обстоя-
тельствах его появления, но они, казалось, не обратили на него внимания.
До сих пор обстоятельства благоприятствовали планам Хейворда, и ему не
нужно было никакого другого советчика, кроме его собственных чувств,
чтобы убедиться в том, что настало время действовать.
ным видом, гармонировавшим с манерами его хозяев. Одного мгновенного, но
пытливого взгляда было для него достаточно, чтобы убедиться в том, что
хотя Ункас все еще оставался на том же месте, где он покинул его, но Да-
вид куда-то бесследно исчез. Никаких других стеснений, кроме бдительных
взоров молодого гурона, расположившегося около него, пленник не испыты-
вал, хотя вооруженный воин стоял, прислонившись к дверному косяку. Во
всех других отношениях пленник, казалось, пользовался полной свободой;
но он не принимал никакого участия в разговоре и походил гораздо больше
на изваянную из камня прекрасную статую, чем на человека, обладающего
жизнью и волей.
равляются со своими врагами, понял, что не должен привлекать к себе их
внимания какой-нибудь неосторожной выходкой. Поэтому он предпочитал
больше молчать и размышлять, чем разговаривать; однако вскоре после то-
го, как он сел на свое место, которое благоразумно избрал в тени, один
из пожилых вождей, говоривших по-французски, обратился к нему.
благодарен ему. Злой дух вселился в жену одного молодого воина. Может ли
искусный чужестранец изгнать его?
индейцами в подобных случаях. Он понял сразу, что этим приглашением мож-
но будет воспользоваться для достижения своей цели. Трудно было бы в
настоящую минуту сделать предложение, которое доставило бы ему больше
удовольствия. Однако, зная о необходимости поддерживать достоинство сво-
его мнимого звания, он подавил свои чувства и ответил с приличествующей
таинственностью:
гие могут оказаться слишком сильными.
попробует.
и, закурив трубку, ждал момента, когда можно будет отправиться в путь,
не теряя достоинства. Нетерпеливый Хейворд, проклиная в душе церемонные
обычаи индейцев, вынужден был принять такой же равнодушный вид, какой
был у вождя. Минуты тянулись одна за другой и казались Хейворду часами.
Наконец гурон отложил в сторону трубку и перекинул плащ через плечо, на-
мереваясь направиться в жилище больной. В это самое время проход в две-
рях заслонила могучая фигура какого-то воина, который неслышной поступью
молча прошел между насторожившимися воинами и сел на свободный конец
низкой связки хвороста, на которой сидел Дункан.
как непреодолимый ужас овладевает им: рядом с ним сидел Магуа.
Несколько потухших трубок были зажжены снова; вновь пришедший, не говоря
ни слова, вытащил из-за пояса свой томагавк и, наполнив табаком отверс-
тие в его обухе, начал втягивать табачный дым через полую ручку томагав-
ка с таким равнодушием, точно утомительная охота, на которой он провел
два последних дня, была для него сущим пустяком.
Воины были уже совершенно окутаны облаками белого дыма, прежде чем один
из них решился наконец заговорить:
Шаткий Тростник пойдет по охотничьей тропинке - он встретит их.
трубки, как будто в это мгновение они вдыхали что-то нечистое. Дым тон-
кими струйками клубился над их головой и, свиваясь в кольца, поднимался
через отверстие в крыше, благодаря чему воздух в хижине очистился и
смуглые лица индейцев стали отчетливо видны. Взоры большинства устремле-
ны были на пол; некоторые из более молодых воинов скосили глаза в сторо-
ну седовласого индейца, сидевшего между двумя самыми уважаемыми вождями.
Ни в осанке, ни в костюме этого индейца не было ничего, что могло бы
дать ему право на такое исключительное внимание. Осанка его, с точки
зрения туземцев, не представляла ничего замечательного; одежда была та-
кой, какую обыкновенно носили рядовые члены племени. Подобно большинству
присутствующих, он больше минуты смотрел в землю; когда же решился под-
нять глаза, чтобы украдкой взглянуть на окружающих, то увидел, что он
составляет предмет общего внимания. Среди полного безмолвия индеец
встал.
кровь гурона. Злой, лукавый чиппевей обольстил мою жену. Великий Дух
сказал, что род Уиссе-ентуша должен окончиться. Уиссе-ентуш счастлив,
что зло его рода кончится вместе с ним. Я кончил.
ища одобрения своему стоицизму в глазах своих слушателей. Но суровые
обычаи индейцев ставили требования, слишком тяжелые для слабого старика.
Выражение его глаз противоречило образным и хвастливым словам: каждый
мускул его морщинистого лица дрожал от муки. Простояв минуту, как бы
наслаждаясь своим горьким триумфом, он повернулся, точно ослабев от
взглядов людей, и, закрыв лицо плащом, бесшумной поступью вышел из хижи-
ны, чтобы в тишине своего жилища найти сочувствие со стороны такого же
старого, несчастного существа - его жены.
характера, предоставили ему возможность уйти среди общего молчания. За-
тем один из вождей отвлек внимание присутствующих от этого тягостного
зрелища и сказал веселым голосом, обращаясь из вежливости к Магуа, как к
вновь пришедшему:
медом. Но разве кому-нибудь удавалось застать гурона спящим?
пределы своего племени.
гой, чем томагавком, - ответил другой, указывая на неподвижную фигуру
Ункаса.
рением пленника, Магуа продолжал курить с задумчивым видом. Хотя его
удивляли факты, которые сообщил в своей речи старик отец, тем не менее
он не позволил себе задавать вопросы, отложив это до более подходящего
момента. Только после того, как прошел значительный промежуток времени,
он вытряхнул пепел из своей трубки, засунул томагавк за пояс и встал с
места, первый раз бросив взгляд в сторону пленника, который стоял немно-
го позади него. Бдительный, хотя и казавшийся задумчивым Ункас заметил
это движение; он внезапно повернулся к свету; взгляды их встретились.
Почти целую минуту оба смелых и неукротимых воина твердо смотрели друг
другу в глаза, и ни тот, ни другой не испытал ни малейшего смущения пе-
ред свирепым взглядом противника. Фигура Ункаса стала как бы еще больше,
а ноздри его расширились, как у загнанного зверя, приготовившегося к от-
чаянной защите; но так непоколебима была его поза, что воображению зри-
телей нетрудно было бы превратить его в превосходное изображение бога
войны его племени. Вызывающее выражение на лице Магуа сменилось выраже-
нием злорадства, и он громко произнес грозное имя:
вестное имя, и на некоторое время удивление взяло верх над стоическим