ком. - Делавар приказывает тебе остановиться!
утеса, высившегося над глубокой пропастью. - Убей меня, если хочешь, гу-
рон: я не пойду дальше!
ки, но Магуа остановил их поднятые руки. Он вынул свой нож и обернулся к
пленнице.
нож!
небесам, проговорила кротким, но твердым голосом:
мать хоть один взгляд ее ясных блестящих глаз, - выбирай!
высоко занес руку с ножом, но нерешительно опустил ее, как бы сомнева-
ясь. После недолгих колебаний он снова поднял клинок; как раз в это вре-
мя над его головой раздался пронзительный крик, и Ункас, прыгнув со
страшной высоты на край утеса, упал между ними. Магуа отступил, но один
из его спутников воспользовался этим мгновением и всадил нож в грудь Ко-
ры.
ло упавшего между ними Ункаса разделило борцов. Магуа, обезумевший от
совершенного на его глазах убийства, всадил нож в спину распростертого
делавара, издав при этом нечеловеческий крик. Но Ункас, вскочив на ноги,
подобно раненому барсу, кинулся на убийцу Коры и бросил его мертвым к
своим ногам; на это ушли его последние силы. Потом суровым, неумолимым
взглядом он посмотрел на гурона, и в глазах его выразилось все, что он
сделал бы с ним, если бы силы не оставили его. Магуа схватил бессильную
руку делавара и вонзил ему нож в грудь три раза подряд, пока Ункас, все
время продолжавший смотреть на него взором, полным беспредельного през-
рения, не упал мертвым к его ногам.
ужаса. - Пощади его, и тебя пощадят!
ный дикой, свирепой радости и торжества, такой громкий, что звуки его
донеслись до тех, кто сражался в долине на тысячу футов ниже утеса. В
ответ на этот крик раздался другой, вылетевший из уст разведчика. Его
высокая фигура быстро приближалась к дикарю; он перепрыгивал через опас-
ные утесы такими большими, смелыми прыжками, словно обладал способностью
двигаться по воздуху. Но, когда охотник добрался до места ужасного
убийства, он нашел там уже только мертвые тела.
пятствия, которые должны были встретиться при подъеме. На самой вершине
горы, на краю головокружительного обрыва, стояла какая-то фигура с под-
нятыми руками, в страшной угрожающей позе. Соколиный Глаз не стал расс-
матривать лицо этого человека, но вскинул ружье и прицелился. Вдруг с
вершины горы на голову одного из беглецов-гуронов упал камень, и затем
показалось пылающее негодованием лицо честного Гамута. Из расселины горы
показался Магуа. Спокойно и равнодушно он перешагнул через труп послед-
него из своих товарищей, перескочил через другую широкую расселину и
поднялся на гору, туда, где его не могла достать рука Давида. Ему оста-
валось сделать только один прыжок, чтобы спастись. Но, прежде чем прыг-
нуть, гурон остановился и, грозя кулаком в сторону разведчика, крикнул:
их на горах в добычу воронам!
же ухватиться руками за куст на краю утеса. Соколиный Глаз припал к зем-
ле, словно хищный зверь, готовый сделать прыжок; он дрожал от нетерпе-
ния, как лист дерева, колеблемый ветром. Магуа повис на руках во весь
рост и нащупал ногами камень, на который мог встать. Потом, собрав все
силы, он сделал попытку взобраться на утес; это удалось ему, он уже кос-
нулся коленями гребня горы... Именно в то мгновение, когда враг как бы
свернулся в комок, разведчик прицелился, и в тот же миг раздался выст-
рел. Руки гурона ослабели, тело его отклонилось назад, только ноги оста-
вались в том же положении. Он обернулся, взглянул на врага с непримири-
мой злобой и погрозил ему со свирепым, вызывающим видом. Но руки Магуа
выпустили ветку, за которую держались: одно мгновение видно было, как
его темная фигура стремительно летела вниз головой мимо кустарника,
окаймлявшего гору, - летела к своей гибели.
Отзвучали звуки битвы, делавары насытили свою старинную жажду мести,
истребив целое поселение гуронов. Сотни воронов, поднимавшихся над голы-
ми вершинами гор или пролетавших шумными стаями над лесом, указывали
путь к недавнему полю сражения.
Чувство гордости и восторга сменилось глубоким унынием.
грустными, нахмуренными лицами.
торые теперь свободно падали им на грудь, стояли неподвижно в стороне;
только по временам они подавали признаки жизни, рассыпая душистые лесные
травы и цветы на ложе, где под покровом индейских одежд покоились остан-
ки благородной, прекрасной Коры. Тело ее было обернуто простой, грубой
тканью, а лицо навсегда скрыто от взгляда людей. В ногах ее сидел Мунро.
Его покрытая сединами голова была низко опущена; изборожденное морщинами
лицо, наполовину скрытое рассыпавшимися в беспорядке прядями седых во-
лос, выражало боль тяжелой утраты. Рядом с ним стоял Гамут с обнаженной
головой; его грустный, встревоженный взгляд беспрестанно переходил с то-
мика, из которого можно было почерпнуть так много святых изречений, на
существо, которое было дорого его сердцу. Хейворд стоял вблизи, присло-
нясь к дереву, мужественно стараясь подавить порывы горя.
столь трогательна, как та, что происходила на противоположном конце по-
ляны. Ункас в самых великолепных, богатых одеждах своего племени сидел,
словно живой, в величественной, спокойной позе. Над головой его развева-
лись роскошные перья, ожерелья и медали украшали в изобилии его грудь.
Но глаза его были неподвижны, безжизненны.
ки; только синяя эмблема его племени ярко выступала на обнаженной груди
сагамора. С того времени как собрались все его соплеменники, могиканин
не сводил пристального взгляда с безжизненного лица своего сына.
оружие мести. Таменунд, поддерживаемый старейшинами своего племени, си-
дел на возвышении, откуда мог смотреть на безмолвное, печальное собра-
ние.
вой конь, находившийся в центре всадников, очевидно приготовившихся отп-
равиться в далекое путешествие. По одежде воина видно было, что он зани-
мал важное место при губернаторе Канады. По-видимому, он явился слишком
поздно, чтобы исполнить данное ему поручение - примирить пылких против-
ников, - и теперь присутствовал молчаливым свидетелем при последствиях
битвы, которую ему не удалось предотвратить.
же тяжелом безмолвии. Иногда раздавалось тихое, заглушенное рыдание; но
в толпе не было заметно ни малейшего движения. Только по временам подни-
мался кто-нибудь, чтобы оказать простые, трогательные почести умершим.
своих товарищей. Он казался очень слабым, словно с того времени, как он
говорил в последний раз со своим племенем, прошел целый век.
тучей! Взор его отвращен от нас, уши закрыты, язык не даст ответа. Вы не
видите его, но кара его перед вами. Откройте ваши сердца, и пусть души
ваши не говорят лжи. Люди ленапов! Лицо Маниту скрыто за тучами!
как будто дух, которому они поклонялись, сам произнес эти слова. Даже
безжизненный Ункас казался живым существом в сравнении с неподвижной
толпой, окружавшей его.
хие голоса начали песнь в честь умерших. То были женские голоса, мягкие
и невыразимо печальные. Когда кончала одна певица, другая продолжала
хвалу или жалобу. По временам пение прерывалось общими взрывами горя.
на его качества. Она называла его "барсом своего племени", говорила о
нем, как о воине, чей мокасин не оставлял следа на росе; прыжок его по-