ценой, если ярость дикарей вдруг обратится на них. Однако появление отряда
пауни спасло его от такой отчаянной и безнадежной попытки, и он мог не
торопясь следить за ходом событий и обдумывать свой новый план.
пожитками всего отряда были куда-то поспешно отправлены - возможно, с
наказом укрыться в одной из соседних рощ, - шатер самого Матори остался на
месте и оттуда ничего не вынесли. Все же вблизи стояли два отборных скакуна,
которых держали мальчики, слишком молодые, чтобы принять участие в схватке,
но уже умевшие управляться с конями. Отсюда траппер заключил, что Матори
боится кому-либо доверить свои новообретенные "цветы" и в то же время принял
меры на случай поражения. От зорких глаз старика не ускользнуло и выражение
лица тетона, когда он давал поручение дряхлому индейцу, так же как и злобная
радость, с какою тот выслушал кровавый приказ. Все эти таинственные
приготовления убедили траппера, что близок решающий час, и он призвал на
помощь весь опыт своей долголетней жизни, чтобы найти выход из отчаянного
положения. Пока он раздумывал, доктор опять отвлек его внимание жалобным
призывом.
Овид. - Кажется, наступил наконец благоприятный момент для того, чтобы
нарушить неестественную и незакономерную, связь, существующую между моими
нижними конечностями и корпусом Азинуса. Быть может, если мои ноги будут
хоть настолько освобождены, что я смогу ими пользоваться, и если затем мы не
упустим удобного случая и форсированным маршем направимся к поселениям, то
возродится надежда сохранить для мира сокровища знаний, коих явлюсь я
недостойным вместилищем. Ради такой высокой цели, несомненно, стоит провести
рискованный эксперимент.
ползучих гадов, которых развесили на вас, бог сотворил для прерий, и я не
вижу, что тут хорошего - посылать их в другие края, где им будет не по себе.
К тому же, сидя вот так на осле, вы можете сослужить нам службу, хотя меня
не удивляет, что вам-то самому это невдомек - ведь вы, книжники, не
привыкли, чтобы от вас был какой-нибудь толк.
функции организма, так сказать, замирают, а духовные и интеллектуальные
притупляются в силу тайной симпатической связи, объединяющей дух и материю?
Эти две орды язычников, наверное, затевают кровопролитие, и, хотя я не очень
к тому расположен, больше будет смысла, если я займусь врачеванием ран,
вместо того чтобы тратить драгоценные минуты в положении, унизительном и для
души и для тела.
лекарь ему ни к чему. Терпение - добродетель индейца, но и христианину оно
тоже к лицу. Поглядите-ка на этих разъяренных скво, друг доктор. Я ничего не
смыслю в нраве дикарей, если они не готовы, проклятые, растерзать нас, чтобы
утолить свою кровожадность. Ну, а пока вы будете сидеть на осле да сердито
хмурить брови, хоть такое выражение вам и непривычно, они, пожалуй, побоятся
колдовства и не посмеют на нас броситься. Я сейчас как генерал перед началом
битвы, и мой долг так расположить свои силы, чтобы каждый выполнял задачу,
по моему суждению, наиболее для него подходящую. Я немножко разбираюсь в
этих тонкостях и готов поручиться, что ваше терпение нам сейчас окажется
куда полезней любого вашего подвига.
объяснениями траппера, - не оборвешь ли ты две вещи сразу: свой разговор,
который, спору нет, приятен за блюдом с дымящимся буйволовым горбом, да эти
чертовы ремни, которые, скажу по опыту, никогда приятны не бывают. Один
взмах твоего ножа принесет сейчас больше пользы, чем самая длинная речь,
когда-либо сказанная в кентуккийском суде.
для того, кто боек на язык, а другого ничего делать не умеет. Я и сам попал
раз в эту берлогу беззаконья, и ведь за сущий пустяк - за оленью шкуру. Бог
им прости, они ведь не знали, что делали, и полагались только на свое слабое
суждение, так что их бы надо пожалеть. А все же невесело было глядеть, как
старика, который всегда жил на открытом воздухе, закон сковал по рукам и
ногам и выставил на посмешище перед женщинами и детьми богатого поселка.
взгляды делом и поскорей освободи нас, - сказал Мидлтон, которому, как и
бортнику, медлительность их верного товарища стала казаться не только
излишней, но и подозрительной.
солдат, и тебе было бы не только любопытно, но и полезно понаблюдать хитрые
приемы и уловки сражающихся индейцев. А этому нашему другу все равно, увидит
он битву или нет, потому что с пчелами воюют совсем не как с индейцами.
чтобы детеныш пантеры ползал по земле, как детеныш дикобраза. А теперь
помолчите-ка оба, а я буду говорить будто только о том, что происходит
сейчас в лощине. Так мы усыпим их бдительность и заставим закрыться глаза,
которые только и высматривают, какую бы учинить пакость или жестокость.
Во-первых, вам следует знать, что предатель тетон, по всей видимости, отдал
приказ всех нас как можно скорей убить, но только втайне и без шума.
овец?
не силой, а хитростью. Ах, и молодец наш пауни! Любо-дорого смотреть! Как он
сейчас скачет от реки, чтобы заманить врага на свой берег! А ведь и мои
слабые глаза видят, что на каждого его воина приходится по два сиу!.. Так
вот, я говорил, что торопливость и опрометчивость до добра не доводят. Даже
ребенку ясно, как обстоит дело. Между индейцами нет согласия насчет того,
как с нами поступить. Одни боятся цвета нашей кожи и с радостью нас
отпустили бы, а другие глядят на нас, точно голодные волки на лань. Да
только когда на совете племени начинаются споры, милосердие редко берет
верх. Вон видите этих иссохших и злобных скво... Да нет, вам с земли их не
видно. Но они здесь и готовы наброситься на нас, точно разъяренные
медведицы, как только придет их час.
рассказываешь для нашего удовольствия или для своего? Если для нашего, то
лучше помолчи, я и так от хохота чуть не задохнулся.
рука Поля была притянута к телу, и тут же бросив нож рядом с кистью этой
руки. - Тише, малый, тише! Нам повезло! Старухи повернулись посмотреть,
почему в лощине поднялся такой крик, и нам пока ничего не грозит. А теперь
берись-ка за дело, но только осторожно, чтобы никто не заметил.
оно маленько запоздало.
сторонку и, казалось, внимательно следил за маневрами отрядов на берегах
реки. - Неужели ты никогда не поймешь мудрость терпения? Да и ты, капитан.
Хоть сам я не из тех, кто принимает к сердцу обиду, а все-таки я вижу: ты
молчишь, потому что не желаешь больше просить одолжения у того, кто,
по-твоему, нарочно не торопится. Ну конечно, оба вы молоды, гордитесь своею
силой и смелостью. И, по-вашему, стоит вам только освободиться от ремней,
как вся опасность останется позади. Но кто много видел, тот больше и
размышляет. Если бы я, как суетливая женщина, кинулся освобождать вас,
старухи сиу увидели бы это, и что бы с вами было? Лежали бы вы под
томагавками и ножами, точно беспомощные, хнычущие дети, хоть рост у вас
богатырский и бороды, как у мужчин. А ну, капитан, спроси у нашего приятеля
бортника, мог бы он сейчас, столько часов пролежав в ремнях, справиться с
тетонским мальчуганом, а не то что с десятком безжалостных и разъяренных
скво?
ногами, уже совсем освобожденными от ремней. - Ты кое-что в этом понимаешь.
Подумать только, я, Поль Ховер, который никому не уступит ни в борьбе, ни в
беге, сейчас чуть ли не так же беспомощен, как в тот день, когда впервые
явился в дом к старому Полю, который давно уже скончался, - прости ему,
господи, все прегрешения, совершенные им, пока он пребывал в Кентукки! Вот
моя нога уперлась в землю - если можно верить глазам, а ведь я поклялся бы,
что между ней и землей еще целых шесть дюймов. Послушай, приятель, раз уж ты
столько сделал, так будь любезен, не допускай этих проклятых скво, о которых
ты нам столько рассказал интересного, подойти к нам ближе, пока я не разотру
руки и не буду готов с ними встретиться.
готовому приступить к возложенному на него делу, и предоставил бортнику
размять затекшие члены а затем освободить и Мидлтона Матори не ошибся в
выборе исполнителя своего кровавого замысла. Это был один из тех
безжалостных дикарей, каких в большем или меньшем числе можно найти среди
любого племени; они нередко отличаются в войнах, проявляя отвагу, питаемую
врожденной жестокостью. Ему было незнакомо рыцарское чувство, в силу
которого индейцы прерий считают более славной заслугой взять трофей у
сраженного врага, нежели убить его, и радость убийства он всегда предпочитал
торжеству победы. Если более честолюбивые и гордые воины кидались в бой,
думая только о славе, он под прикрытием какого-нибудь холмика или куста
приканчивал раненых, которых пощадили его более благородные соплеменники. Ни
одна жестокость, совершенная племенем, не обходилась без его участия, и
никто не слышал, чтобы он хоть раз высказался в совете за милосердие.
ждал минуты, когда можно будет исполнить волю великого вождя, без чьего
одобрения и могущественной поддержки он никогда бы не осмелился на этот шаг,
неугодный слишком многим в племени. Но между враждебными отрядами, того и
гляди, должна была завязаться битва, и с тайным злорадством он понял, что
настала пора приступить к желанному делу.