Джек Лондон
Белый клык
льдом реки. Недавно пронесшийся ветер сорвал с деревьев белый покров
инея, и они, черные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающихся
сумерках. Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишенный
признаков жизни с ее движением, был так пустынен и холоден, что дух, ви-
тающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех
страшнее скорби, слышался здесь - смех безрадостный, точно улыбка сфинк-
са, смех, леденящий своим бездушием, как стужа. Это извечная мудрость -
властная, вознесенная над миром - смеялась, видя тщету жизни, тщету
борьбы. Это была глушь - дикая, оледеневшая до самого сердца Северная
глушь.
шей реке пробиралась упряжка ездовых собак. Взъерошенная шерсть их заин-
девела на морозе, дыхание застывало в воздухе и кристаллами оседало на
шкуре. Собаки были в кожаной упряжи, и кожаные постромки шли от нее к
волочившимся сзади саням. Сани без полозьев, из толстой березовой коры,
всей поверхностью ложились на снег. Передок их был загнут кверху, как
свиток, чтобы приминать мягкие снежные волны, встававшие им навстречу.
На санях стоял крепко притороченный узкий, продолговатый ящик. Были там
и другие вещи: одежда, топор, кофейник, сковорода; но прежде всего бро-
сался в глаза узкий, продолговатый ящик, занимавший большую часть саней.
второй. На санях, в ящике, лежал третий, для которого с земными трудами
было покончено, ибо Северная глушь одолела, сломила его, так что он не
мог больше ни двигаться, ни бороться. Северная глушь не любит движения.
Она ополчается на жизнь, ибо жизнь есть движение, а Северная глушь стре-
мится остановить все то, что движется. Она замораживает воду, чтобы за-
держать ее бег к морю; она высасывает соки из дерева, и его могучее
сердце коченеет от стужи; но с особенной яростью и жестокостью Северная
глушь ломает упорство человека, потому что человек - самое мятежное су-
щество в мире, потому что человек всегда восстает против ее воли, сог-
ласно которой всякое движение в конце концов должно прекратиться.
ловека, еще не расставшиеся с жизнью. Их одежда была сшита из меха и
мягкой дубленой кожи. Ресницы, щеки и губы у них так обледенели от зас-
тывающего на воздухе дыхания, что под ледяной коркой не было видно лица.
Это придавало им вид каких-то призрачных масок, могильщиков из потусто-
роннего мира, совершающих погребение призрака. Но это были не призрачные
маски, а люди, проникшие в страну скорби, насмешки и безмолвия, смельча-
ки, вложившие все свои жалкие силы в дерзкий замысел и задумавшие потя-
гаться с могуществом мира, столь же далекого, пустынного и чуждого им,
как и необъятное пространство космоса.
окружало их со всех сторон. Оно давило на разум, как вода на большой
глубине давит на тело водолаза. Оно угнетало безграничностью и непрелож-
ностью своего закона. Оно добиралось до самых сокровенных тайников их
сознания, выжимая из него, как сок из винограда, все напускное, ложное,
всякую склонность к слишком высокой самооценке, свойственную человечес-
кой душе, и внушало им мысль, что они всего лишь ничтожные, смертные су-
щества, пылинки, мошки, которые прокладывают свой путь наугад, не заме-
чая игры слепых сил природы.
меркнуть, когда в окружающей тишине пронесся слабый, отдаленный вой. Он
стремительно взвился вверх, достиг высокой ноты, задержался на ней, дро-
жа, но не сбавляя силы, а потом постепенно замер. Его можно было принять
за стенание чьей-то погибшей души, если б в нем не слышалось угрюмой
ярости и ожесточения голода.
позади саней, и они кивнули друг другу. И снова тишину, как иголкой,
пронзил вой. Они прислушались, стараясь определить направление звука. Он
доносился из тех снежных просторов, которые они только что прошли.
вее.
его прозвучал хрипло и неестественно, и говорил он с явным трудом.
не видел ни одного заячьего следа.
раздавался позади них.
реки и остановились на привал. Гроб, снятый с саней, служил им и столом
и скамьей. Сбившись в кучу по другую сторону костра, собаки рычали и
грызлись, но не выказывали ни малейшего желания убежать в темноту.
кофейник с куском льда, молча кивнул. Заговорил он только после того,
как сел на гроб и принялся за еду.
дут кому-нибудь на корм. Собак не проведешь.
как собаки грызлись, когда я кормил их?
словам. - Я тоже говорю, что у нас шесть собак. Я взял шесть рыб из меш-
ка, дал каждой собаке по рыбе. И одной не хватило. Генри.
Одноухому рыбы не хватило. Мне пришлось взять из мешка еще одну рыбу.
ба досталась семерым.
их.
Билл. - Их было семь.
вот тебе и мерещится бог знает что.
жала, я сразу взглянул на снег и увидел следы; потом сосчитал собак - их
было шесть. А следы - вот они. Хочешь взглянуть? Пойдем - покажу.
запил их горячим кофе, вытер рот рукой и сказал:
назад, в темноту:
кую грызню подняли собаки.
завывания, - тишина превратилась в сущий ад. Вой несся со всех сторон, и
собаки в страхе сбились в кучу так близко к костру, что огонь чуть ли не
подпаливал им шерсть.
куда счастливее нас с тобой. - И Билл постучал пальцем по гробу, на ко-
тором они сидели. - Когда мы умрем. Генри, хорошо, если хоть кучка кам-
ней будет лежать над нашими телами, чтобы их не сожрали собаки.
ри. - Вряд ли нас с тобой повезут хоронить в такую даль, нам такие похо-
роны не по карману.
был у себя на родине не то лордом, не то вроде этого и ему не приходи-
лось заботиться ни о еде, ни о теплых одеялах, - зачем такому человеку
понадобилось рыскать на краю света, по этой богом забытой стране?..