и не снилось, какое значение в его жизни она приобретет, но он решил,
что карта неплохая. Однако сомнения осаждали его. Что, если Счастью
вздумалось сыграть с ним злую шутку и его ждет погибель? Вдруг Дид от-
вергнет его, а он будет любить ее все больше, все сильнее? Ужас, который
всегда внушала ему любовь, с новой силой овладевал им. Память воскрешала
любовные драмы между мужчинами и женщинами, которых он когда-то знавал.
Он вспомнил и Берту Дулитл, дочь старика Дулитла, которая влюбилась в
Дартуорти, разбогатевшего на Бонанзе; а тот и не глядел на Берту, зато
влюбился в жену полковника Уодтстона и бежал с ней вниз по Юкону; пол-
ковник, до безумия любивший свою жену, пустился в погоню за беглецами. И
что же получилось? Берта, конечно, очень страдала от своей несчастной
любви, а остальным пришлось еще хуже. Полковник догнал влюбленных пониже
Минука, и там спор решило оружие. Дартуорти был убит наповал. У полков-
ника оказалось прострелено легкое, и весной он умер от пневмонии. А у
жены его не осталось на земле ни одного близкого существа.
из-за кого-то на другом краю света и возненавидела его, Харииша, за то,
что он, случайно проезжая мимо, спас ей жизнь, втащив ее в лодку. А Ма-
донна... От этих воспоминаний Харнишу становилось страшно. Если он схва-
тит любовную горячку, а Дид отвергнет его, это будет ничуть не лучше,
чем лишиться всего своего состояния по милости Даусета, Леттона и Гуген-
хаммера. Будь его увлечение Дид менее глубоко, страх одержал бы верх и
он отказался бы от всякой мысли о ней. Но отказываться ему не хотелось,
и он успокаивал себя тем, что не всегда же любовь кончается трагедией.
Кто знает? Быть может, Счастье так стасовало карты, что выигрыш доста-
нется ему. Есть же люди, которые родятся счастливыми, живут счастливо
всю жизнь и счастливыми умирают. Почему бы ему не оказаться таким счаст-
ливцем, которому всегда и во всем везет?
примерно. Правда, иногда он начинал приплясывать и подпрыгивать, но во-
обще был кроток и послушен, как агнец. Харниш, держа в правой руке сог-
нутый пополам хлыст, с нетерпением ждал, чтобы Боб поворотил обратно
хоть один разочек, но Боб, явно издеваясь над своим седоком, и не думал
поворачивать. Дид Мэсон, однако, нигде не было видно. Тщетно рыскал Хар-
ниш по горным дорогам и наконец уже на исходе дня, взяв крутой подъем,
перевалил через вторую гряду. Едва он спустился в долину Марога, как ус-
лышал дробный стук копыт. Стук раздавался впереди - лошадь шла ему
навстречу. А вдруг это Дид? Он повернул коня и шагом поехал обратно. Ес-
ли это она, решил он, значит, он рожден для счастья, ибо встреча не мог-
ла произойти при более благоприятных обстоятельствах. Они поедут одной
дорогой, в том же направлении, лошадь ее идет таким аллюром, что она на-
гонит его как раз в том месте, где крутой подъем заставит обоих ехать
шагом. И хочешь не хочешь, а ей придется конь о конь с ним подняться в
гору; а по ту сторону перевала такой же крутой спуск - и опять они пое-
дут шагом.
лышал, что лошадь пошла шагом. Тогда он глянул через плечо. Это была
Дид. Они мгновенно узнали друг друга, и на ее лице отразилось удивление.
Он слегка повернул Боба и подождал, пока она поравняется с ним. Что мог-
ло быть естественней этого? А потом, когда они съехались, разве само со-
бой не разумелось, что они вместе начнут взбираться наверх!
все вышло: они поздоровались и поехали рядом, а впереди у них еще мили и
мили пути.
только потом на него.
вспыхнули, лицо просияло, и Харнишу с трудом верилось, что перед ним та
же женщина, которую он привык видеть сдержанной, со строго официальным
выражением лица.
она. - Я думала, вы признаете только автомобиль.
стал полнеть, надо как-то сгонять жир.
пят, включая седло и поводья.
мал он.
бывало, удирал из лагеря и загонял скот, объезжал лошадей. Тогда я счи-
тал себя первоклассным наездником.
интересующему обоих предмету. Он рассказал ей про фокусы Боба и какой он
придумал способ, чтобы вымуштровать его; она подтвердила, что лошадь
нужно держать в строгости, даже если очень любишь ее. Вот ее кобыла,
Маб, - она уже восемь лет у нее - вначале пришлось отучать ее от дурной
привычки бить ногой в перегородку стойла. Бедной Маб очень доставалось,
но она излечилась от этого.
сказала Дид. - Я выросла на ранчо, и меня никак нельзя было оторвать от
лошадей. Должно быть, я от рождения любила их. В шесть лет у меня был
собственный пони, а в восемь я уже могла целый день не слезать с седла,
наравне с папой. Когда мне минуло одиннадцать, папа взял меня с собой на
охоту, бить оленей. Я просто не знаю, что бы я делала без лошади. Я тер-
петь не могу сидеть в четырех стенах; и "не будь Маб, я давно бы заболе-
ла и умерла.
не всегда только серые.
заработать кусок хлеба, поэтому я довольствуюсь прогулками за город, так
же как моя кобыла.
отец. Харниш ликовал в душе. Вот они и разговорились; уже добрых полчаса
они вместе, а разговор ни разу не оборвался.
Орегоне, а оттуда до Сискийу не так уж далеко.
этого никогда не говорила.
тех краев.
Дид Мэсон шарахнулась в сторону, и они заговорили об аляскинских ездовых
собаках, а потом опять о лошадях. И всю дорогу вверх до перевала, а по-
том вниз они проговорили об этом.
дил за ходом своих мыслей и проверял свое впечатление о ней. Он никак не
мог решить, нравится ему или нет, что она так смело и непринужденно ез-
дит верхом по-мужски. Взгляды Харниша на женщин были в достаточной сте-
пени старомодны - они сложились в его ранней юности, на Диком Западе, в
ту пору, когда женщины ездили верхом, сидя боком в дамском седле. Всад-
ница, в его представлении, не была двуногим существом. Мужская посадка
Дид поразила его. Но он не мог не сознаться, что, хорошо это или плохо,
смотреть на нее приятно.
чечки в ее глазах. Странно, что он раньше их не видел. Может быть, в
конторе освещение не такое, как надо, а может быть, эти точечки появля-
ются и опять исчезают? Нет, это уж цвет такой, словно золотистые пятныш-
ки рассеянного света. И даже не золотистые, но все-таки ближе всего к
этому цвету. Во всяком случае - они уж никак не желтые. Все вздыхатели
видят по-своему предмет своей любви, и очень сомнительно, чтобы кто-ни-
будь, кроме Харниша, назвал глаза Дид золотистыми. Но сердце его таяло
от нежности, и ему хотелось видеть ее глаза золотистыми, и такими они и
были для него.
ность. Он был уверен, что разговаривать с ней будет очень трудно, а ока-
залось, что ничего нет легче. Она совсем не "надутая" - иначе Харниш не
умел определить разницу между этой Дид, верхом на гнедой кобыле, и той,
которую он привык видеть в конторе. И все же, несмотря на то, что встре-
ча состоялась и у них нашлось так много, о чем поговорить, Харниш в глу-
бине души испытывал разочарование. В конце концов это только пустая бол-
товня. Харниш был человек действия: его влекло к этой женщине, он хотел
любить ее и быть любимым ею; и он хотел, чтобы это счастье наступило бе-
зотлагательно. Он привык к стремительным атакам, привык торопить события
и распоряжаться людьми, подчинять их своей воле; и сейчас его мучило же-
лание дать почувствовать Дид свою власть над ней. Ему хотелось сказать
ей, что он любит ее и что для нее нет иного выхода, как стать его женой.
Но он подавил это желание. Женщины - увертливые создания, и - одной
властностью их не возьмешь; можно все дело испортить. Он вспомнил, с ка-
кой осторожностью и долготерпением выслеживал дичь во время голода,
зная, что меткий выстрел или промах означает жизнь или смерть. Правда,
от этой женщины еще не зависела его жизнь, но все же зависело многое,
очень многое, особенно сейчас, когда он ехал рядом с ней, и боясь слиш-
ком часто взглядывать на нее, украдкой любовался ею; несмотря на мужской
костюм, придававший ей сходство с отважным всадником, она была плени-
тельно женственна: по-женски улыбалась, смеялась, болтала, а глаза ее
сияли, и щеки разгорелись после целого дня под жарким солнцем и летним
ветерком.
Быков Василий
Березин Федор
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Якубенко Николай