берегитесь!
Стилкилту, потряс тяжелым молотом не далее чем в дюйме от его зубов,
извергая в то же время целый поток невыносимых проклятий. Не отступая ни на
тысячную долю дюйма и пронзая его несгибаемым клинком своего взгляда,
Стилкилт, сжав за спиной в кулак правую руку и медленно занеся ее вверх,
сказал своему преследователю, что если только молот заденет его щеку, он
(Стилкилт) убьет его. Но, джентльмены, глупец был уже клеймен на убой самими
богами. Молот коснулся щеки Стилкилта, в следующее мгновение нижняя челюсть
помощника капитана была свернута, он упал на крышку люка, плюя кровью,
словно кит.
бакштаг, который тянулся к самому топу, где стояли дозором двое его друзей.
Оба были канальцами.
гаванях, но никогда не слышали о ваших канальцах. Простите, но кто они и чем
занимаются?
быть, слышали о нем.
косной стране, мы почти ничего не знаем о вашем энергичном Севере.
Прежде чем продолжать свой рассказ, я объясню вам, что собой представляют
наши канальцы, ибо эти сведения, возможно, с какой-то новой стороны осветят
мою историю.
Нью-Йорк, через многочисленные людные города и цветущие села, через
огромные, мрачные, пустынные болота и тучные нивы, которым нет равных по
плодородию, через биллиардные и бары, через святая святых великих лесов, по
римским аркам, переброшенным через индейские реки, в тени и на солнце, мимо
счастливых сердец или печальных, по всему широкому и живописному простору
благородных земель Мохок, под стенами белоснежных церквей, чьи шпили стоят
словно верстовые столбы, одним непрерывным потоком течет по-венециански
развратная и подчас преступная жизнь. Там подлинная страна дикарей,
джентльмены, там воют язычники, они там всюду, совсем рядом с вами, в густой
тени, отбрасываемой церквами, и под их надежной и снисходительной защитой.
Ибо по некоей удивительной и роковой закономерности грешники, джентльмены,
подобно пиратам у вас на родине, которые, как отмечают многие, всегда
поселяются вокруг храмов правосудия, обитают главным образом вблизи святых
мест.
глядя вниз на оживленную площадь.
начинает слабеть в Лиме, - заметил дон Себастьян со смехом. - Продолжайте,
сеньор.
всех нас, жителей Лимы, я хотел бы заявить вам, сэр мореход, что от нашего
внимания не ускользнула деликатность, с какой вы удержались от замены
далекой Венеции на современную Лиму. Прошу вас, не благодарите и не
старайтесь казаться удивленным - вы ведь знаете поговорку всего побережья:
"развратна, как Лима". И это полностью совпадает к тому же с вашим
описанием; церквей здесь больше, чем биллиардных столов, они всегда открыты
и "развратны, как Лима". То же и в Венеции; я был там, в священном городе
блаженного евангелиста Марка! (Да очистит его Святой Доминик!) Ваш стакан,
сэр! Благодарю, я наливаю! А теперь наполним снова!
вышел бы превосходный драматический герой, настолько он полновесно и
живописно порочен. Подобно Марку Антонию, день за днем плывет он лениво по
зеленому цветистому Нилу, открыто забавляясь со своей краснощекой
Клеопатрой, подрумянивая свое золотистое, как персик, бедро на солнечной
палубе. Но на берегу вся эта изнеженность исчезает. Канадец с гордостью
принимает облик настоящего бандита; низкая шляпа с опущенными полями,
украшенная пестрыми лентами, дополняет его великолепный портрет. Он гроза
улыбающейся невинности деревень, мимо которых проплывет; его смуглого лица и
безудержной дерзости побаиваются и в городах. Однажды, когда я путешествовал
по каналу, меня выручил из беды один из канальцев; выражаю ему сердечную
признательность; мне не хотелось бы быть неблагодарным; но ведь у таких
разбойников равная готовность поддержать в несчастье бедного незнакомца и
ограбить встречного богача и служит обычно главным искуплением за все их
грехи. В целом же, джентльмены, разгульность жизни на каналах красноречиво
доказывается тем, что в нашем разгульном китобойном промысле подвизаются
столь многие из наиболее отпетых выпускников этой школы и что едва ли
какие-либо другие представители человечества (кроме, пожалуй, сиднейцев)
вызывают меньшее доверие наших капитанов-китобоев. Удивительно, не правда
ли? А ведь для многих тысяч наших деревенских подростков и юношей, рожденных
на берегах этого водного пути, полная испытаний жизнь Великого Канала
представляет собой единственную ступень, ведущую от мирной жатвы на ниве
христианства к безрассудной вспашке языческих морей.
серебром кружевные манжеты. - К чему путешествовать? Весь мир - та же Лима!
Я было думал, что на вашем умеренном Севере люди так же холодны и
бесстрастны, как горы... Но ваш рассказ!
же минуту его окружили трое помощников капитана и четверо гарпунеров и стали
теснить к борту. Но тут вниз по вантам соскользнули, с быстротой зловещих
комет, двое канальцев и ринулись в самую гущу, чтобы помочь своему товарищу
выбраться на бак. Им на помощь бросились другие матросы, все смешалось и
перепуталось, а доблестный капитан, держась подальше от опасности, прыгал с
острогой в руках, приказывая своим офицерам загнать на шканцы и избить
негодяя. По временам он подбегал к самому краю непрерывно вращавшегося
клубка людей и бросал острогу в его сердцевину, целя в предмет своей
ненависти. Однако они не смогли одолеть Стилкилта и его молодцов; тем
удалось захватить бак, и, быстро подкатив несколько огромных бочек и
поставив их в ряд слева и справа от шпиля, эти морские парижане скрылись за
баррикадой.
зажатыми в каждой руке пистолетами, которые только что принес ему стюард. -
Выходи, бандиты!
направленным на него пистолетам; однако он дал ясно понять капитану, что его
(Стилкилта) смерть будет сигналом для кровопролитного морского бунта.
Опасаясь в душе, что именно так и случится, капитан несколько сбавил тон,
все же он приказал инсургентам немедленно вернуться к исполнению своих
обязанностей.
дело! Вы что, хотите потопить судно? Нашли время бунтовать! За работу! - И
он снова поднял пистолет.
нас не вернется к работе, пока вы не дадите клятвы, что не поднимете на нас
руку. Что скажете, ребята? - спросил он, оборачиваясь к своим товарищам. Они
ответили восторженным криком.
отрывисто бросая:
это же ясно было и ребенку; он должен был знать меня; я же сказал ему не
дразнить буйвола; черт побери, я, кажется, вывихнул себе палец о его
челюсть; где у нас ножи, ребята, в кубрике? Ничего, братцы, приглядите себе
по вымбовке! Говорю вам, капитан, остерегайтесь! Дайте нам слово, не будьте
глупцом; забудьте все это; мы готовы встать на работу; обращайтесь с нами
по-людски - и мы ваши; но на порку мы не пойдем!
рукой. - Среди нас немало найдется таких (и я из их числа), кто подрядился
только на одно плавание, так ведь? Вы отлично знаете, сэр, мы можем
потребовать увольнения, как только судно бросит где-нибудь якорь. Мы не
хотим ссориться, это не в наших интересах; мы хотим, чтобы все обошлось
спокойно; мы готовы встать на работу, но на порку не пойдем!
начнете, - очень мне нужно убивать такого паршивого негодяя, а потом
болтаться на рее. Но до тех пор, пока вы не пообещаете не трогать нас, мы и
пальцем не шевельнем.
одумаетесь! Вниз, говорю вам!
запротестовали, но затем, повинуясь Стилкилту, спустились впереди него в
черную дыру и, недовольно ворча, исчезли в ней, как медведи в берлоге.
вместе со своим отрядом перескочил через баррикаду, и они, быстро задвинув
крышку люка, все вместе навалились на нее. Стюарду приказали принести
тяжелый медный замок, висевший на сходном трапе. Затем, приоткрыв крышку
люка, капитан прошептал что-то в щель, закрыл люк и защелкнул замок за ними
- их было десятеро, - оставив на палубе свыше двадцати матросов, которые до
сей поры были нейтральны.
около кубрика и носового люка, где также опасались появления инсургентов,
если бы те вздумали разобрать переборку внизу. Однако ночные часы миновали
Махров Алексей
Корнев Павел
Березин Федор
Лондон Джек
Браун Дэн
Никитин Юрий