насажденной цивилизации.
существовании у тайпийцев каких-либо матримониальных связей, уж скорее я мог
бы вообразить здесь платоническую любовь, чем священные узы брака. Правда,
между старым Мархейо и Тайнор чувствовалось какое-то вполне супружеское
взаимопонимание; однако я нередко наблюдал, как один забавный старичок в
потертом
недвусмысленные вольности в обращении с почтенной матроной - и все это в
присутствии ее супруга, старого воина, который глядел как ни в чем не бывало
со своим всегдашним добродушным видом. Долгое время, пока я не сделал новых
открытий, многое мне объяснивших, такое странное поведение озадачивало меня
более всего виденного в долине Тайпи.
большинство остальных старейшин. Во всяком случае, если у них и были жены и
дети, то это просто стыд и позор: никто из них не уделял собственным семьям
никакого внимания. Мехеви представлялся мне председателем некоего общества
забубенных весельчаков, устроивших себе в доме Тай роскошный "холостяцкий
клуб". Дети здесь, само собой разумеется, рассматривались как досадная
помеха счастью, а прелести домашнего очага никого не манили, о чем
свидетельствовало строгое недопущение хозяйкиного глаза и хозяйкиной щетки в
их приют повес. Впрочем, многих из этой веселой компании я подозревал в том,
что они постоянно заводят любовные шашни с девушками племени, хотя вслух ни
в чем таком не признаются. Я несколько раз натыкался на Мехеви, когда он
резвился - весьма несолидно для короля - в обществе одной из самых
очаровательных проказниц в долине. Она жила со старухой и каким-то юношей
неподалеку от дома Мархейо и, хотя сама была еще почти ребенок, кормила
годовалого крепыша, очень похожего на Мехеви, которого я, не задумываясь,
счел бы его отцом, да только вот у малыша не было на лице треугольника, -
впрочем, и то сказать, ведь татуировка не передается по наследству. Однако
Мехеви был не единственным, к кому благоволила красавица Мунуни,
пятнадцатилетний паренек, живший с нею под одной крышей, тоже, безусловно,
пользовался ее расположением. Иногда я видел, как они с королем ухаживали за
нею одновременно. Возможно ли, недоумевал я, чтобы доблестный военачальник
поступался толикою того, что мило ему самому? Это тоже было загадкой,
нашедшей разрешение впоследствии.
просветить меня на этот счет, после долгих и пространных объяснений указал
мне на одну особенность, отличающую многих женщин - главным образом солидных
матрон зрелого возраста. Кисть правой руки и левая нога до щиколотки у них
покрыты сложной татуировкой, а все остальное тело совершенно свободно от
красот этого искусства, если не считать точек на губах и небольших полосок
вдоль плеч, описанных мною там, где я привел портрет Файавэй. Такие
украшения на ноге и на руке служили, по словам Кори-Кори, почетным знаком
супружества, насколько этот весьма полезный институт
островитян. Они выполняют то же назначение, что и гладкие золотые кольца
наших прекрасных половин.
изысканно-почтительным со всеми особами дамского пола, у которых имелись
такие знаки, и, боже упаси! не позволял себе ни с одной ничего даже
отдаленно похожего на заигрывание. Оскорбить замужнюю женщину? Нет уж, меня
увольте!
значительной мере поколебало мою щепетильность и убедило меня в ошибочности
некоторых моих выводов. У островитян оказалась развитая система полигамии,
однако весьма своеобразного свойства: во множестве не жены, а мужья. Один
этот факт объясняет неизмеримо много в любезном поведении мужчин. В самом
деле, где еще могло бы существовать такое? Представьте себе революцию в
турецком серале: гарем - обитель бородатых мужей; или вообразите у нас в
стране красавицу, которая не знает, что ей делать с толпой своих любовников,
перерезающих друг другу глотки из ревности, потому что она недостаточно
справедливо распределяет между ними свои милости. Боже избави нас от такой
оказии! У нас для этого недостанет ни терпимости, ни прямой доброты.
брачного контракта, - вероятнее всего, самой простой. Я думаю, как говорят у
нас, лишь только "всплывает вопрос", и он сразу же разрешается установлением
супружеских отношений. По крайней мере, насколько я мог судить, скучного
жениховства в долине Тайпи не знают.
большинству островов Полинезии, хотя в цивилизованных странах наблюдается
явление обратное. В самом раннем возрасте девушки отдают свою любовь
кому-либо из молодых обитателей своего же дома. Впрочем, это детское
увлечение, к нему серьезно никто не относится. Когда первая страсть слегка
поутихнет, появляется второй поклонник, постарше, и забирает молодую пару
жить к себе. Он словно женится сразу и на девице, и на ее возлюбленном, и
все втроем они живут-поживают в любви и согласии.
женившись, иногда получают в приданое за женой большую семью, но я и не
подозревал, что существует место, где в приданое берут еще запасных мужей.
Неверность с той и с другой стороны - явление крайне редкое. Ни у кого из
мужчин не бывает больше чем по одной жене, и каждая жена в зрелых годах
имеет по меньшей мере двух мужей, случается и трех, но не часто. Узы брака
не считаются нерасторжимыми, бывает, что супруги расходятся. Однако разводы
никому не причиняют горя и не предваряются мучительными дрязгами; ведь
обиженная жена или затравленный муж не должны для получения развода
обращаться в судебные инстанции. Потому семейное ярмо никому не в тягость и
не причиняет неудобств, и тайпийская жена поддерживает со своими мужьями
самые добрые дружеские отношения. В целом можно сказать, что брак у
тайпийцев имеет природу более определенную и устойчивую, чем у других
варварских народов. Губительный промискуитет тем самым не допускается, и
добродетель без громких деклараций торжествует.
остальными тихоокеанскими архипелагами, разителен. На Таити брака вообще не
знали, не понимали, что значит "муж и жена", "отец и сын". "Арреорийское
общество" - одно из самых своеобразных учреждений на земле - способствовало
распространению на острове поголовной совершенной безнравственности. А
природное сластолюбие этого племени придало вдвойне разрушительную силу
болезни, которую завезли туда в 1768 году корабли де Бугенвиля. Она
свирепствовала на острове, как чума, унося сотни человеческих жизней.
плодиться и размножаться выполняется не очень прилежно. Я не встречал там
огромных, разрастающихся в арифметической и даже геометрической прогрессии
семейств, какие сплошь и рядом попадаются у нас. Больше двух детей под одним
кровом мне наблюдать не доводилось, да и это было редкостью. По здешним
женщинам сразу видно, что труды и заботы материнства не слишком тревожат их
душевный покой; здесь не бывает такого, чтобы обремененная заботами мамаша
бежала куда-нибудь по делам, а за подол ее, вернее, за лист хлебного дерева,
который здесь носят вместо турнюра, цеплялось с полдюжины малолеток.
местностях, еще не затронутых общением с европейцами, количество рождений
почти не превышает количества смертей. Число людей в таких местах остается
неизменным из поколения в поколение,
опустошительных войн и неизвестен преступный обычай детоубийства. Кажется,
само Провидение позаботилось о том, чтобы на островах не расплодилось
слишком это племя, не обладающее необходимым для возделывания
трудолюбием и обреченное в случае увеличения своей численности на самое
бедственное прозябание. За то время, что я прожил в долине Тайпи, я видел у
местных жителей не более десятка младенцев моложе полугода, и при мне
родилось еще двое.
Сандвичевых островах и Таити, которое наблюдается в настоящее время. Пороки
и болезни, завезенные белыми людьми, год от года увеличивают смертность
среди этих злосчастных племен, а рождаемость по тем же причинам из года в
год падает. И гавайцы с таитянами движутся к полному вымиранию со скоростью,
возрастающей почти по закону сложных процентов.
похожего на места захоронения, - поначалу я склонен был это объяснить тем,
что мне не позволяется ходить в сторону моря. Теперь я, однако, предполагаю,
что туземцы, то ли не желая иметь перед глазами постоянное напоминание о
смерти, то ли стремясь к живописности, устроили себе прелестное уютное
деревенское кладбище где-нибудь подальше, у подножия гор. В Нукухиве мне
показывали местный погост - несколько больших квадратных пай-пай, обнесенных
основательной каменной оградой, над которой низко склонялись густые ветви
старых деревьев.
образовывались, когда из кладки пай-пай удаляли плиту, и там оставляли, не
тревожа их праха. И хоть трудно придумать что-либо мрачнее и ужаснее, чем
эти громоздкие каменные возвышения под темными лиственными сводами, однако,
не зная, что это, никогда не угадаешь в них кладбища.
оказался настолько любезен, чтобы помереть и быть похороненным и тем
удовлетворить мою любознательность касательно их погребальных обрядов, мне
поневоле пришлось остаться в неведении на этот счет. Но так как эти обычаи у
тайпийцев, я думаю, такие же, как и у других населяющих остров племен, я
опишу здесь сцену, которую наблюдал в Нукухиве.
берег накануне и стал свидетелем подготовки к погребению. Покойника плотно
завернули в новую белую тапу и под открытым навесом из кокосовых ветвей
уложили на катафалк, сплетенный из гибкого молодого бамбука и установленный
на высоких - без малого в человеческий рост - шестах. Две горюющие женщины
неотлучно находились при теле, они жалобно, тягуче причитали и мерно
помахивали большими соломенными опахалами, обмазанными белой глиной. А в