сжалились, и пришлось ему скликать команду и поскорее отвалить от этого
"проклятущего" берега, как он выразился на прощание.
почтили нас градом камней. Ведь всего несколькими неделями раньше таким же
способом за такое же преступление были убиты капитан и трое из команды со
шхуны "К...".
запретов табу. Ведь разница в общественном положении между аборигенами так
незначительна, так мала власть вождей и старейшин, так неопределенна роль
членов жреческого сословия, которых с виду даже и не отличить было от
остальных, что я совершенно не представляю себе, кто мог налагать эти
запреты. Сегодня табу лежит на чем-нибудь, завтра оно снимается; а в других
случаях оно действует всегда. Бывает, что его ограничения касаются одного
какого-то человека или одной семьи, но бывает, что и целого племени; а
отдельные запреты распространяются не только среди разных племен в пределах
одного острова, но даже в пределах целого архипелага. Примером этого
последнего вида запретов может служить повсеместно на Маркизских островах
распространенный закон, не позволяющий женщинам находиться в челне.
ребенку, которого хотят родительской властью к чему-то не допустить. И
вообще все, что не соответствует общепринятым нормам поведения островитян,
даже если не находится под прямым запретом, все равно обозначается табу.
полинезийским наречиям, которые, безусловно, все имеют общее происхождение.
Одна из характерных их черт - удвоение слов типа луми-луми, пои-пои или
муи-муи. Другой чертой, гораздо более неприятной, является способность
одного слова выступать в нескольких разных значениях, причем между всеми
этими значениями имеется определенная связь - и разобраться во всем этом и
мечтать нечего. Получается, что одно расторопное словечко должно, как
прислуга в бедном семействе, выполнять множество разных дел; например, некая
комбинация слогов выражает ряд понятий, связанных со сном,
лежанием, сидением, прислонением и всеми прочими родственными занятиями, и
нужный смысл в каждом отдельном случае сообщается главным образом с помощью
жестов и выражения лица говорящего.
колледже на Лахаиналуна, иначе - Моуи, одном из Сандвичевых островов, я
видел таблицу спряжения гавайского глагола по всем временам и наклонениям.
Она покрывала всю стену, и боюсь, что даже сам сэр Уильям Джонс не сумел бы
ее запомнить.
- 31 -
однако теперь я прошу у читателя еще большего снисхождения, ибо дальше
собираюсь просто нанизывать одно за другим без всякой претензии
логическую последовательность разные, еще не упомянутые клочки и обрывки
сведений, которые я нахожу любопытными или характерными для долины Тайпи.
старого Мархейо, всегда приводивший меня в изумление. Еженощно перед отходом
ко сну все обитатели дома собирались в кружок и, усевшись на корточки, по
обычаю всех этих островитян, затягивали тихое, бесконечно унылое монотонное
песнопение с инструментальным сопровождением - у каждого в руках было по две
довольно трухлявые палочки, и их редко, размеренно ударяли одна о другую.
Так продолжалось битых два часа, а иногда и того более. Лежа поодаль, в
темном углу, я поневоле таращил на них глаза, хотя зрелище это только тоску
наводило. Мерцающие лучи светильника армор лишь выделяли контуры их лиц, не
рассеивая обступившей темноты. Я то задремывал, то вдруг пробуждался под
заунывное пение - передо мной сидели в кружок какие-то удивительные люди,
голые татуированные тела их едва проступали во мгле, бритые
покачивались под тихий вой и размеренный стук деревяшек, и тогда мне
казалось, что здесь творятся злые чары и произносятся жуткие заклинания.
религиозный обряд, своего рода семейная молитва, я выяснить не сумел.
не присутствовал, то никогда бы не поверил, что человеческие голоса способны
звучать столь странно.
так и всего менее справедливо в отношении жителей Полинезийского архипелага.
Плавная напевность, с какой тайпийские девушки произносят самые обыденные
слова, мелодично растягивая последний слог каждой фразы и губами образуя
звуки, чирикая, словно пташки, очень приятна на слух.
волнует, с ними случаются настоящие припадки словоизвержения и самые корявые
неуклюжие звуки сыплются тогда у них изо рта со скоростью поистине
изумительной.
как это понимают другие народы, им неизвестно.
Мехеви. На ум мне пришел куплет из "Баварца-метельщика", и я рявкнул его во
все горло. Король и весь его двор посмотрели на меня с изумлением, словно я
выказал сверхъестественную способность, которой их небеса не наделили.
Король одобрил стихи, а припев его просто восхитил. По его желанию я пропел
куплет еще и еще раз, и было безумно смешно, когда он пытался усвоить слова
и мотив. Венценосный дикарь, видимо, думал, что, если сощурить и сморщить
лицо так, чтобы остался один нос, это поможет ему добиться успеха. Однако
гримасы все же не помогли, пришлось ему смириться в конце концов и утешиться
тем, чтобы пятьдесят раз подряд прослушать полюбившуюся песню в моем
исполнении.
подозревал, что во мне есть что-то от соловья. Но тут я был пожалован
званием придворного менестреля, в каковом качестве и выступал
бессчетное множество раз.
долине Тайпи не знают, если не считать того, что ближе всего можно было бы
обозначить как носовую флейту. Это ярко-красная тростниковая трубка, чуть
длиннее обычной свирели, с четырьми или пятью клапанами и с большим
отверстием у конца, которое приставляют к левой ноздре. Правую ноздрю
зажимают особым движением, сводя лицевые мускулы, дыхание направляется в
трубку, и производят нежный, мелодичный звук, переменчивый оттого, что
пальцами наугад перебирают клапаны. Игра на этом инструменте - любимое
занятие женщин, и Файавэй достигла в нем замечательного мастерства. Каким
неуклюжим ни кажется этот способ музицирования, в нежных ручках Файавэй
носовая флейта выглядит необыкновенно изящно. Право, даже девица, терзающая
гитару, которая подвешена у нее на шее с помощью добрых двух ярдов голубой
ленты, выглядит не так прелестно.
подданных не только пением. Ничто на свете не доставляло им такого
удовольствия, как разыгрываемый мною в одиночку боксерский
Поскольку ни один из туземцев не соглашался стоять, как настоящий мужчина, и
терпеть, чтобы я колошматил его себе на радость и королю на потеху, я
принужден был сражаться с воображаемым противником, которого неизменно и
побеждал моими превосходящими силами и замечательной сноровкой. Случалось,
что побитая тень в своем позорном отступлении слишком приближалась к кучке
зрителей, тогда я бросался прямо в их гущу, нанося удары направо и налево, и
бедные дикари разбегались в разные стороны, к великой радости короля Мехеви,
старейшин, да и их самих.
белого человека; эти дикари, я уверен, воображали, что солдаты европейских
армий выходят на войну вооруженные только жилистыми кулаками и доблестными
сердцами и, развернув строй, начинают по приказу высшего командования что
есть силы тузить друг друга.
реки сидящую на камне женщину - она с живейшим интересом наблюдала за
чем-то, что плескалось рядом в воде и что я поначалу принял за какую-то
крупную разновидность лягушки. Заинтересованный, я побрел туда, где она
сидела. Каково же было мое изумление, когда я увидел младенца в возрасте не
более нескольких дней, который бултыхался в воде с таким довольным видом,
будто только что всплыл со дна, где вывелся из какой-нибудь икринки. По
временам восхищенная родительница протягивала к малютке руки, и крохотное
тельце, плеснувши по воде, оказывалось прижатым к материнской груди. Потом
младенец снова пускался в речку, и так - многократно - всякий раз оставаясь
в воде не более минуты. Случалось, он строил недовольные гримасы, глотнув
речной водицы, или кашлял и захлебывался. Тогда мамаша подхватывала его и
способом, описывать который едва ли
проглоченную жидкость. С тех пор у меня на глазах эта женщина больше месяца
подряд каждый божий день приносила на речку своего ребенка по утренней
прохладе и ближе к вечеру и устраивала
удивительного, что жители Южных морей - настоящие амфибии, если их спускают
на воду, как только они появляются на свет. Я убежден, что плавать для
человека так же естественно, как и для утки. А между тем сколько здоровых,
крепких людей в цивилизованных странах тонут, точно слепые котята, при самых
пустячных происшествиях!
мое восхищение. Хорошие волосы - отрада и гордость каждой
Скручивают ли их вопреки недвусмысленной воле Провидения на макушке,
укладывая в бухту, словно канат на палубе; оттягивают ли за уши и свешивают
сзади наподобие бахромы на портьерах; или же позволяют им литься на плечи
естественными локонами - все
обладательницы и венцом ее туалета.