Майн Рид.

Белый вождь

Северомексиканская легенда

Глава I

Это случилось в глубине Американского континента, более
чем за тысячу миль от обоих океанов.

Поднимитесь со мною вон на ту гору и с ее снеговой вершины
посмотрите вокруг.

Вот мы уже на самом высоком гребне. Что же мы видим?

На север, пересекая тридцать параллелей, до самых берегов
Северного Ледовитого Океана, тянутся горы. Они беспорядочно
громоздятся на юге: цепи их то расходятся, то сплетаются в
узел. И на западе тоже горы; их неровные очертания четко
вырисовываются в небе, а у подножий раскинулись широкие
плоскогорья.

А теперь обратимся на восток. Ни одной горной вершины! Ни
одной - на сколько хватает глаз и еще на тысячи миль. Вон та
темная линия, встающая на горизонте, - это лишь скалистый край
другого плоскогорья, такой же прерии, только приподнятой чуть
выше над уровнем моря.

Где же мы? На какой вершине? На Сьерра-Бланка, которую
охотники называют "Испанский пик". Мы на западной окраине
Великих Равнин.

На востоке глаз не встречает никаких признаков
цивилизации. Можно ехать целый месяц и все равно не встретить
их. На севере, на юге - лишь горы да горы.

Не то на западе. В подзорную трубу вы разглядите вдалеке
возделанные поля, протянувшиеся вдоль берегов сверкающей на
солнце реки. Это поселения Новой Мексики, оазис, питаемый
водами Рио дель Норте. Но события, о которых пойдет речь,
развернулись не здесь.

Взгляните снова на восток - и место действия будет перед
вами. От подножия горы, на которой мы стоим, простирается
далеко на восток плоскогорье. Здесь нет предгорий, оно вплотную
подходит к горному кряжу; один шаг - и под ногами у вас уже не
ровная земля, а скалистый, поросший сосною склон.

Плоскогорье это не назовешь однообразным. Местами, где
разрослась невысокая густая трава, оно ярко-зеленое, но большая
часть его бесплодна, точно пустыня Сахара. Вот лежит бурая,
выжженная солнцем земля, на которой не видно ни травинки, а там
- рыжие пески, а еще дальше все бело, как снег, покрывающий
вершину, на которой мы стоим, - это на поверхность проступила
соль.

Скудная растительность не одевает землю зеленым нарядом.
Листья агавы испещрены багровыми пятнами, тусклая зелень
кактусов кажется еще безжизненней оттого, что они сплошь
покрыты колючками, Острые листья юкки посерели от пыли и
напоминают связки заржавленных штыков; низкорослая, чахлая
акация почти не дает тени, и под ней едва могут укрыться
большие темные ящерицы и гремучие змеи. То тут, то там одиноко
стоит карликовая пальма с голым стволом и пучком листьев на
вершине; она придает пейзажу что-то африканское. Глаз всегда
быстро устает от картины, где предметы кажутся угловатыми и
колючими, а здесь так выглядят не только деревья, но и все
растения, и даже у каждой травки свои шипы.

С какой радостью обращаешь взгляд к чудесной долине,
уходящей к востоку от подножия горы! Как не похожа она на это
бесплодное плоскогорье! Она сплошь устлана ковром яркой зелени,
усеянным цветами, которые сверкают всеми красками, словно
драгоценные камни. Так и манят к себе теннистые рощи, где
сплетают свои ветви тополь, китайское дерево, дуб, ива.
Спустимся же под их сень.

Вот мы и у края плоскогорья, а долина все еще далеко
внизу, до нее по меньшей мере тысяча футов, но со скалы,
которая нависает над нею, можно окинуть взглядом всю ее на
многие мили. Она такая же плоская, как и плоскогорье, лежащее
выше; и, глядя на нее сверху, представляешь себе, что здесь
земная кора раздалась и часть плоскогорья, опустившись вниз,
коснулась самых истоков животворной силы земли, которой лишено
высокое плоскогорье.

По обе стороны долины, на сколько хватает глаз,
протянулись отвесные скалы; они спускаются крутыми
тысячефутовыми уступами и почти неприступны; взобраться на них
можно лишь в некоторых местах. Ширина долины десять миль, а
каменные стены, ограждающие ее, одинаковой высоты и похожи друг
на друга, как близнецы. Мрачные и дикие, нависают они над
приветливой, сияющей долиной, и она напоминает прекрасную
картину в грубой, топорной раме.

Река делит долину надвое; серебряной змейкой она
извивается то вправо, то влево, словно ей любо струиться меж
этих ярких и веселых берегов. Бесконечные изгибы, спокойное
течение свидетельствуют о том, что ложе ее почти гладкое.
Берега ее поросли лесом, но не сплошь: здесь он тянется широкой
полосой, там по самому краю берега стоят редкие деревья, едва
затеняя реку, а вон виднеется зеленый луг - он сбежал к самой
воде.

То тут, то там разбросаны небольшие рощи. Они все разные:
одни совсем круглые, другие - продолговатые или овальные, а
третьи изогнуты, как рог изобилия. Кое-где деревья растут в
одиночку; их пышная крона говорит о том, что природа не
пожалела на нее сил. Эта долина наводит на мысль о прекрасном
парке, насаженном рукой человека, и деревьев здесь как раз
столько, чтобы украсить парк, не скрывая его прелести.

Неужели здесь нет дворца или замка, который дополнил бы
картину? Нет, ни дворца, ни какого-либо жилища; ни единый дымок
не поднимается к небу. Ни души не видно в этом диком раю. Здесь
бродят стада оленей, в теннистых рощах отдыхают величественные
лоси, но людей здесь нет. Быть может, нога человека никогда...

Но нет! Наш спутник говорит совсем другое. Слушайте:

"Это долина Сан-Ильдефонсо. Сейчас она необитаема, но было
время, когда ее населяли цивилизованные люди. Почти посередине
долины там и тут видны какие-то беспорядочные груды. На них
буйно разрослись сорные травы, деревья, но вглядитесь - и вы
поймете, что это развалины города.

Да, когда-то на этом месте был большой, богатый город.
Здесь стояла крепость, и на башнях ее реял испанский флаг. Была
здесь и миссия, основанная отцами иезуитами, а по всей долине,
вокруг города, поселились богатые владельцы рудников и асиенд.
Всюду деловито сновал народ, всюду кипели страсти - любовь и
ненависть, честолюбие, алчность и месть. Сердца, горевшие ими,
давно уже перестали биться, и дела, ими порожденные, ни один
летописец не запечатлел на бумаге. Они живут лишь в рассказах,
в легендах, похожих более на вымысел, чем на быль.

И, однако, этим легендам не больше ста лет. Сто лет назад
с вершины этой горы можно было увидеть не только поселение
Сан-Ильдефонсо, но и еще множество городов, поселков, деревень,
а ныне на их месте не заметишь и следов человеческого жилья.
Самые имена этих городов забыты, и их история погребена среди
развалин.

Индейцы жестоко отомстили убийцам Монтесумы. 1 Если бы
саксы позволили этой войне, этой мести бушевать еще столетие...
нет, даже полстолетия, от потомков Кортеса и от его
воинов-завоевателей не осталось бы и следа на земле Анауака2.

Слушайте же легенду Сан-Ильдефонсо! "

Глава II

Пожалуй, ни в одной стране нет столько религиозных
праздников, как в Мексике. Считается, что церковные праздники
помогают обратить местное население в христианскую веру,
поэтому на мнимосвятой мексиканской земле святцы значительно
расширены. Редкая неделя обходится без празднества со всеми его
аттрибутами: тут и хоругви, и процессии, и священники в
торжественном облачении, точно для представления "Писарро"3, и
духовые ружья, и фейерверки, и повсюду обнажают головы и прямо
в пыли преклоняют колена простодушные жители. Все вместе это
очень напоминает лондонские шествия в память "порохового
заговора"4 и почти столь же благотворно влияет на
нравственность населения.

Конечно, святые отцы затевают эти церемонии не просто для
развлечения - вовсе нет. У них имеются в запасе разные
небольшие молитвы, индульгенции5, святая вода, и всем этим они
во время праздников оделяют верующих, притом отнюдь не
безвозмездно; и когда несчастному грешнику приходит охота
покаяться, его основательно обирают, зато ему обещают короткий
и легкий путь прямо в рай.

Казалось бы, церемонии эти должны быть исполнены