подобное варварство - желания и даже поступки еще более
бесчеловечные - отнюдь не редкость и сейчас под небом Новой
Мексики.
плоскогорье, настаивал, чтобы игра велась честно, по всем
правилам. Всего-навсего скотовод, хоть и богатый, он был
человек смелый и отстаивал права Карлоса даже наперекор усатым
грозным офицерам.
шли полным ходом. - Сдается мне, ты готов пойти на это
сумасшествие. Раз уже не удалось отговорить тебя, я не стану
тебе мешать. Но, по крайней мере, не рискуй собой ради такого
пустяка. Вот мой кошелек! Спорь на сколько хочешь.
- как видно, в нем было немало денег.
предложение обрадовало его. По всему видно было, что он глубоко
тронут добротой юноши.
сердца благодарю тебя, но взять кошелек не могу... Одну монету,
не больше. Я хотел бы поставить один золотой против коменданта.
один - значит, всего два... Два золотых. Честное слово, никогда
еще я не спорил на такие большие деньги!.. Слышите? Бедный
охотник бьется об заклад на два золотых!
Вискарра! - громко обратился дон Хуан к коменданту. - Я думаю,
вы не прочь получить назад свою ставку. Карлос ставит один
золотой, а я предлагаю поспорить на десять.
так разговаривают при свидетелях. - Учетверим ее, если вам
угодно, сударь.
Спорю на сорок золотых, что Карлос выдержит испытание!
выбраны судьи.
плоскогорье и предоставили мыс в полное распоряжение охотника
на бизонов и его коня.
его движением.
стороне. Потом осмотрел шпоры и убедился, что ремешки
застегнуты как надо. Поправил опоясывающий его шарф, надвинул
сомбреро на лоб. От колен и до самых лодыжек застегнул кожаные
боковые отвороты своих бархатных штанов, чтобы они не мешали
ему. Охотничий нож и хлыст отдал на хранение дону Хуану.
выгнув шею, словно угадывал, что ему предстоит совершить нечто
из ряда вон выходящее. Первым делом Карлос тщательно осмотрел
уздечку, затем огромные стальные удила мамелюкского образца,
проверяя, нет ли где-нибудь трещинки. Головной ремень он
затянул ровно настолько, насколько нужно; потом пристально,
дюйм за дюймом, осмотрел поводья. Они были плотно и искусно
сплетены из волос хвоста дикой лошади. Кожаные могли бы
лопнуть, а за эти, прочные и гибкие, как струна, бояться не
приходилось.
сторон, проверил стремянные ремни и большие деревянные колодки
стремян. Подпруга была последним, самым важным предметом его
забот. Он ослабил пряжки по обе стороны, а потом, упершись
коленом, затянул подпругу как можно крепче. Он стянул ее так
основательно, что и кончик пальца нельзя было просунуть под
крепкий кожаный ремень.
порваться ремешку или соскользнуть пряжке - и смельчака
поглотит вечная ночь.
поводья и легко вскочил в седло.
нескольких футах от края: обоим, и коню и всаднику, следовало
привыкнуть к опасности.
Даже на это нельзя было смотреть без страха. Для тех, кто
глядел снизу, это было великолепное, но пугающее зрелище.
галопом - тем аллюром, которым он намеревался приблизиться к
краю утеса, - и вдруг опять натянул поводья, да так, что конь
едва не опрокинулся набок. Снова галоп - и снова остановка.
Карлос повторил этот маневр раз десять-двенадцать, направляясь
то к краю утеса, то к плоскогорью. Разумеется, его конь мог бы
скакать куда быстрее. Но о том, чтобы гнать во весь дух, и речи
не было. Остановить коня, мчащегося со всей быстротой, на какую
он только способен, на расстоянии двойной длины его тела от
края пропасти совершенно невозможно, даже если пожертвовать его
жизнью. Пуля, попавшая в сердце, и та не смогла бы мгновенно
остановить на таком небольшом расстоянии скачущую лошадь.
Хороший галоп - большего нельзя было ожидать в таких условиях;
так решили и судьи, наблюдавшие за приготовлениями, когда
Карлос спросил их об этом.
седле. Его решительный взгляд говорил, что пришло время
приступить к испытанию.
следующую секунду он уже скакал галопом прямо к краю утеса.
всаднику. Все сердца тревожно бьются, зрители замерли; слышно
лишь их неровное дыхание да стук копыт о твердый грунт
плоскогорья.
приблизился почти к самому краю, от черты его отделяет
расстояние не более шестикратной длины его тела, а поводья все
еще висят свободно. Карлос не натягивает их; он знает, что
стоит тронуть повод - и конь остановится, а сделать это до
черты - значит проиграть. Еще прыжок... еще... еще...
раздались возгласы среди зрителей.
Но тотчас же раздались громкие приветственные крики. "Viva! " -
неслось из долины. "Viva! " - кричали те, кто следил за
Карлосом с плоскогорья.
край обрыва, Карлос резко натянул поводья, и передние копыта
коня застыли в воздухе. Осев на задние ноги, он словно врос в
твердую, надежную почву плоскогорья. Так он замер в какихнибудь
трех футах от края утеса. И тогда всадник поднял правую руку,
снял сомбреро, помахал им в знак приветствия и вновь надел.
Темные силуэты коня и всадника, полные силы и красоты, застыли
над обрывом, вырисовываясь на фоне синего неба. Руки и ноги
всадника, каждый изгиб тела коня, даже конская сбруя были
отчетливо видны. В то краткое мгновение, когда они неподвижно
застыли над бездной, казалось, что это конная статуя, отлитая
из бронзы, и вершина утеса служит ей пьедесталом.
"viva". Потом смотревшие снизу увидели, как всадник круто
повернул коня и скрылся за кромкой утеса.
тревожно, неистово стучавшие в груди всего минуту назад, уже
снова бились спокойно и размеренно.
силой закричали "viva" и замахали платками, приветствуя его. А
он заметил лишь один платок, но большего ему и не надо было.
Других он не увидел, да и не хотел видеть. Этот надушенный
кусочек батиста, обшитый кружевом, был для него знаком надежды,
знаменем, под которым он готов был пойти на еще более дерзкие и
опасные подвиги. Маленькая, украшенная драгоценностями ручка
высоко подняла платок и радостно махнула им в знак приветствия.
Он видел это и был счастлив.