откровенные признания мустангера. Это -- отзвук ее чувства. На
бледных щеках вспыхнул яркий румянец, но это румянец не стыда,
а гордого торжества.
можно подумать, что она вот-вот выскочит из кареты, бросится к
человеку, которого судят за убийство ее брата, и с презрением
бросит вызов самым беспощадным обвинителям.
не ревностью, -- Луиза слишком хорошо помнит слова,
подслушанные у постели больного. Можно ли в них сомневаться? Он
повторил их теперь, когда его сознание не помрачено, когда ему
грозит смерть, перед лицом которой не лгут.
радость Луизе Пойндекстер, на большинство слушателей произвели
совсем иное впечатление.
испытываем досаду, сталкиваясь с чужой любовью, особенно если
это всепоглощающая страсть.
интересуются нами. Это старая история о самолюбии, уязвленном
безразличием.
могут побороть в себе зависть; те же, кто влюблен в нее не на
шутку, оскорблены до глубины души тем, что они называют "наглым
заявлением".
невиновности, он поступил бы благоразумнее, если бы промолчал.
Пока что своими показаниями он только подлил масла в огонь и
нажил себе новых недоброжелателей.
над Морисом Джеральдом, что его повесят, не выслушав до конца.
взгляд в сторону своего отряда. Судья властно требует:
говорить.
лошадь. Было достаточно светло, и он сразу узнал меня. Вместо
неприятной встречи, которой я ожидал -- и думаю, что имел
достаточно оснований для этого, -- я был очень обрадован и
удивлен его приветливостью. Он дружески протянул мне руку и с
первых же слов попросил у меня прощения за свою несдержанность.
Нужно ли говорить, как горячо я пожал его руку! Я знал, что это
рука верного друга; больше того, я лелеял надежду, что наступит
день, когда она станет рукой брата. Я пожал ее тогда в
предпоследний раз. В последний раз я сделал это очень скоро,
когда мы пожелали друг другу спокойной ночи и расстались на
лесной тропинке, -- я не думал, что мы расстаемся навеки...
Господа присяжные! Я не стану отнимать у вас время пересказом
разговора, который произошел между нами, -- он не имеет
никакого отношения к этому судебному разбирательству. Мы
проехали некоторое расстояние рядом, а потом остановились под
деревом. Тут мы обменялись сигарами и выкурили их. И, чтобы
закрепить нашу дружбу, мы обменялись шляпами и плащами. С этим
обычаем я познакомился у команчей. Я отдал Генри Пойндекстеру
свое мексиканское сомбреро и полосатое серапе, а взамен я взял
его плащ и его панаму. После этого мы расстались -- он уехал, а
я остался. Я сам не понимаю, почему остался там... Скорее
всего, потому, что это место стало мне дорого -- ведь там
произошло примирение, которое было для меня такой радостной
неожиданностью. Мне уже не хотелось продолжать свой путь на
Аламо. Я был счастлив, и мне хорошо было под деревом. Соскочив
с лошади, я привязал ее, потом завернулся в плащ и, не снимая
шляпы, улегся на траве. Через несколько секунд я заснул. Редко
когда сон одолевал меня так быстро. Всего лишь полчаса назад
это было бы невозможно. Могу приписать это только чувству
приятного успокоения после всех пережитых горьких волнений. Но
спал я не очень крепко и недолго. Не прошло и двух минут, как
меня разбудил ружейный выстрел. Правда, я не был вполне уверен,
это могло мне показаться. Но поведение моей лошади доказывало
обратное. Она насторожила уши и захрапела, как будто стреляли в
нее. Я вскочил на ноги и стал прислушиваться.
успокоился, я решил, что мы оба ошиблись. Я подумал, что лошадь
почуяла близость бродившего в лесу зверя, а то, что показалось
мне выстрелом, был просто треск сучка в чаще или, быть может,
один из тех таинственных звуков -- таинственных потому, что они
остаются необъясненными, -- которые так часто слышны в чаще
зарослей. Я перестал об этом думать, снова лег на траву и снова
заснул. На этот раз я проспал до самого утра и проснулся лишь
от холодной сырости, пронизавшей меня до костей. Оставаться
дольше под деревом было уже неприятно. Я стал собираться в
путь. Однако выстрел все еще звучал у меня в ушах -- и даже
громче, чем когда я слышал его в полусне. Мне казалось, что он
донесся с той стороны, куда поехал Генри Пойндекстер. Было ли
это плодом фантазии или нет, но я невольно связал этот выстрел
с ним и не мог преодолеть в себе желания пойти и выяснить, в
чем дело. Идти пришлось недолго. Силы небесные, что я увидел!
Передо мной был...
всех невольно обернуться.
всадника без головы, который скачет по прерии.
прямо против толпы под деревом.
во весь опор обратно в прерию.
угасает. Всем кажется, что в таинственном всаднике, случайно
представшем перед ними, кроется объяснение всего происшедшего.
Даже присяжные не составляют исключения, и по крайней мере
шестеро из двенадцати присоединяются к погоне.
лишь для того, чтобы взглянуть на приближающихся всадников.
Потом она круто поворачивает, дико ржет и во весь опор мчится
дальше в прерию.
милях в десяти от поселка.
преследователей, превращаясь наконец в вереницу; лошади не
выдерживают длительной неистовой скачки, и всадники отстают
один за другим.
увидеть, в каком месте зарослей исчез всадник без головы.
своего коня, не жалея ни шпор, ни хлыста, ни голоса.
кобыле высокий человек в войлочной шляпе и куртке из старого
одеяла.
быстро. Не хлыстом, не шпорами, не понуканием гонит ее всадник.
Он прибегает к более жестокому способу: время от времени он
вонзает ей в круп лезвие острого ножа.
которого он погоняет с такой решимостью, словно от этого
зависит его жизнь.
Вместо того чтобы ехать обычной неторопливой рысью и положиться
на свое искусство следопыта, он, по-видимому, с не меньшей
решимостью задался целью не выпускать Колхауна из виду.
из виду.