по-видимому, прошло так недавно, что догнать его можно было
очень быстро. Поразмыслив, мы решили продолжать погоню.
донеслись голоса людей и мычанье быков.
дальше пешком. Мы шли крадучись и молча в том направлении,
откуда доносились голоса и рев стада, сливавшиеся в непрерывный
гул. Было ясно, что мычали те же самые быки, которые только что
прошли по дороге. Но разговаривали не те люди, которые пригнали
их сюда.
голоса которых доносились до меня, были несомненно белые. Они
говорили по-английски, уснащая свою речь непристойными
выражениями. Мой спутник узнал даже, кто это такие.
-- Спенс и Билль Уильямс!
деревья скрывали нас, но мы ясно видели все происходящее. На
небольшой поляне толпилось стадо, а рядом стояли два индейца,
угнавшие его и вышеупомянутые достойные личности.
несколько минут благодаря некоторым намекам, брошенным вскользь
Джеком, я полностью уяснил себе, в чем дело.
закончена и индейцы как раз передавали свою добычу в руки
белых. А их хозяева, которые дальше должны были сами гнать
стадо, как раз вручали индейцам (безусловно, презренным
отщепенцам своего племени) их награду -- несколько бутылок
виски и горсточку безделушек. Это была плата за ночную работу
-- угон скота с пастбища адвоката Грабба.
предаться пьянству у себя дома. Они больше не были нужны. А
Спенс и Уильямс теперь могли угнать скот куда-нибудь подальше и
продать его за кругленькую сумму. Или, что еще более вероятно,
они могли пригнать стадо обратно к Граббу, прихвастнув, что
храбро отбили его у шайки индейцев-грабителей. Превосходный
рассказ у пылающего камина где-нибудь на плантации!
эти дикие разбойники семинолы -- с ними давно пора разделаться,
давно пора вышвырнуть их прочь из Флориды!
вмешиваться в эту историю. Я мог рассказать обо всем этом в
другом месте и при других условиях. Поэтому, ничем не обнаружив
себя, мы с Джеком вернулись к лошадям и продолжали свой путь,
углубившись в размышления. Я ничуть не сомневался в том, что
пьяные индейцы были наняты Уильямсом и Спенсом. А те в свою
очередь, служили Граббу в этой гнусной проделке. Словом, была
круговая порука.
несчастных индейцев до отчаяния.
насмехались за то, что я защищаю индейцев, и попрекали меня,
замечая, что кровь древней Покахонтас, после того, как она
двести лет смешивалась с кровью белых и должна была бы едва
струиться в моих жилах, внезапно вновь вскипела и забурлила.
Утверждали, что я не патриот, поскольку не присоединялся к
крику и вою толпы, столь характерному для наций, когда речь
заходит об их врагах.
быть такими же порочными, как они сами, испытывать те же
чувства или высказывать их, что, в сущности, одно и то же,
разделять их любовь и ненависть, -- короче говоря, отказаться
от независимости взглядов и убеждений и вопить "Распни!" вместе
с большинством.
считается патриотом! А тот, кто черпает свои суждения из
источника истины и пытается преградить путь бессмысленному
потоку человеческих предрассудков, -- тот не получит признания
в течение всей своей жизни. После смерти, может быть, но не в
этой жизни! Такой человек не должен стремиться к "прижизненной
славе", которой жаждал завоеватель Перу(31) -- он не обретет
ее. Если подлинный патриот желает получить в награду славу, он
должен ждать ее лишь от потомства, когда его скелет превратится
в пыль и прах в гробнице.
-- это не пустая фраза. Есть люди, которые высоко ценят ее и
которым ее сладостный шепот дарует новые силы и утешение.
после эпизода, который случайно наблюдал, но и после того, как
недавно наслушался многих других историй, были довольно
безотрадны, я все же поздравил себя с тем, что избрал такой
путь. Ни одним словом, ни одним поступком не добавил я даже
перышка на весах несправедливости. У меня не было причин винить
себя. Совесть моя была совершенно чиста перед несчастным
народом, с которым мне вскоре предстояло встретиться как с
противником в войне.
меня нахлынули еще более мрачные мысли, навеянные
воспоминаниями о дружбе и любви. Я думал о разоренной вдове, о
ее детях, о Маюми. По правде говоря, больше всего о ней, хотя я
был привязан ко всей семье. Все ее родные были мне дороги, но
дороже всех была она сама. Я сочувствовал всем, печалился обо
всех, но ещe более жгучей была печаль об утрате моих самых
светлых надежд.
страх все сильнее овладевали моим воображением. Оно рисовало
мне самые мрачные картины. Люди, совершившие это преступление,
были способны и на любое другое -- на самое страшное
преступление, когда-либо занесенное в анналы правосудия. Какая
судьба выпала на долю друзей моей юности?
них обрушились эти удары судьбы. Он полагал, что они уехали в
"какое-нибудь другое индейское поселение, потому что никто из
соседей ничего о них потом не слышал". Но это было только
предположение.
тяжелых мыслей и как бы приносили мне некоторое облегчение.
Сначала наша дорога шла по сосновому лесу. Около полудня мы
выехали на широкое пространство, где справа и слева встречались
хоммоки -- флоридские колодцы. Дорога шла как раз посередине
между ними. Весь ландшафт, как бы по волшебству, совершенно
изменился. Все стало совсем иным -- и земля под ногами и листва
над головой. Сосны сменились зарослями вечнозеленых деревьев с
широкими, твердыми, как кожа, глянцевитыми, блестящими
листьями. Таковы были, например, магнолии, достигавшие здесь
полного роста. Вокруг нас толпились дубы, шелковицы, лавры,
железные деревья, а над ними возвышались тыквенные пальмы,
гордо покачиваясь и как будто свысока приветствуя своих
скромных друзей, шелестящих внизу.
отбрасывали деревья и паразитические растения, вившиеся вокруг
них; огромные виноградные лозы, отягощенные листьями, ползучие
лианы, серебряные кустики тилландсии -- все это скрывало небо
от наших взоров. Извилистая тропинка петляла по лесу; ее
преграждали рухнувшие стволы и переплетающиеся шпалеры
виноградных лоз. Их ветви перекидывались через дорогу с дерева
на дерево, как корабельные тросы.
производил величественное впечатление. Он как-то удивительно
подходил к моему настроению и действовал на меня более
успокоительно, чем открытый, полный воздуха сосновый лес.
одному из описанных мной выше флоридских колодцев -- круглому
бассейну, окруженному холмиками и скалами кирпичного цвета.
По-видимому, это был кратер когда-то потухшего вулкана. На
варварском жаргоне англосаксонских поселенцев они называются
"клоаками". Название это абсолютно неподходящее, ибо если в них
есть вода, то она всегда кристально прозрачна и чиста. Бассейн,
к которому мы подъехали, также был полон прозрачной влаги. И мы
сами и наши лошади хотели пить, так как это было самое жаркое
время дня. Леса за нами казались теперь не такими густыми и
тенистыми. Мы решили сделать привал, чтобы отдохнуть и немного
закусить.
раздувшиеся бока которого -- с горлышками двух-трех бутылок,
выглядывавших из него, -- свидетельствовали о нежной
заботливости, которой мы были окружены дома. От верховой езды у
Шилова Юлия
Корнев Павел
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Жюль Верн