Чтение 17–й страницы книги ~Пропавшая сестра~

корабле он уедет.

Свое обещание он исполнил. Через неделю я получил от него письмо, в
котором он извещал, что уезжает в Лондон на корабле "Кент".

Я мысленно пожелал ему попутного ветра.

28. ФАРРЕЛЬ И ЕГО ЖЕНА

Вскоре после отъезда Окса я перебрался на другой прииск, Кресвикский,
в тридцати милях от Балларата.

Я вступил в компанию с двумя другими золотоискателями. Мы заняли
прииск и начали работу. Почва была камениста, и наши кирки не годились для
работы на такой почве. Необходимо было приобрести лом. Мы искали во всех
приисковых лавках, но ни в одной из них лома не оказалось.

Тогда, с согласия товарищей, я отправился за покупкой лома в город.
На обратном пути я свернул с дороги, чтобы не проходить через деревню
чернокожих, и пошел лесом.

Я уже подходил к дому, как вдруг увидел дикаря, шедшего мне навстречу
и размахивавшего большей дубиной. Я хотел уклониться от встречи с ним и
повернул в другую сторону. Но он последовал за мной, проявляя враждебные
намерения. Хотя, по-видимому, он был пьян, но это нисколько не мешало
свободе его действий. Я пытался бежать, но он сделал невозможным для меня
отступление. Я понял, что единственная надежда на спасение - остановиться
и защищаться.

Дикарь дважды делал на меня нападение. Но я, хотя и с большим трудом,
успел увернуться от него и отразить удар его страшной дубины купленным
ломом.

Наконец он сделал третью попытку, и хотя я увернулся, но получил
все-таки сильный удар дубиной.

Рассерженный, я не мог уже больше сдерживаться. Я поднял обеими
руками лом, нацелился прямо в голову дикаря и опустил лом быстрым и
сильным движением руки. Дикарь упал, как подкошенный. Я не могу и теперь
хладнокровно вспоминать звук треснувшего черепа дикаря. После этого я
постоянно избегал ходить этим местом. Слишком было тяжело.

Вскоре я опять встретился со своим калифорнийским знакомым Фареллем.
Он очень обрадовался мне и на мой вопрос, что слышно о беглецах, рассказал
следующее:

- Я видел Фостера и мою жену. Оказывается, что я в продолжение
четырех месяцев жил вблизи них и не догадывался об этом.

- Что же вы с ними сделали?

- Ничего. Судьба отомстила им за меня. Скажу лишь, что Фостер - самый
несчастный человек, какого я только встречал на этом свете. Он уже в
продолжение шести недель лежит в ужаснейшей лихорадке и еще не скоро
окончательно поправился. Я расскажу вам, как я с ним встретился.

Я был в своей палатке, когда услышал голос женщины, разговаривавшей с
моим компаньоном перед палаткой. Женщина просила отдавать ей в стирку
белье. Она говорила, что ее муж уже давно болен, и она не имеет ни копейки
денег, чтобы купить хлеба. Голос показался мне очень знакомым. Я встал,
осторожно выглянул из палаты и увидел свою беглую жену! Я дождался, пока
она закончила разговаривать с товарищем и пошла домой. Я тоже, стараясь
быть незамеченным, шел за нею до ее собственной палатки. Она вошла в нее,
не заметив меня. Я вошел вслед за нею и совершенно неожиданно предстал
перед преступной парочкой.

Моя жена сделалась бледною, как мел. Фостер же весь задрожал от
страха. Они каждую минуту ожидали, что я их убью. "Не бойтесь, - сказал я,
- я не трону вас. Сама судьба позаботилась отомстить за меня. Вам придется
испытать еще более тяжелые бедствия, и я пальцем о палец не ударю, чтобы
хоть немного облегчить вашу участь".

Затем я обратился к своей жене и поблагодарил ее за то, что она была
так добра, что оставила меня. Сказав им "прощайте", я ушел, оставив их
размышлять о случившемся.

На следующий день я опять посетил их. Бедность их была прямо
поражающая. В палатке не было ни крошки хлеба, и в продолжение нескольких
дней они голодали. Я не почувствовал на этот раз никакого удовольствия при
виде их ужасной бедности. Мне даже стало жаль их. Потрясенный до глубины
души их несчастьем, я ушел. И больше не рассчитывал встречаться с ними.

Когда я вышел из палатки, жена моя последовала за мною. Она стала
передо мною на колени и просила меня помочь ей вернуться к ее родителям.
Она сказала, что узнала мне настоящую цену, когда лишилась меня, что она
теперь любит меня больше всех на свете. Она сознает свою вину и не просит
меня взять ее обратно. Единственно, о чем она просит, как о милости, это
дать ей немного денег на дорогу к ее родителям.

Мне стало ее жаль, и я отправил ее домой. Я еще продолжаю любить ее и
думаю, что этот урок послужит ей на пользу. Я тоже скоро уезжаю на родину
и надеюсь еще быть счастливым.

Фостеру, которого подтачивает злой недуг, я также оставил немного
денег, чтобы он не умер с голоду и скорее поправился.

Так окончился "роман" Фарреля, как он это называл. Вскоре после этого
он уехал в Нью-Йорк, и о дальнейшей жизни его я ничего не слышал.

29. ИСПОВЕДЬ КАТОРЖНИКА

Прошло еще несколько времени. Я работал на приисках около Авоки. Моим
компаньоном был на этот раз "бывший преступник". Таких людей было в то
время очень много в Австралии, особенно в Южном Уэльсе. После отбытия
каторги все эти люди устремлялись на золотые прииски, рассчитывая на
быстрое обогащение.

Мой новый товарищ был человек скромный, задумчивый. Как-то мы с ним
разговорились, и я выразил желание узнать историю его жизни.

- Вы хотите узнать мою жизнь, - сказал он. - Извольте, я доставлю вам
это удовольствие. В моей жизни нет ничего такого, о чем бы мне стыдно было
рассказывать. Я никогда не сделал ничего дурного, то есть никого не
ограбил, никого не обворовал, никого не обманул. Я уроженец Бирмингема и в
этом городе до двадцати лет. Мой отец был форменный пьяница, и те
несчастные деньги, которые зарабатывал, он сейчас же относил в кабак. Его
самого и четырех маленьких детей содержали мы втроем - моя мать, я и мой
брат, который был на один год моложе меня. В Бирмингеме не было детей,
которые любили бы своих родителей больше, чем я и мой брат. Мы с
необычайной нежностью относились к нашим маленьким братьям и сестрам.
Всеми силами мы старались, насколько возможно, помогали нашей матери в ее
трудах. Однажды вечером мой младший брат и я возвращались с работы. На
улице, на небольшом расстоянии от нас, мы увидели нашего отца. Он был
совершенно пьян. Его окружали три полисмена - двое из них держали его под
руки. В пьяном виде мой отец был очень задорен. Полицейские старались
успокоить его своими кулаками. Один из них ударил его палкой по голове с
такой силой, что по лицу потекла кровь. Мой брат и я подбежали и попросили
позволить нам отвести его спокойно домой. Но в это время мой отец
набросился на полицейских и стал рвать на них одежду. Они отказались
отпускать его с нами домой и решили доставить его на полицейский пост. Мы
просили, чтобы они поручили это сделать нам, и я, взяв отца за руку, стал
уговаривать его идти спокойно вместе с нами. Полицейский грубо оттолкнул
меня в сторону и схватил отца за шиворот. Он пытался потащить его вперед
силой, подталкивая кулаками. Еще раз мы вмешались и обратились к
полицейским с просьбой не бить отца и отпустить его с нами.

В это мгновение один из полицейских крикнул: "А, вы отбивать" и все
трое набросились на меня и на моего брата. Один из них схватил меня за
горло и ударил меня несколько раз палкой по голове. Я вступил с ним в
борьбу, и скоро мы оба лежали на земле. Пытаясь подняться, я повернул
голову и увидел своего брата лежащим на мостовой, все лицо его было залито
кровью. Полицейский, который упал вместе со мною, снова схватил меня за
горло и начал бить меня палкой, как только мы оба встали на ноги. На
мостовой лежал камень, фунтов девяти весу. Я, не помня себя, схватил этот
камень и бросил его в голову моего противника. Полицейский упал, точно
подкошенный. Когда я оглянулся вокруг, то увидел, что мой брат, который
был очень силен, справился с двумя остальными полицейскими. Он скоро
пришел в себя и помог мне поднять и отнести упавшего полицейского в
ближайшую гостиницу. Там раненный мною человек умер несколько часов спустя
после схватки.

Меня судили и приговорили к каторжным работам на девять лет. Вскоре
меня отправили в Новый Южный Уэльс. Я не буду вам рассказывать о тех
мучениях, которые мне пришлось испытать в остроге. Скажу только, что по
моим наблюдениям люди, попадавшие на каторгу за сравнительно легкие
проступки, всегда выходили из острога вконец испорченными и преступными.

По отбытии срока наказания я вышел на свободу. Я искал работы и
нанялся работником к одному скваттеру на ферму. При расчете он меня
обманул. Я жаловался, но разве судья поверит бывшему каторжнику! Вскоре
этот скваттер погорел. И хотя я в этом пожаре был совершенно невиновен,
меня все-таки судили по обвинению в поджоге, и, несмотря на то, что против
меня не было никаких улик, я был приговорен к тюремному заключению на пять
лет.

Я отбыл и этот срок. И вот теперь я опять на свободе. Но мои лучшие
годы, лучшие силы погибли в тюрьме! Куда мне теперь идти? На родину
возвратиться я не могу. Там, по всей вероятности, даже самые близкие люди
отвернутся от меня, как от бывшего каторжника.