сокую носовую надстройку, заставили пиратов в страхе покинуть трюм и
устремиться к шлюпкам. Однако, опасаясь за свою жизнь, они сохраняли не-
которое подобие дисциплины - при таком волнении шлюпке ведь ничего не
стоило перевернуться.
и стали удаляться в сторону мыса, до которого было не более двух миль.
Едва они отошли, как Блад скомандовал открыть огонь, но тут Хагторп вце-
пился ему в локоть.
глазу подзорную трубу. Он увидел на корме человека с непокрытой головой,
в панцире и сапогах, по виду совсем не похожего на пирата; человек отча-
янно размахивал шарфом. Блад сразу догадался, кто это мог быть.
глотку, когда захватил галион.
командой Дайка, немного знавшего испанский язык.
корабле, сумел освободиться от своих пут и теперь, спустившись на якор-
ную цепь, ожидал приближающуюся шлюпку. Он весь дрожал от радостного
волнения: ведь и он сам и его судно с бесценным грузом были спасены! Это
внезапное избавление казалось ему поистине чудом. Дело в том, что, по-
добно капитану сторожевого судна, дон Ильдефонсо, если бы даже и не рас-
познал испанской постройки корабля, так неожиданно пришедшего ему на вы-
ручку, все равно решил бы, что перед ним соотечественники, так как на
"Синко Льягас" продолжал развеваться испанский флаг.
панский капитан, захлебываясь от возбуждения, уже рассказывал Дайку, что
произошло с его кораблем и какой груз он везет. Они должны одолжить ему
десяток матросов, и вместе с теми шестью, которые заперты в трюме "Сан-
таБарбары", он сумеет благополучно добраться с сокровищами до Санто-До-
минго.
ясь, что его испанская речь позволит дону Ильдефонсо догадаться об ис-
тинном положении вещей, он ответил со всем возможным лаконизмом:
на "Синко Льягас".
расхохотался:
встрече! Черт побери, я не доставлю ему этой радости!
бары".
весла и, злобно переговариваясь, наблюдали за происходящим. Они уже по-
нимали, что лишились даже предвкушаемого ими жалкого удовольствия ви-
деть, как капитан Блад, ничего не подозревая, топит бесценное сокровище.
Истерлинг вновь разразился проклятиями.
тался про золото. Вот к чему приводит милосердие! Если бы я перерезал
ему глотку...
если бы не его синие глаза на загорелом лице, на безупречнейшем кас-
тильском языке объяснял недоумевающему дону Ильдефонсо, почему он поста-
вил "Синко Льягас" борт о борт с его кораблем.
не хватает людей. А в таком случае оставить ее на плаву - значит вновь
отдать в руки гнусных пиратов, у которых ему удалось ее отбить. И оста-
ется только одно: прежде чем потопить галион, перенести на борт "Синко
Льягас" сокровища, которые спрятаны в трюме. Он будет счастлив предло-
жить дону Ильдефонсо и шести его уцелевшим матросам гостеприимство на
борту "Синко Льягас" и доставить их на Тортугу; или же, если дон Ильде-
фонсо, что весьма вероятно, этого не пожелает, капитан Блад даст им одну
из своих шлюпок, и, выбрав благоприятную минуту, они смогут добраться до
берега Эспаньолы.
эта речь показалась ему самой удивительной из всего, что он когда-либо
слышал.
имя бога, кто вы такой?
знаю.
кую-то долю истины.
инством выпрямился. - Я имею честь быть ирландцем.
тельно искривился.
жать, но что делать, если судьба настойчиво навязывает мне эту роль и
предлагает для подобной карьеры столь великолепное начало?
то-Рико появился некий господин в сопровождении негра-слуги, несшего на
плече саквояж. Незнакомец был доставлен к пристани в шлюпке с желтого
галиона, который стал на рейд, подняв на верхушку грот-мачты испанский
флаг. Высадив незнакомца, шлюпка тотчас развернулась и пошла назад к ко-
раблю, где ее подняли и пришвартовали к борту, после чего все праздные
зеваки, толпившиеся на молу, сделали вывод, что тот, кто на ней прибыл в
порт, не торопился возвращаться на корабль.
чем, внешность его вполне оправдывала такое внимание - она невольно при-
ковывала к себе взоры. Даже несчастные полуголые белые рабы, укладывав-
шие крепостную стену, и испанские конвойные, сторожившие их, и те глазе-
ли на незнакомца.
несколько мрачно, - в черный с серебром испанский костюм. Локоны черного
парика свободно падали на плечи; широкополая черная шляпа с черным плю-
мажем оставляла в тени верхнюю половину лица; обращали на себя внимание
твердый, гладко выбритый подбородок, тонкий нос с горбинкой и надменная
складка губ. На груди незнакомца поблескивали драгоценные камни, кисти
рук утопали в кружевных манжетах, на длинной черной трости с золотым на-
балдашником развевались шелковые ленты. Он мог бы сойти за щеголя с Ала-
меды, если бы от всего облика этого человека не веяло недюжинной силой и
спокойной уверенностью в себе. Равнодушное пренебрежение к неистово па-
лящему солнцу, проявляемое незнакомцем в черном одеянии, указывало на
железное здоровье, а взгляд его был столь высокомерен, что любопытные
невольно опускали перед ним глаза.
конвоиров отрядил одного из своих солдат проводить его.
го маленького городка старой Испании, если бы не пальмы, отбрасывавшие
черные тени на ослепительно-белую, спекшуюся от зноя землю. За площадью
была церковь с двумя шпилями и мраморными ступенями, а за церковью - вы-
сокие чугунные ворота, пройдя в которые незнакомец, следуя за своим про-
вожатым, оказался в саду и по аллее, обсаженной акациями, приблизился к
большому белому дому с глубокими лоджиями, утопавшему в кустах жасмина.
Слуги-негры в нелепо пышных, красных с желтыми галунами ливреях распах-
нули перед посетителем дверь и доложили губернатору Пуэрто-Рико, что к
нему пожаловал дон Педро де Кейрос - посланец короля Филиппа.
ных и едва ли не самых незначительных из всех заокеанских владений его
католического величества. Вернее сказать, это случилось впервые, и дон
Хайме де Вилламарга, необычайно взволнованный этим сообщением, сам еще
не понимал, должен ли он приписать свое волнение приливу гордости или
страху.
ном интеллекте, непропорционально большой головой и большим животом,
принадлежал к числу тех государственных деятелей, которые могли бы ока-
зать наилучшую услугу Испании, отдалившись от нее на возможно большее
расстояние, и, быть может, именно в силу этих" соображений и было ему
уготовано назначение на пост губернатора Пуэрто-Рико. Даже благоговейный
страх перед его величеством, посланцем которого явился к нему дон Педро,
не мог поколебать неистребимое самодовольство дона Хайме. Важный, напы-
щенный, принимал он королевского гонца, и холодный, высокомерный взгляд
синих глаз дона Педро отнюдь не заставил дона Хайме присмиреть. Пожилой
доминиканский монах, высокий и тощий, помогал его превосходительству
принимать гостя.
рит с набитым ртом. - Я уповаю услышать от вас, что его величество решил
почтить меня своей высокой милостью.