хлеб есть не привык. И залезать в спальный мешок, как Волосан, не собираюсь.
За дело, что ли.
полить надо, прикипели. Тащи инструменты!
совести, Николаич, послушай Мирный!
приемник, откинув капюшон каэшки, надел наушники и повертел ручку настройки.
В мертвой тишине отчетливо послышалась морзянка.
Пролетели Комсомольскую... Мирный в эфире... Ветер усиливается... Боковой
пятнадцать метров в секунду... Видимость трипять метров... Белов... Пока
держу курс на Мирный... Конец связи.
мешок.
считаешь, Вень?
охлаждения дизелей делать взамен лопнувшей.
говорите. Но покороче.
холода одна защита -- работа. Пошли, друзья.
Но с пониманием, дружок.
Запустим дизель-выживем. Ну, пошли.
Гаранин
понимал в дизелях, но не настолько, чтобы вмешиваться в демонтаж столь
сложных агрегатов.
вмонтированы десятки деталей. Чтобы их снять, следовало произвести множество
операций, каждая из которых требовала мастерства и особой точности:
отсоединить ог форсунок трубки, выпускной коллектор от трубы отвода газов и
многое другое. И самое важное -- равномерно отпустить все гайки, крепящие
крышки цилиндров. Вот дойдет дело до гаек, тогда и начнется проверка на
выносливость. Но пока что Дугин и Филатов справлялись сами. Они снимали
детали и бережно укладывали их на покрытый брезентом верстак.
квалификации -- подготовка временной емкости для охлаждения дизеля. Для этой
цели вполне сгодилась бочка из-под масла, которая нашлась на свалке: пустые
бочки и прочие отслужившие вещи с Востока вывозить -- себе дороже, и этого
добра на свалке хватало. Бочку выкопали, уложили на волокушу и потащили к
дому, изредка останавливаясь для отдыха.
протяжно. Гаранин проводил исчезающие звуки и оглянулся. Он испытывал
странное ощущение неправдоподобия окружающего его мира; наверное, подумал
он, то же самое чувствуют космонавты, когда смотрят в иллюминаторы своего
корабля. Восток был погружен в абсолютную, воистину космическую тишину.
Беззвучно повис опущенный с безоблачного неба занавес из солнечных лучей, не
скрипел под ногами плотно сбитый снег -- отовсюду доносилась лишь тишина.
Она была неестественна из-за своей абсолютности, такую тишину люди не любят
и называют могильной. И вдруг Гаранину пришло на ум простое объяснение,
почему он никогда не слышал такой тишины: ведь на Востоке всегда круглые
сутки работали дизели. И улыбнулсябывало, его раздражал их неумолчный рокот,
мешал заснуть. Чудак!
вошли в еще больший холод. Хотя нет, улица и дом температурой уже
сравнялись, и там и здесь сорок восемь. Такой мороз на Востоке и за мороз не
считали, по часу запросто работали на свежем воздухе. Но грелись потом,
отдыхали!
вырубить. Тоже работой не назовешь -- на материке, а на Востоке в первые дни
и ложку ко рту поднести -- работа. Начали. Один держал кузнечными клещами
зубило, другой бил по нему молотком. Легковат молоток, зубило даже царапины
не оставляло на днище. Подыскали другой, потяжелее,-- все равно отскакивает
зубило, кувалда ему нужна, не меньше. А кувалда весит полпуда. Для
"гипоксированных новичков", подсчитал когда-то Саша Бармин, в первую неделю
бери коэффициент четыре: значит, два пуда весит кувалда. Четыре ли, дорогой
доктор? Не два пуда, а два центнера весит эта кувалда...
есть первое отверстие. А таких нужно примерно пятьдесят, итого двести
пятьдесят ударов, подсчитал Гаранин. Шесть, семь, восемь, девять...
подхватывая кувалду.
сами, по очереди.
Бармина и Сергея Семенова.
потребовалось двенадцать ударов, почти в два с половиной раза больше, чем
одному Саше... Все, больше не считать, приказал себе Гаранин. Здесь важен
лишь итог. Днище необходимо вырубить, потому что только тогда бочка станет
емкостью для охлаждения, без которого дизель работать не может. А пятьдесят
или пятьсот ударов -- для него не имеет значения.
отдыхал.
занимались именно они.
легким и крови, бегущей по сосудам, не хватает кислорода, и, весело похлопав
по плечу, уложил бы на часок в постель. Но теперь Саша делать этого не
станет, не только потому, что ему никто на свое самочувствие не пожалуется,
но и потому, что он на время перестал быть врачом. Богатырская сила доктора
сейчас куда важнее его медицинских знаний, Саша -- лучший на станции
молотобоец.
и Гаранин привык оставаться наедине с самим собой. Сначала это его тяготило,
а впоследствии он нашел в длительном уединении даже особую прелесть,
поскольку любил размышлять на всякие отвлеченные темы. Как-то на станции
Скалистый Мыс, задумавшись о поведении плотника Михальчишина, Гаранин задал
себе вопрос: что же движет нашими поступками? Можно ли с математической
точностью рассчитать, как поведет себя человек в той или иной ситуации? И,
анализируя случай с Федором, пришел к выводу: нельзя, ибо логика, столь
необходимая в точных науках, неприложима к области психологии. И что мы,
наверное, никогда не узнаем, что движет нашими поступками, почему в тот или
иной момент мы поступаем именно так, а не иначе. И пусть не узнаем: ведь
механизм души самое сокровенное в нас, и нельзя допустить, чтобы кто-нибудь
овладел знанием этого сокровенного. Если это случится, человека могут
обезличить, как робота, могут заставить его поступать в интересах тех, в
чьих руках кнопка.
темная скупость, третьим -- неистребимое честолюбие... Ну, а тобой? Ни
семьи, ни любимой у тебя нет; деньги в твоих глазах цены не имеют; от
аспирантуры ты отказался и научную работу пишешь больше для себя, чем для
славы...
Гаранину богатую пищу для размышлений.
новое оборудование для станции. Приехал Гаранин в институт и в отделе
снабжения познакомился с молодой женщиной, которая работала там экономистом.
В какие-нибудь десять минут, пока она оформляла наряд, понял, что это она.
Будто захлестнуло горячей волной -- она! Виду не подал, в разговоры не
вступал, а только смотрел, сжав зубы, без эмоций, чтоб не показаться
смешным, и про низывало его новое, никогда еще не испытанное чувство
нежности к незнакомой женщине. Получил наряд, ушел и весь день проходил сам
не свой -- думал. Знал по рассказам опытных людей, что полярнику, равно как
и моряку, вернувшемуся из дальнего плавания, очень легко ошибиться в таком
чувстве, потому что можно неверно истолковать волнение, неизбежное после
долгого отрыва от женщин. Такие случаи Гаранину были известны, многие его
знакомые после зимовок быстро женились, но далеко не все удачно, поспешность
могла бы привести к нелепым и даже печальным последствиям. Ходил по улицам,
Корнев Павел
Панов Вадим
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Посняков Андрей