и следствия, а во-вторых, здоровье его в последнее время оставляло
желать лучшего. Мазуры же по первому знаку без раздумий кинулись бы в
огонь и воду - качество, которое бывший комбат ценил в танкисте превыше
всего.
отличаться, и он гордился тем, что именно ему батя доверил флагманскую
машину. При случае Мазур-1, как его называли, мог вспылить, наговорить
грубостей, но, обладая развитым чувством справедливости, переживал свою
неправоту и не стеснялся извиниться. Образцом для себя Игнат раз и
навсегда выбрал батю и подражал ему во всем, что бросалось в глаза И
выглядело немножко смешно. С каждым походом, однако, Игнат взрослел, и
именно в нем Гаврилов видел своего преемника.
довольствовался ролью второй скрипки при своем более волевом брате. Но
влияние на него имел огромное. Понимали друг друга братья без слов и
одним взглядом могли сказать столько, сколько иной раз не скажешь за
целый разговор. Голоса Давид никогда не повышал, в пустяках был уступчив,
но очень ошибался тот, кто принимал такую мягкость за слабость. Наступать
на себя Давид не позволял никому и мгновенно сжимался в пружину, как тигр
перед прыжком, когда брат оказывался в настоящей или мнимой опасности.
Впрочем, Игнат в этом отношении ничем от Давида не отличался.
Давид уступил ему свое место. Сам примостился у правой дверцы, вцепился
обеими руками в поручни и поехал пассажиром, то и дело норовя ухватиться
за несуществующие рычаги. Метрах в десяти кувыркалась на застругах
"неотложка", а далеко впереди, подсвеченный фарами камбузного тягача,
вырывался из тьмы побитый метелями флаг "Харьковчанки". Флаг то нырял
вниз (Игнат загремел с заструга, отмечал Давид), то вновь возносился
вверх. Игнату и бате похуже других, самая сильная тряска достается
ведущим.
переговорными рациями, можно было бы перекинуться несколькими словами:
и вроде легче идти. А в этом походе виделись только за едой и в ремонты,
когда общими силами устраняли серьезную поломку в чьей-либо машине.
вбила себе в голову: поеду в Москву, сдавать на артистку кино. Кто-то
польстил Верунчику, что она похожа на Татьяну Самойлову, вот и зазвенело
в легковерных девичьих ушах. Думали, пройдет, одумается, так нет, вот
отец и просит воздействовать. Валера говорит, что в этот институт из
нескольких тысяч девчонок принимают одну, другие разбредаются по
киностудиям зарабатывать стаж - курьерами и уборщицами. Нужно настрогать
радиограмму поубедительнее, выбить дурь. В Минске институтов много, с
родителями и Галкой дома жить будет, а не мыкаться в общежитиях.
фильм-шедевр с Верунчиком в главной роли. Так и написать.
крайнем случае потеряет Верунчик год, отдохнет. Что волновало
по-настоящему, так это судьба Любаши, неутешной вдовы Коли Рощина.
бати. Разбили на обширном участке палатки, соорудили под навесом
временный камбуз с газовой плитой и дней десять прожили оседлым табором.
Ранним утром уходили, кто по грибы и ягоды, кто ловить рыбу на озеро,
днем купались и загорали, по вечерам шумно пировали под открытым небом,
прокручивали снятые в Антарктиде любительские фильмы - весело погостили,
сами отдохнули и семьи сдружили.
собой свою сестренку Валю, фотографией которой братья не раз любовались
в походе. На зимовке, где мужчина так сильно тоскует по женщине, и
невзрачная дурнушка привлекательна необыкновенно, а Валя вовсе не была
дурнушкой.
товарищей многоопытный Попов, - на втором характер и на третьем морда.
Женись, братва, на фигуре и характере!" Критикуя Серегу за цинизм,
большинство соглашалось с ним по существу. Рассматривая Валину
фотокарточку, Игнат и Давид сходились на том, что красавицей Валю не
назовешь, но смотрится она - глаз оторвать невозможно: ножки в коротких
шортах длинные и стройные, грудь высокая, руки, сжимающие теннисную
ракетку, сильные и в меру полные, а лицо милое и ласковое. Братья заочно
влюбились, и Коля посмеивался над их нетерпением: "Устрою женихам
соревнование, как Пенелопа. Поставлю перед каждым мешок картошки, кто
быстрее очистит, - бери, твоя Валентина!"
веснушками. Хором уговаривали не ходить в косметический кабинет, не
убирать такую прелесть. Все десять дней вились вокруг, обалдевшие, но в
ту встречу ничего не определилось. Валя охотно принимала шумные
ухаживания, но дала понять, что замуж пока не собирается: и институт
хочет окончить без помех, и Любашку с ребенком оставлять жалко, привыкла
к племяннице.
Мазуров, в Минске, и обе семьи молчаливо порешили, что быть одному из
братьев Валиным мужем после очередной зимовки. Пусть разберутся между
собой, да и Валя сделает свой выбор.
никакого выбора не стало. Когда у трещины со снятыми шапками стояли, от
горя онемевшие, взглядом друг другу братья сказали: не останется Любаша
вдовой, а Леночка сироткой. Связались по радиотелефону из Мирного с
родителями, те поехали в Горький, уговорили бедняжек, привезли к себе.
Обласкали их, с большим тактом дали понять, что не гости они, а члены
семьи. А братья каждую неделю писали домой всем вместе и подписывались:
ваши любящие навсегда Игнат и Давид.
не вставал между ними вопрос. А три с половиной месяца, с того дня как
Колин трактор ушел под лед, не признавались себе, а рады были, что никак
не могут остаться наедине. И страдали, потому что мука из мук -
невысказанное слово.
не принимали. Не виделась Любаша женой! Хорошая, теплая, виделась она на
Колиных руках, когда со смехом нес он ее в море, прижимая к груди, -
любимую, покорную. Не могли Игнат и Давид заставить себя думать о ней
как о женщине! Чужое счастье, неприкосновенная жена друга - Любаша.
Невозможно было привыкнуть к тому, что не жена она, а вдова...
Сверлила его одна неотступная мысль. Если полярный закон обязывает не
бросать друга в беде, то этот же закон велит протянуть руку вдове. Так
поступали многие фронтовики, так поступают и полярники.
гидролога Тарасова, погибшего в одну из первых экспедиций. Потом Давиду
рассказали, что Макаров, вернувшись из этой экспедиции, женился на вдове
друга и вырастил двух его сыновей. На вдове утонувшего в море Дейвиса
механика-водителя Вихрова женился его напарник Федя Воропаев. Таких
случаев Давид знал несколько. Не было полярника, который не слышал бы о
них и не думал втайне о том, что если и ему суждено остаться на острове
Буромского, то поляры вый закон приведет в осиротевшую семью мужа и отца.
месте любого из них, Коля не поступил бы так же?! Так что вопрос был
один: кто предложит Любаше руку? И ответ на этот вопрос Давид нашел.
известного ему по рассказам, и чувство огромной благодарности к спасшей
и вскормившей беспомощного младенца семье вновь - в который раз! -
захлестнуло Давида.
родительскую любовь ими не заплатишь. Помочь брату обрести счастье - вот
чем он может отдать семье хотя бы частицу своего долга. Они оба любили
Валю, выбора она пока не сделала. Здесь шансы у них были, наверное,
равные. Но раз уж судьба кому-то из них жениться на вдове друга, то это
обязан сделать он, Давид. Примет или не примет его предложение Любаша, -
решит она сама, последнее слово за ней. Но Давид надеялся, что примет.
Именно к нему Любаша всегда относилась с открытой симпатией - это знали
многие. Нет, ничего между ними, конечно, не было и не могло быть. Но
случалось, что Коля даже ревновал - шутливо, конечно, но с той
настороженностью в глазах, которая делает шутку натянутой. Так обстояло
дело. И поэтому руку свою вдове друга должен протянуть он, Давид. А
Игнату сказать: "Раньше постыдился бы признаться, а теперь - не осуди,
Гнатушка: не знаю, на каком свете живу, только одну Любашу и вижу..." И
на том стоять. Не поверит - поверит, Валины веснушки заставят.
Коля, что поделаешь, судьба такая! жизнь положу, чтобы горечь твою семью
не терзала, верным мужем буду и ласковым отцом.
железной шее щекотно обхватившие ее детские ручонки, и сердце его
замерло от высокого смысла этого видения.
уселся за рычаги и весь сосредоточился на одной мысли: как бы не