Чтение 57–й страницы книги ~Свидание с Петербургом~

и обобьют другой тканью, а стоящая на краю полки ваза уже сейчас готова к
самоубийству, вот-вот грохнется вниз и превратится в груду черепков. И
только книги имеют вид безучастный. У них нет хозяев, они принадлежат всем и
никому, и даже если временный их обладатель тщеславно украсил переплет своим
экслибрисом, это напрасные потуги, книги переживут его, как бы не был долог
его земной путь.

Лядащев дернул за уголок закладки в старом атласе скорее ма-шинально,
чем обдуманно, хотя импульс, или побуждение, или тол-чек -- назовите, как
хотите -- был вызвал тем, что бумага узнавае-ма -- рыхлая, желтоватая...
Записка без подписи. Он успел схватить взглядом только последнее слово
"уничтожить", как дверь за его спиной отворилась. Он круто повернулся и
склонился в поклоне, за-пихивая записку в карман.

-- Простите, Анастасия Павловна, что беспокою вас в столь позднее
время, но обстоятельства чрезвычайные заставили меня посетить ваш дом.

-- Зачем?

Анастасия стояла в дверях. Закутанная в черную шерстяную шаль, она
мелко дрожала. В комнате было душно, а ее бил озноб. "Она и впрямь больна,--
пронеслось в голове у Лядащева,-- но как хороша! Иных женщин горе красит
больше, чем радость. Это ли не парадокс?"

-- Расскажите мне, как произошел арест. Какая вина вменяется
Александру?

-- Зачем?-- еще раз повторила Анастасия надменно и даже, ка-жется,
топнула ногой.

Лядащеву показалось, что он стал меньше ростом, и подумалось вдруг, что
он целый день мотался по городу, башмаки на нем пыль-ные, камзол смят, а
верхняя пуговица висит на нитке, если вообще не оторвалась.

-- Я хочу помочь Саше,-- сказал он как можно мягче и ощупал пуговицу --
пока на месте.

-- Вначале вы его арестовываете, а потом хотите помочь?

-- Помилуйте, я-то здесь при чем? Я давно не служу в этом ведомстве.

-- Кто вас там разберет, кто служит, а кто по доброй воле, так сказать,
бескорыстно играет в сыск.-- Она не села, рухнула в кресло, закрылась
платком с головой, так что осталось видно только обескровленное лицо ее с
огромными блестящими глазами.

Хорошо, она расскажет... Как Саша вернулся домой, она не виде-ла, он
сразу прошел в гардеробную, переодеться.

-- Откуда Саша вернулся домой? И зачем ему понадобилось пе-реодеваться?
Он куда-нибудь спешил?

Ах, не перебивайте! Она не знает, откуда он пришел и куда собирался.
Она спала, ее разбудили. В гардеробной лакей передал Саше его, Лядащева,
записку. Нет, Саша ничего не сказал, только смял ее вот эдак... И тут пришли
драгуны.

Потом она умолкла и долго молчала, словно не могла сосредото-читься, и
все хмурилась, грызла кисти платка, выплевывала с брезг-ливостью нитки.
Лядащев терпеливо ждал.

Она рассказала Лядащеву все, как было, только упустила детали, но в
них-то все и скрыто. Саша вошел в .дом с черного хода. Его камзол был чист,
но после боя его не оставляло чувство, что он весь с головы до пят забрызган
кровью. Он поднялся на второй этаж, никого не встретив по дороге. Рукомой
был полон воды. Ана-стасия появилась в тот момент, когда он мыл лицо и шею.

-- Наконец-то! Где ты был? Ты знаешь, мне не по силам одино-чество! Мне
плохо, плохо! Утром служба, а вечером?..

-- Свершилось,-- коротко бросил Саша.-- Мы освободили Ни-киту.

-- Боже мой! Вы напали на мызу? Но как ты не подумал обо мне? В такое
время! Последствия вашей беспечности могут быть самыми страшными.-- Где-то
она уже слышала эту фразу, ах да, записка от Лядащева.

Саша прочитал ее мгновенно.-- Вы поете в один голос,--сказал он
насмешливо и зло.

Внизу в прихожей вдруг раздались громкие мужские голоса. Ни-кто в доме
не позволял себе разговаривать подобным тоном, а эти спорящие и
приказывающие, казалось, имели право орать в полный голос. До них долетела
.фраза: "Именем закона!" Анастасия с ужа-сом посмотрела на мужа.

-- Выйди к ним,-- быстро сказал Саша.-- Я спал. Теперь соби-раюсь идти
по делам службы. Задержи их...

Его арестовали в тот момент, когда, стоя перед зеркалом в ниж-нем
белье, он примерял новый, серебром шитый камзол из тафты. Саша решил не
разыгрывать излишнего удивления.

-- Вы позволите мне одеться, господа?

Ему было позволено. Он сменил камзол на более практичный суконный, под
присмотром солдат неторопливо, с помощью камерди-нера облачился в чулки,
кюлоты, башмаки и прочее. В продолжение всей сцены Анастасия безмолвно
стояла в дверях, и Саше вспомни-лась удивительно стройная елочка в отцовской
тульской усадьбе. Детьми они водили вокруг нее хороводы. Потом ее, кажется,
срубили. Нищие Беловы мало ценили красоту, во всем видя надобность. По-шла
елочка на дрова: зима в ту пору была лютой.

-- Я могу попрощаться?-- В вежливости Саши проглядывало презрение к
представителям закона.

Анастасия припала к Саше, но тут же отстранилась и, глядя офицеру в
глаза, спросила строго:

-- А что будет со мной?

-- Специальных распоряжений относительно вас пока не получе-но, однако
указано, чтобы вы столицу в своих видах отнюдь не оставляли и, пребывая в
собственном доме, ждали высочайшего указа.

Потом она перекрестила мужа быстро... Все, увели...

-- Что же вы молчите, Анастасия Павловна?-- не выдержал Лядащев.

-- Мне больше нечего рассказать вам. Все аресты похожи один на другой.
Вы же знаете.

-- Я сделаю все, что в моих силах, чтобы разобраться в этой нелепости.
Но вы со своей стороны должны донести до госуда-рыни...

-- Я не донесу,-- перебила его Анастасия.-- Мне запрещено яв-ляться ко
двору.

Ночью Лядащев долго не мог уснуть на широком супружеском ложе. Аноним и
добровольный помощник Оленева одно и то же ли-цо -- Бестужев-младший, это
ясно. Далее... Если Сашка не имеет от-ношения к нападению на мызу и Оленева
похитили прусские шпионы, как изволит утверждать наш колченогий друг, то
князь действительно испачкался в политической грязи. Будем считать это
утверждением первым.

Ягужинская получила отставку (каких трудов стоило ему выдавить из нее
эти сведения!) после того, как Сашка спас великую княгиню. Это вторая чушь и
невероятность. На Белова начнут сей-час вешать все обвинения, которые в свое
время предъявляли Оленеву, то есть убийство Гольденберга и шпионаж. Это
третье ут-верждение, и оно вполне вероятно. Утверждение четвертое -- ты
окончательно запутался, Василий Лядащев!

А потом он уснул и увидел во сне странный предмет, некое сооружение,
похожее на станок для плетения кружев. Из сооружения торчали разноцветные
нитки, каждая из которых была как бы чья-то судьба или сюжет, а он должен
был подобно крепостной девке сплести из этих ниток некий разумный и понятный
узор. Василию Федоровичу было очень стыдно заниматься этим женским делом,
но, понимая всю неотвратимость, он вроде бы готов был приступить...

В этот момент в ушах прозвучал поганенький смех Дементия Палыча, и
голос его насмешливо произнес: "А коклюшки где? Нет коклюшек!"

Фу, гадость какая! Он немедленно проснулся, попил воды и ска-зал себе
внятно: "Режьте меня, но Оленева выкрали гардемарины! Больше некому! Только
хватит ли у Сашки ума это отрицать?"

¶-15-§

Когда Лядащев сказал, мол, хорошо придумал, что Оленева по-хитили
прусские шпионы, Дементий Палыч только поежился внут-ренне, услыхав в этом
намек на взятку. Ну попутал бес, попутал... Кабы деньгами, он бы ни за что
не взял, это дело подсудное, но против лазоревого камня он не мог устоять. И
потом, камень этот как бы и не взятка, сапфир тянет на подарок.

В одиночестве, однако, к Дементию Палычу пришли совсем дру-гие мысли.
Откуда этот странный вопрос Василия Федоровича: "Не на мызе ли арестовали
Белова?" Значит есть такое подозрение? В любом случае, станет ли он честно
отрабатывать сапфир или патриотические чувства возьмут верх, эту версию -- о
причастности Белова к похищению -- надобно проверить.

Офицер из команды строго сказал, что арестовали они Белова, как и было
предписано, в шесть часов вечера. Но кто поручится, что по дороге они не
зашли в трактир промочить горло? Опрос охраны тоже ничего не дал. Все
солдаты были до крайности озлоблены:

кому в радость сидеть на гауптвахте? Правда, один из пострадавших,
рана, стыдно сказать, на заднице, промямлил, что вроде бы нападавшие с
похищенным были в дружбе, но это не наверняка, потому что объяснялись они
хоть и по-русски, но все время вставляли тарабар-ские фразы. И вообще он
всей душой чувствует, что они были немцы.

Узнать, что у Оленева был закадычный друг еще со времен навигацкой
школы, некий Алексей Корсак, не составляло труда, и на следующий день
Дементий Палыч отправился по адресу. Супруга Корсака, особа до крайности
неприветливая и резкая, сказала, что муж уже третий день пребывает в
Кронштадтской гавани, где случилась авария.

Софья не лукавила, именно так оно и было. Вернувшись от Чер-касских,
куда они привезли беспамятного Никиту, она не застала мужа дома и
довольствовалась только запиской; "Я в Кронштадте, скоро не жди..." Из-за
неправильно вбитых свай на острове поплыл оползне-вый участок берега, грозя
разрушить значительную часть строений. По всему Петербургу собирали
спасателей, и Корсак был призван в числе первых. А что матросы его полдня в
шлюпке прождали, так кто ж об этом вспомнит.

Дементий Палыч отправился в Кронштадт, хотя сделать это было совсем не