Чтение 60–й страницы книги ~Свидание с Петербургом~

сам миг умирания. Это, пожалуй, не страшно, уйти к праотцам, сколько там уже
достойней-ших, но... Если подумать, смерть -- это потеря мира вокруг тебя...
Кто знает, может, есть другие миры, но как жалко этот...

В парке все еще спят, и птицы, и насекомые, а где-то в хижине
землепашца уже вжикнула струя молока в подойник, взбивая пену, и звук
отбиваемой косы разнесся по деревне. В Геттингене, сидя на книжках, пьют
пиво студенты, в Греции среди олив или на старом некрополе бродят козы, на
севере самоед над фитильком, плавающим в рыбьем жиру, чинит меховую одежду,
в старом, нагретом све-тильниками храме восседает Будда, а над Финским
заливом сияет Полярная звезда, указывая путь мореплавателям. Матерь Божья,
ка-кое счастье чувствовать себя живым! Никиту ознобил холодок во-сторга.
Пока еще это все принадлежит ему.

Раненое плечо слегка ныло, но боль ощущалась как приятная. Он ощупал
бинты с жесткими аметистами и улыбнулся. Ради Гаврилы он готов стерпеть эту
начинку.

И особенно приятно было, что мысль о женщине с ласковыми глазами,
которую звали Фике, не только не причиняла боли, но даже не развлекала. Он
задвинул воспоминание о ней в самый глухой угол сознания. Так бросают на дно
сундука отслужившую вещь, зная заранее, что она не понадобится. Было и
прошло... И даже неинтерес-но знать, из-за каких превратностей судьбы он
угодил в темницу, а потом под пулю.

За окном раздались далекие звуки, усадьба просыпалась. Гаврила
заворочался в кресле, и Никита тут же закрыл глаза, ему не хотелось вести
утренние обыденные разговоры. И опять он закачался на теплых волнах. "Экая у
нее стройная шейка,-- подумалось вдруг.-- Не иначе как она носит высокие,
жесткие воротники, шея сама собой и удлиняется. Что за чушь иногда лезет в
голову!"

После завтрака, не обильного, но сытного, Никита задал вопрос, который
пришел в голову сразу после пробуждения.

-- Гаврила, а почему не идет эта стройная девушка--Мария?

-- Я ей только завтра разрешил прийти.

---- Разреши-ил! Что за наглость такая? Как тебе не стыдно? --
Выздоравливаете, Никита Григорьевич,--осклабился камерди-нер.-- Вот уже и
ругаться изволили начать...

-- Ты мне зубы не заговаривай. Пошли ей записку. Намекни, мол, пусть
придет.

-- Она и без всяких намеков прибежит. Проявляет к вам сия девица
огромное внимание. Оно и понятно -- влюблена...

-- Гаврила, не говори глупостей.-- Никите очень хотелось, что-бы
камердинер как можно дольше развивал эту тему.

-- Какие ж глупости? Мы как приехали во флигель, она встала У кровати,
вцепилась руками в эти столбики и смотрит на вас, а сама как неживая. Софья
Георгиевна ей говорят: "Надо домой ехать немедленно. Хватятся нас -- ругать
будут! Еще разыскивать начнут". А Мария словно и не слышит. Еле отлепили ее
от кровати-то. На следующий день опять явилась: "Гаврила, я за барином буду
ходить". И не просит, требует. Я иногда допускал. Особливо когда домой надо
было наведаться за камнями,--пояснил он с достоинством.-- Вы не волнуйтесь,
Никита Григорьевич, я ходил с полными предосто-рожностями.

-- Я и не волнуюсь. Кого ты боишься?

-- Сыщики бродят. Расспрашивают. Вас ищут.

Да, конечно, ищут. Объяснил бы кто-нибудь, в чем он виноват. Но стоило
Никите задать самый невинный вопрос, как Гаврила начинал бродить вокруг да
около: не знаю, вам нельзя волно-ваться, вот Алексей Иванович пожалует,
тогда и спросите.

Мария появилась раньше, чем ей было дозволено. Она выглядела смущенной,
но повела себя столь решительно, что Гаврила не посмел спорить, отступился.
А может, явная заинтересованность барина де-вицей сыграла свою роль. Если
девица полезна для здоровья, то он и не против.

-- Здравствуйте, князь. Я буду у вас до вечера и никуда не уйду. -- Все
это было сказано резко, напористо. Она села к изголовью и поставила на стол
корзинку.-- Это земляника. Вы любите зем-лянику?

-- Обожаю,-- серьезно сказал Никита, пристально всматриваясь в гостью.

-- Гаврила, дай чашку, я сама буду поить князя. Камердинер безмолвно
повиновался. Никита рассмеялся и открыл рот. Он уже мог пить чай без
посторонней помощи, но почему бы не доставить себе удовольствие и не принять
его из рук милой девушки. Мария подносила ложку, выливая содержимое в его
рот, складывала губы сердечком и непроизвольно повторяла глотательные
движения. С чайной процедурой было покончено, надо о чем-то говорить.

-- Вам не скучно здесь лежать одному?

-- Нет, что вы... Мне было скучно, а теперь мне весело.-- Он рассмеялся
счастливо.-- Но где все? Почему они не идут? Алешка, Софья, Саша...

-- Алеша в Кронштадте, там случилась аварея, а Саша очень занят по
делам службы.

Последние слова Мария произнесла с некоторым усилием, но Ни-ките и в
голову не пришло заподозрить неладное.

-- А Софья сегодня придет. Она очень рада, что вам лучше.

-- Софья ваша подруга? Я помню, как встретил вас в саду перед
маскарадом.

-- Потом вы пошли на свидание к важной даме и не вер-нулись,--
прошептала Мария.

-- Вам и это известно?

"Мне все известно, только говорить запрещено!--хотелось крик-нуть
Марии.-- А это очень трудно, держать язык за зубами, особенно, если есть
вещи, касающиеся меня лично!"

Появился лакей с запиской от Аглаи Назаровны. Княгиня прове-дала, что
Никита пошел на поправку, и потребовала к себе Гаврилу хоть на час.
Отказаться было невозможно. Камердинер потоптался около кровати барина,
приготовил лечебное питье и со словами: "Если что, бегите за мной
немедленно",-- вышел.

Оставшись с Никитой наедине, Мария тут же потеряла половину своей
храбрости. Главное, не смотреть больному в глаза. А он, каза-лось, не
замечал затянувшейся паузы, лежал тихо, без движения и вдумчивым, изучающим
взглядом смотрел на девушку.

-- Меня арестовали,-- сказал он наконец, словно очнувшись.

-- Вместо Сакромозо...-- тихонько добавила Мария.

От удивления Никита сел, но тут же со стоном повалился назад; видно,
неловким движением он потревожил рану. Перепуганная Ма-рия сразу бросилась к
нему, пытаясь помочь. Губы его неожиданно коснулись ее руки. Она замерла.

-- Не убирайте руки...-- Никита прижался щекой к ее ладони.-- Но ради
всего святого, откуда вам это известно?

-- Можно я вам задам один вопрос?-- Голос девушки задро-жал.-- Если не
захотите, можете не отвечать. Только не обижайтесь на меня. Хорошо?

-- Да разве я могу на вас обидеться? Вы самая очаровательная сиделка в
мире... Нет, что я говорю? При чем здесь сиделка? Вы вообще самая чудесная
и...

-- Я хочу спросить вас о важной даме,-- перебила его Мария.-- Не будем
называть ее имени, но... Вы любите ее? Никита поднял голову, и она резко
убрала руку.

-- Я не мог тогда не пойти к ней- Она позвала, и я пошел.

-- Она не звала вас,--выпалила Мария.

-- Как не звала? Я же сам получил записку.

-- Записка предназначалась не вам. Податели ее перепутали на маскараде
кареты. На вас и Сакромозо были одинаковые костюмы.

-- Во-он оно что...-- протянул Никита и замолчал надолго, слов-но в
раковину спрятался.

Марии показалось, что он вообще забыл о ее присутствии. На-верное,
сейчас он нашел наконец объяснение несуразностям, которые преследовали его
последние два месяца. Он оскорблен, обижен. Ведь это так мучительно
чувствовать себя глупцом, занявшим чье-то место. И сколь велика плата за его
самомнение! Но Мария заглушила в себе ревнивые чувства.

-- Известная особа вообще никому не назначала свидания,-- сказала она,
всем своим видом выражая сочувствие.-- Записку сочи-нили в Тайной
канцелярии. ,

-- О, я идиот! Коровья голова! Сколько передумал в тюрьме, но такое мне
даже в голову це приходило! Это отвратительно, непоря-дочно! Но зачем это
нужно Тайной канцелярии?

-- Лядащев предполагает, что этой запиской хотели скомпроме-тировать
известных вам особ.

-- При чем здесь Лядащев?--вскричал Никита.

-- Василий Федорович и распутал весь этот клубок. Нам такое просто не
под силу.

-- Не мудрено. Ворон ворону глаз не выклюет!

-- Он давно не служит в Тайной канцелярии!--обиделась Мария за
Лядащева.

-- Это ведомство как родимое пятно, оно не смывается.

-- Вы несправедливы!

-- Отчего же?-- Голос Никиты звучал холодно и отчужденно.-- Я
благодарен Василию Федоровичу за внимание к моей скромной особе и при
встрече непременно скажу ему об этом. И поверьте, я сочувствую ему всем
сердцем. Этот человек достоин лучшей доли, чем служба в Тайной канцелярии.
Будем надеяться, что мне никогда больше не понадобится его помощь.

-- Кабы так!-- вырвалось у Марии.

-- Вы хотите сказать... Ах, да, конечно. А иначе почему возле моего
дома бродят сыщики и почему меня прячут здесь?

Разговор шел совсем не так, как хотелось Марии. Он начался так нежно,
трепетно, и вдруг нахлынули все эти политические дела, словно в мутный,
зловонный поток попали, и он потащил их неведо-мо куда. Никита понял
огорчение девушки и сразу сменил тон.

-- Давайте лучше есть землянику...

-- Конечно, князь...-- Мария зачерпнула полную ложку ягод.