Чтение 51–й страницы книги ~На восток от Эдема~

Лиза пробыла у Трасков неделю. Она отскоблила их дом сверху донизу, от
чердака до деревянных полов. Она вымыла все, что влезало в корыто хотя бы
боком, а то, что не влезало никак, протерла мокрой тряпкой. Для
новорожденных она установила строгий режим и с удовлетворением отметила, что
орут они на редкость громко и начали набирать вес. На Ли она взваливала
самую грубую работу, потому что не очень-то ему доверяла. Адама же
предпочитала не замечать вообще, потому что не могла поручить ему ничего.
Один раз, правда, заставила его вымыть окна, но потом сама перемыла их
заново.

С молодой матерью Лиза сидела недолго, но успела прийти к выводу, что
Кэти - женщина толковая, не из разговорчивых, и учить старших уму-разуму не
пытается. Попутно Лиза осмотрела ее и убедилась, что Кэти совершенно
здорова, что роды не причинили ей никаких повреждений и что молока у нее нет
и не будет. "Оно и к лучшему, - сказала Лиза. - Вы вон какая махонькая, эти
два здоровяка сожрали бы вас живьем". Ей и в голову не пришло, что сама она
еще меньше, чем Кэти, но выкормила грудью всех своих девятерых детей.

В субботу после обеда Лиза проверила результаты своих трудов, составила
длиннющий список указаний на случай всевозможных напастей, начиная от колик
в животе и кончая вторжением гигантских муравьев, сложила вещи и велела Ли
везти ее домой.

В своем доме она застала чудовищную грязь и немедленно принялась за
уборку с энергией и брезгливостью Геракла, вычищающего авгиевы конюшни. Она
сновала по дому, на лету отвечая Самюэлу. донимавшему ее расспросами.

- Как там новорожденные? - Хорошо. Растут. - Как Адам?

- Все только ходит-бродит, а больше ничего, как неживой. Велика
мудрость Господня: не дай Он богатства таким чудным людям, они, верно, с
голоду бы померли.

- А как тебе показалась миссис Траск?

- Спокойная, вся в себе, одним словом, настоящая нью-йоркская богачка
(Лиза в жизни не видела ни одной нью-йоркской богачки), но, с другой
стороны, понятливая, не нахалка. И странное дело, - заметила Лиза, - вроде
бы нет в ней ничего плохого... ну, разве что малость ленива... а все равно
чем-то она мне не нравится. Может, из-за шрама. Откуда он у нее?

- Не знаю.

Лиза наставила на него указательный палец, словно целилась ему между
глаз из пистолета:

- И еще тебе скажу. Она того не ведает, но мужа своего она околдовала.
Ни на шаг от нег не отходит и ничего вокруг не видит, ровно ума лишился.
Думаю, и сыновей - то своих еще толком не разглядел.

Самюэл дождался, когда Лиза вновь оказалась рядом.

- Если она лентяйка, а он ума лишился, кто ж тогда их деток нянчить
будет? - спросил он. - Близнецы, к тому же мальчики, - тут глаз да глаз
нужен.

Чуть было не пролетев мимо, Лиза резко остановилась, взяла стул,
подсела к Самюэлу и сложила руки на коленях.

- Если ты мне сейчас не поверишь, помни одно: лгать не в моих правилах,
- заявила она.

- Да ты, родная, при всем желании солгать не сможешь, - сказал он, и
Лиза, расценив это как комплимент, улыбнулась.

- Хорошо, что ты понимаешь, а то такое сейчас тебе скажу, что ты мог бы
во мне и усомниться.

- Ну, говори же.

- Самюэл, ты знаешь их китайца... ну, этот... глаза, как щелки, коса, и
лопочет не пойми чего... знаешь?

- Ли? Знаю, конечно.

- Вот спросили бы тебя, ты бы сразу сказал, что он язычник, верно?

- Не знаю.

- Перестань. Самюэл. Сказал бы обязательно. И любой бы так сказал. Но
ведь он-то вовсе даже не язычник.- Она выпрямилась на стуле.

- А кто?

Ее твердый как железо, палец ткнулся ему в плечо.

- Пресвитерианин, - сказала она. - И очень смышленый... если, конечно,
разобраться в его тарабарщине. Ну, что ты на это скажешь?

- Не может быть! - Самюэл давился от смеха, и голос у него дрожал.
Чепуха!

- А я говорю: не чепуха! Кто, думаешь, ухаживает за близняшками?
Язычника я бы к детям на милю не подпустила... но пресвитерианин... я ему
все объяснила, и он все понял.

- Тогда неудивительно, что малыши прибавляют в весе, - заметил Самюэл.

- За такую милость должно восславить Господа, помолиться Господу
должно.

- Что ж, не преминем, - сказал Самюэл.- И восславим, и помолимся.

5

Еще неделю Кэти отдыхала и набиралась сил. В субботу 13 октября она не
выходила из спальни все утро. Адам подергал дверь и убедился, что она
заперта.

- Мне не до тебя, - раздался голос Кэти, и Адам отошел от двери.

Приводит в порядок комод, решил он: ему было слышно, как она выдвигает
и задвигает ящики.

Было уже далеко за полдень, когда Ли подошел к Адаму, сидевшему на
приступке крыльца.

- Мисси говоли, мой поеззай Кинг-Сити, покупай для детей соска, -
неуверенно сказал он. - Раз говорит, значит, поезжай. Она твоя хозяйка, -
Мисси говоли, моя не возвлассяйся до понедельник. Ока говоли...

- У него давно не было выходного, - спокойно сказала Кэти, выглянув на
крыльцо. - Ему полезно отдохнуть.

- Разумеется, - кивнул Адам.- Я об этом не подумал. Счастливо погулять,
Ли. Если мне что понадобится, позову кого-нибудь из плотников.

- Лабоцие домой уходи, завтла восклесенье.

- Тогда позову Индейца. Лопес всегда поможет.

Ли почувствовал на себе взгляд Кэти.

- Лопес - пьяная. Бутылка виски пил.

Адам потерял терпение.

- Уж как-нибудь не пропаду, Ли. Хватит препираться.

Ли посмотрел на стоявшую в дверях Кэти. И опустил глаза.

- Мозет быть, моя велнется сегодня, только поздно. Из-под приспущенных
век он глянул на Кати: две темные черточки прорезали ее переносицу и тотчас
исчезли, но, возможно, ему показалось. Он отвернулся. - До свиданя.

Кэти ушла назад к себе в комнату; близился вечер. В полвосьмого Адам к
ней постучался:

- Я приготовил тебе ужин, дорогая. Совсем легкий.

Дверь тут же открылась, будто Кэти давно его ждала. Она стояла на
пороге, одетая в элегантный дорожный костюм: серая юбка и жакет, обшитый
черной тесьмой, с черными бархатными отворотами и большими блестящими
черными пуговицами. На голове у нее была широкая соломенная шляпа с
крохотной тульей, приколотая к прическе длинными булавками с блестящей
черной бусинкой на конце. Адам изумленно разинул рот.

- Я ухожу отсюда, - сказала она, не дав ему произнести ни слова.

- Кэти, что это значит?

- Я тебя предупреждала.

- О чем? Ты ничего не говорила.

- Говорила, но ты не слушал. Теперь уже все равно.

- Я не верю.

Голос у нее был деревянный, бесстрастный:

- Мне плевать, веришь ты или не веришь. Я ухожу.

- А дети?

- Брось их в свой колодец.

- Кэти, ты с ума сошла! - в ужасе закричал он. Оставить меня?! Уйти от
меня?! Нет, ты так не можешь.

- С тобой я могу сделать все, что захочу. Как, впрочем, и любая другая
женшина. Потому что ты дурак.

Это последнее слово, расколов туман, прорвалось в сознание Адама. Не
проронив ни звука, он схватил ее за плечи и с силой толкнул. Шатаясь, она
отлетела в глубь комнаты, а он тем временем вынул из замка вставленный
изнутри ключ, захлопнул дверь и запер ее снаружи.

Тяжело дыша, он стоял, повернувшись ухом к двери, и по телу его
разливалась ядом муторная слабость, наступающая после истерики. Ему было
слышно, как Кэти тихо ходит по комнате. Потом скрипнул выдвигаемый ящик она
остается, мгновенно родилось у него в голове. Затем последовал какой-то
непонятный слабый щелчок. Почти касаясь ухом двери, Адам замер.

Голос ее раздался так близко, что он отдернул голову. Теперь этот голос
звучал по-другому: он был сочным, живым.

- Дорогой, - мягко сказала она. - Я не думала, что ты примешь так
близко к сердцу. Прости меня, Адам.

Из груди у него вырвался хриплый вздох. Дрожащей рукой он стал
поворачивать ключ, и, когда ему это удалось, ключ вывалился из замка на пол.
Адам распахнул дверь. Кэти стояла в трех футах от него. В руке она держала
его "кольт" сорок четвертого калибра, черный зев револьвера был нацелен ему
в грудь. Адам шагнул вперед и увидел, что курок взведен.

Кэти выстрелила. Пуля ударила его в плечо, сплющилась и, пройдя
насквозь, вырвала кусок лопатки. Вспышка и грохот выстрела ошеломили его;
пошатнувшись, он упал на спину. Медленно и осторожно, словно перед ней лежал
раненый зверь, Кэти подошла к нему вплотную. Он поднял на нее глаза и увидел
в ее взгляде лишь холодное любопытство. Она бросила револьвер рядом с ним и
вышла из комнаты.