окрашены химикалиями - главным образом нитратом серебра. Он был из тех, кто
живет в бедности, чтобы иметь время для изысканий. Исследования его касались
фотографии. Он был убежден, что окружающий мир можно запечатлеть на бумаге -
не в призрачных оттенках черно-белого, а во всех красках, воспринимаемых
человеческим глазом.
техники, он относился к полету мысли с боязнью и презрением. К индуктивному
скачку он был неспособен. Подобно альпинисту на предвершинном склоне, он
вырубал ступеньку, подтягивался на шажок. Гамильтонов он яро презирал, ибо
страшился их, почти что верующих в свою крылатость - и порею крепко
расшибавшихся.
окрыленно. Медленно-медленно подвигался он вверх и, говорят, в конце концов
достиг своего - изобрел цветную пленку. На Уне он женился, возможно, потому,
что в ней было мало юмора, и это его успокаивало. А поскольку Гамильтоны его
пугали и смущали, он увез Уну на север - в глухие, темные места где то на
краю Орегона. И жил он там, должно быть, преубого среди своих колб н
фотобумаг.
жаловалась. Она здорова и надеется, что и дома все здоровы. Муж ее уже
близок к своей цели. А потом она умерла, и тело ее перевезли домой. Я Уны не
знал. Она умерла, когда я был еще малышом, н я ее не помню, но много лет
спустя мне рассказал о ней Джордж Гамильтон сиплым от печали голосом, со
слезами на глазах.
рук и ног я ни у кого не видел. Ноги стройные, легкие, как травы, и шла она
как бы скользя, точно ветер по траве. Пальцы длинные, ногти узкие,
миндалевидные. И кожа у нее была нежная, словно прозрачная, даже светящаяся.
в Уне что-то замкнутое. Она всегда как бы вслушивалась во что-то. Когда
читала, лицо у нее было, точно она слушает музыку. А, бывало, спросишь ее о
чем-нибудь известном ей - ответит не как прочие, а без острословья, без
цветистости, без неопределенностей. Чувствовалась в Уне простота и чистота,
обломаны, пальцы огрубели, в трещинах. А ноги, бедные ее ноги...- Джорджу
сдавило горло, и, пересиливши себя, он с гневом продолжал: - Ноги все
оббиты, оцарапаны о камни, о колючки. Давно уже Уна ходила босая. И кожа
задубела, ошершавела.
под конец.- Столько кругом всяких химикатов. Случайность, мы думаем.
нашел в себе мужественных, ободряющих слов, лишь одиноко сидел и
покачивался. Он винил себя - забросил дочь, довел до гибели.
подалось. Моложавая кожа постарела, ясные глаза поблекли, плечищи посутулели
слегка. Лиза, та покорно и стойко принимала все трагедии; она своих надежд
на мир земной не опирала. Но Самюэл отгораживался от законов жизни веселым
смехом, и смерть Уны пробила брешь в ограде. Он превратился в старика.
богател. Джо уехал на восток и помогал там создавать новый вид деятельности,
именуемый рекламой. На этом попроще изъяны Джо обратились в достоинства. Он
обнаружил, что свои бездельные мечты и вожделения может излагать
убедительными словами, а в этом-то и есть вся суть рекламы. Джо стал большим
человеком на новом рекламном поприще.
Салинасе. Одному лишь Тому никак не удавалось преуспеть.
заурядность. И, наблюдая за Томом, отец видел, как сын то шагнет вперед, то
отступит, чувствовал, что в нем борются тяга и страх, ибо в себе самом
чувствовал то же.
лица. Но, находясь рядом с Томом, вы ощущали силу и тепло и безупречную
честность. А подо всем этим таилась застенчивость - робкая застенчивость.
Иногда он бывал весел, как отец, но вдруг веселье лопалось, точно струна у
скрипки, и Том на ваших глазах низвергался в угрюмость.
кровь викингов или, быть может, вандалов. Волосы, борода, усы были
темно-рыжие, и глаза ярко синели из всей этой рыжины. Он был мощного
сложения, плечист, с сильными руками и узкими бедрами. В беге, в подъеме
тяжестей, в ходьбе, в езде он не уступал никому, но в нем начисто
отсутствовал соревновательный задор. Уилл и Джордж были по природе своей
игроки и часто старались совлечь брата в радости и печали азарта.
делается, потому, что, когда выигрываю, я не способен ликовать, а проиграв,
не горюю. Без этого игра теряет смысл. Хлеб она дает ненадежный, как нам
известно, и раз она не возносит тебя в жизнь и не швыряет как бы в смерть,
не дарит радости и горести, то, по крайней мере для меня, она... она ни то
ни се - не ощутима. Я бы играл, если бы хоть что-то ощущал - приятность или
боль.
азартной деловой игрой. Любя Тома, он пытался привадить его к тому, в чем
сам находил удовольствие. Вводил Тома в свой бизнес, пробовал заразить
азартом купли-продажи, манил радостями, кроющимися в искусстве перехитрить
соперников, раскусить, обскакать.
брата, но озадаченно чувствуя, что где-то на полпути сбился со следа,
потерял всякий интерес. Он понимал, что ему положено бы наслаждаться
мужскими радостями состязания, но не мог притворяться перед собой, будто
испытал наслаждение.
много - все равно, касается ли дело бобов или женщин. И Самюэл был мудр; но,
думаю, он знал Тома не до конца. Возможно, перед детьми Том раскрывался чуть
больше. Я расскажу о нем здесь то, что помню и знаю наверняка - и что
домыслил, опираясь на память и верные сведения. Кто знает, получится ли в
итоге истина?
просыпаясь, уже знали, что он приехал, потому что под подушкой у нас - и у
меня, и у Мэри обнаруживалась пачка жевательной резинки. А в те годы она
представляла собой ценность; пять центов на дороге тогда не валялись. Он мог
не приезжать месяцами, но, проснувшись, мы каждое утро совали руку под
подушку - проверяли. Я и до сих пор так проверяю, хотя уже много лет не
нахожу под подушкой ничего.
своему, как она считала, несчастью. Она была сильна и легконога, отлично
играла в шарики, в лапту, и юбочки-ленточки ее стесняли. Все это было,
разумеется, задолго до поры, когда к ней пришло понимание, что и у девочек
есть свои преимущества,
мышкой - и если ее нажать должным образом, то можно летать над землей; и
точно так же Мэри придумала себе волшебный способ обращенья в мальчика. Если
уснуть, свернувшись по-волшебному в калачик, подтянув коленки в точности как
надо и сплетя, скрестив как надо пальцы, то наутро проснешься
мальчишкой-заводилой. Каждый вечер она искала это свое "как надо", но все не
находила. Я, бывало, помогал ей сплести пальцы взакрой. Она уже отчаялась в
успехе, но тут однажды утром у нас под подушками явилась жевательная
резинка. Развернув по плиточке, мы усердно зажевали эту "Биманову мятную"
таких вкусных теперь уже не делают.
облегчением:
нас перебывало несколько таких служанок. Недавно поселившиеся в крае
фермеры-датчане отдавали своих дочек служить в американские семьи, и
девчушки овладевали секретами английской и американской кухни и сервировки
стола, выучивались застольным манерам и тонкостям светской салинасской
жизни. Года через два такой службы (на двенадцати долларах в месяц) они
обращались в самых желанных невест для наших парней. Приобретя американские
ухватки, они вдобавок не утрачивали своей воловьей способности работать в
поле. Некоторые из лучших семейств в нынешнем Салинасе числят их своими
бабками.
кудахтала наседкой наша мама. Мы ворвались туда.
по-кошачьи притаились у дверей в ожидании Тома.
По-моему, Том стеснялся не меньше нас. Мне кажется, ему хотелось выбежать к
нам, обхватить, подбросить в воздух; но вместо этого мы церемонничали.
кухни донесся мамин голос:
Андреев Николай
Аникина Наталья
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Никитин Юрий