Дэррисдиров упоминается и в другой песне, которую приписывают самому То-
масу из Эрсельдуна [2], насколько основательно, сказать не могу, и кото-
рую иногда приурочивают - не знаю, справедливо ли - к событиям, о кото-
рых я поведу рассказ:
теперешним понятиям) похвальные. Семья испытала на себе в полной мере
все взлеты и падения, которые так обычны были для знатных шотландских
фамилий. Но все это я миную для того, чтобы сразу перейти к достопамят-
ному 1745 году, когда завязаны были узлы разыгравшейся позднее трагедии.
В то время неподалеку от Сент-Брайда, на берегу залива Солуэй, в старом
замке - родовом поместье Дэррисдиров со времен Реформации [3], жила
семья, состоявшая из четырех человек. Старый лорд, восьмой в своем роду,
был не стар годами, но преждевременно одряхлел; постоянное место его бы-
ло у камина - там он сидел в подбитом мехом плаще, читая свою книгу. Ма-
ло для кого находилось у него хоть слово, а худого слова от него не слы-
хал никто.
зум милорда был изощрен чтением, и он слыл гораздо умнее, чем мог пока-
заться с первого взгляда.
щении имя Джемса и перенял от отца любовь к серьезному чтению, а отчасти
и его манеры; но то, что было сдержанностью в отце, стало в сыне злост-
ным притворством. Он был общителен, вел разгульный образ жизни: допоздна
засиживался за вином, еще дольше - за картами; его считали в округе
опасным волокитой, и всегда он был зачинщиком всех ссор.
дил сухим из воды, а расплачиваться за все приходилось его сообщникам.
Были у него, конечно, и недоброжелатели, но для большинства эта удача
или увертливость лишь упрочила его славу, и от него ждали многого в бу-
дущем, когда он остепенится.
то время замято и так обросло всякими кривотолками еще до моего появле-
ния в тех местах, что я не решаюсь излагать его здесь. Будь это правда -
это было бы непростительным укором для такого юноши, будь это выдумка -
это была бы непростительная клевета. Я считаю необходимым отметить, что
он всегда хвалился своей неумолимостью и, возможно, убедил в этом мно-
гих, недаром слыл он среди соседей человеком, которому опасно перечить.
Словом, этот молодой дворянин (в 45-м году ему не было еще и двадцати
четырех лет) не по летам прославился в своих краях.
(моем покойном лорде Дэррисдире). Не было в нем крайностей ни в дурную,
ни в хорошую сторону, а был он простой, честный человек, как многие из
его соседей.
рил. Слышали о нем рыбаки залива, потому что он был завзятый рыболов, но
знал он толк и в лечении лошадей и с юношеских лет вплотную занимался
ведением дел по усадьбе. Никто лучше меня не видел, насколько это было
неблагодарное занятие и как легко было при том положении, в котором ока-
залась семья, без всякого основания прослыть тираном и скрягой.
сирота и наследница значительного состояния, нажитого ее отцом на тор-
говле. Эти деньги могли вывести моего господина из больших затруднений
(ведь поместье было многократно перезаложено), и мисс Алисон предназна-
чалась в жены Баллантрэ, на что она шла вполне охотно. Другое дело - на-
сколько охотно подчинялся этому решению сам Баллантрэ. Она была миловид-
ная девушка и в те дни очень живая и своенравная - ведь дочерей у милор-
да не было, а миледи давно скончалась, так что мисс Алисон росла без
присмотра, как ей вздумается.
как и подобает домоседу, предлагал выжидать событий. Мисс Алисон выска-
зывалась за обратное, потому что это казалось ей романтичным, и Баллант-
рэ (хотя, как я слышал, они редко сходились во мнениях) на этот раз был
на ее стороне. Насколько я понимаю, его привлекала эта авантюра, соблаз-
няла и возможность поправить дела дома и, не менее того, надежда запла-
тить личные долги, которые размером своим превосходили все предположе-
ния. Что касается мистера Генри, то поначалу Он, видимо, говорил мало,
его черед наступил позже. А те трое, проспорив весь день, пришли наконец
к решению держаться среднего курса: один сын поедет сражаться за "короля
Джемса", а другой останется с милордом дома, чтобы не потерять располо-
жения "короля Джорджа" [5].
что так поступили многие влиятельные семьи Шотландии.
милорд, мисс Алисон и мистер Генри - все трое придерживались того мне-
ния, что ехать надлежит младшему; а Баллантрэ с присущей ему непоседли-
востью и тщеславием ни за что не соглашался остаться дома.
не помогало.
- твердил Баллантрэ.
это было бы резонно. Но что мы делаем? Мы играем краплеными картами.
возьмет верх, тебе будет легко договориться с королем Джемсом. Но если
ты поедешь и попытка его провалится, то ведь законное право и титул бу-
дут разъединены. И кем тогда буду я?
ва-банк.
оставишь в положении, которого не может потерпеть ни один человек, обла-
дающий рассудком и честью. Я ведь буду ни рыба ни мясо! - восклицал он.
веннее, чем хотел бы.
знаешь, что ты любимец.
же, хочешь подставить мне ножку, Иаков? [6] - и он с умыслом подчеркнул
это имя.
концу залы; он умел молчать. Потом он вернулся.
семьи, а он говорит, что я должен ехать. Что вы на это скажете, братец?
упрямых человека, выходов только два: драться - а я надеюсь, ни один из
нас к этому не прибегнет, - или положиться на судьбу. Вот гинея; подчи-
нишься ты ее решению?
таюсь!
выбежал из комнаты.
что обрекла ее жениха превратностям войны, и, швырнув ее, пробила фа-
мильный герб в одном из стекол большого витража.
ла она.
Баллантрэ.
она в слезах выбежала и заперлась у себя в комнате.
сказал:
стыду своему, я любил больше всех! Ничего доброго не видел я от тебя с
самого часа твоего рождения, нет, ничего доброго! - и повторил это еще и
в третий раз.
строптивость, то ли словечко мистера Генри про любимца, - не знаю, но
думаю, что, пожалуй, последнее вернее всего, потому что с этого дня ми-
лорд стал ласковее к мистеру Генри.
всей семье Баллантрэ уезжал на север; и это еще больше омрачало запозда-
лые, как всем казалось, сожаления об этих часах.
больше из фермерских сынков. Все они были изрядно навеселе, когда, наце-
пив по белой кокарде на шляпу, с криками и песнями поднимались вверх по
холму мимо старого аббатства. Для такого маленького отряда было чистым
безрассудством пробираться через всю Шотландию без всякой поддержки; тем
более (как все и отметили), что о ту пору, когда эта горстка въезжала на
холм, в заливе, широко распустив по ветру королевский флаг, красовалось
военное судно, которое на одной шлюпке могло бы всех их доставить в ко-