равдал это имя и вышвырнул меня за дверь". Подумайте, Маккеллар: слышать
это от родного, единственного брата! Скажу как перед богом, я искренне
любил его; я всегда был верен ему, и вот как он обо мне пишет! Но я не
стерплю этого поклепа, - говорил мистер Генри, расхаживая взад и вперед.
- Чем я хуже его? Свидетель бог, я лучше его! Я не могу сейчас же выс-
лать ему ту чудовищную сумму, которую он требует. Он знает, что для на-
шего состояния это непосильно, но я ему отдам все, что имею, и даже
больше, чем он может ожидать. Я слишком долго терпел все это. Смотрите,
что он дальше пишет: "Я знаю, что ты скаредный пес". Скаредный пес! Ска-
редный! Неужели это правда, Маккеллар? Неужели и вы так думаете? - Мне
показалось, что мистер Генри собирается меня ударить. - О, вы все так
обо мне думаете! Ну, так вот вы все увидите, и он увидит, и праведный
бог увидит. Даже если бы пришлось разорить поместье и пойти по миру, я
насыщу этого кровопийцу! Пусть требует все, все, он все получит! Все
здесь принадлежит ему по праву! Ох! - закричал мистер Генри. - Я предви-
дел все это и еще худшее, когда он не позволил мне уехать! - Он налил
себе еще стакан вина и поднес его к губам, но я осмелился удержать его
руку. Он приостановился. - Вы правы. - Он швырнул стакан в камин. - Да-
вайте лучше считать деньги.
тение в человеке, обычно так хорошо владевшем собою. Мы уселись за стол,
пересчитали наличные деньги и упаковали их в свертки, чтобы полковнику
Бэрку легче было захватить их с собой. Покончив с этим делом, мистер
Генри вернулся в залу, где они с милордом просидели всю ночь, разговари-
вая со своим гостем.
душе пришелся бы менее значительный провожатый, но он не мог претендо-
вать на более достойного, потому что мистеру Генри не приличествовало
иметь дело с контрабандистами. Утро было очень холодное и ветреное, и,
спускаясь к берегу через кустарник, полковник кутался в свой плащ.
денег. Надо полагать, что у него большие расходы?
хо, но, возможно, это было вызвано тем, что он прикрывал рот плащом.
ровенны. Я думаю, что он, вероятно, не принесет нам добра.
ленный исключительными природными достоинствами, и я им восхищаюсь и по-
читаю самую землю, по которой он ступает. - А затем он запнулся, как че-
ловек, не знающий, что сказать.
ший.
любезность, мистер, как бишь вас там, и просто на прощание и потому, что
вы проявляете в этом деле такую проницательность и заинтересованность, я
укажу вам на одно обстоятельство, которое небезынтересно будет знать ва-
шим господам. Мне сдается, что друг мой упустил из виду сообщить им, что
из всех изгнанников в Париже он пользуется самым большим пособием из
Шотландского фонда [25], и это тем большее безобразие, сэр, - выкрикнул
разгорячившийся полковник, - что для меня у них не нашлось ни одного
пенни!
вете за эту, несправедливость; затем снова напустил на себя надменную
любезность, пожал мне руку и пошел к шлюпке, неся под мышкой сверток с
деньгами и насвистывая чувствительную песню "Shule Aroon" [26].
шать и слова и напев, но уже тогда запомнился куплет из нее, который
звучал у меня в голове и после того, как контрабандисты зашипели на пол-
ковника: "Тише вы, черт вас подери!" - и все заглушил скрип уключин, а я
стоял, смотря, как занималась заря над морем и шлюпка приближалась к
люггеру, поставившему паруса в ожидании отплытия.
между прочим, заставила меня отправиться в Эдинбург. Здесь, для того
чтобы как-нибудь покрыть прежний заем, я должен был на очень невыгодных
условиях переписать векселя и для этого на три недели отлучился из Дэр-
рисдира.
по приезде я нашел, что поведение миссис Генри сильно изменилось. Опи-
санные мною беседы с милордом прекратились, к мужу она относилась мягче
и подолгу нянчилась с мисс Кэтрин. Вы можете предположить, что перемена
эта была приятна мистеру Генри. Ничуть не бывало! Наоборот, каждый знак
ее внимания только уязвлял его и служил новым доказательством ее затаен-
ных мечтаний. До тех пор, пока Баллантрэ считался умершим, она гордилась
верностью его памяти, теперь, когда стало известно, что он жив, она
должна была стыдиться этого, что и вызвало перемену в ее поведении. Мне
незачем скрывать правду, и я скажу начистоту, что, может быть, никогда
мистер Генри не показывал себя с такой плохой стороны, как в эти дни. На
людях он сдерживался, но видно было, что внутри у него все кипит. Со
мной, от которого ему не для чего было скрываться, он бывал часто несп-
раведлив и резок и даже по отношению к жене позволял себе иногда колкое
замечание: то, когда она задевала его какой-нибудь непрошеной нежностью,
то без всякого видимого повода, просто давая выход скрытому и подавлен-
ному раздражению. Когда он так забывался (что совсем не было в его при-
вычках), это сразу отражалось на всех нас, а оба они глядели друг на
друга с какимто сокрушенным изумлением.
которую с одинаковым основанием можно было приписать как великодушию,
так и гордости. Контрабандисты приводили все новых гонцов от Баллантрэ,
и ни один из них не уходил с пустыми руками. Я не осмеливался спорить с
мистером Генри: он давал все требуемое в припадке благородной ярости.
Может быть, сознавая за собой природную склонность к бережливости, он
находил особое наслаждение в безоглядной щедрости, с которой выполнял
требования своего брата. Положение было настолько ложное, что, пожалуй,
заставило бы действовать так и более скромного человека. Но хозяйство
наше стонало (если можно так выразиться) под этим непосильным бременем,
мы без конца урезывали наши текущие расходы, конюшни наши пустели, в них
оставались только четыре верховые лошади; слуги были почти все рассчита-
ны, что вызвало сильное недовольство во всей округе и только подогревало
старую неприязнь к мистеру Генри. Наконец была отменена и традиционная
ежегодная поездка в Эдинбург.
этот кровопийца тянул все соки из Дэррисдира и что все это время патрон
мой хранил молчание. Баллантрэ с дьявольской хитростью все свои требова-
ния направлял к мистеру Генри и никогда не писал ни слова об этом милор-
ду. Семья, ничего не понимая, дивилась нашей экономии. Без сомнения, они
сетовали на то, что патрон мой стал таким скупцом - порок, во всяком
достойный сожаления, но особенно отвратительный в молодом человеке, а
ведь мистеру Генри не было еще и тридцати лет. Но он смолоду вел дела
Дэррисдира, и домашние переносили непонятные перемены все с тем же гор-
деливым и горьким молчанием, вплоть до случая с поездкой в Эдинбург.
тали видеться, кроме как за столом. Непосредственно после извещения,
привезенного полковником Бэрком, миссис Генри сильно изменилась к лучше-
му: можно сказать, что она пробовала робко ухаживать за своим супругом,
отказавшись от прежнего равнодушия и невнимания. Я не мог порицать мис-
тера Генри за его отпор всем этим авансам, не мог ставить супруге в вину
то, что она была уязвлена замкнутостью мужа. Но в результате последовало
полное отчуждение, так что (как я уже говорил) они редко разговаривали,
кроме как за столом. Даже вопрос о поездке в Эдинбург впервые был поднят
за обедом, и случилось, что в этот день миссис Генри была нездорова и
раздражительна. Едва она поняла намерения супруга, как румянец залил ее
щеки.
лишать себя моего единственного утешения! Пора покончить с этой позорной
скупостью, мы и так уже стали притчей во языцех и позорищем в глазах со-
седей. От этого впору с ума сойти, и я этого не потерплю!
есть свои средства!
он и тотчас вышел из комнаты.
мина, ясно намекали мне, что я лишний. Я нашел мистера Генри в его обыч-
ном убежище - в конторе. Он сидел на краю стола и угрюмо тыкал в него
перочинным ножом.
себе, и пора это кончить.
щей. У меня позорные наклонности. Я скаредный пес! - И он воткнул нож в
дерево по самую рукоятку. - Но я покажу этому негодяю, - закричал он с
проклятием, - я покажу ему, кто из нас великодушнее!
он того или не хочет, поэтому как только миссис Генри удалилась к себе в
комнату, я постучался к ней и попросил принять меня.
Акунин Борис
Семенова Мария
Эриксон Стивен
Якубенко Николай
Шилова Юлия
Кервуд Оливер Дж.