уведомить его, что тут нас двое солдат, которых он видом не видывал,
слыхом не слыхивал, но что сипай этот бравый малый, а я тоже ни в чем
ему не уступлю, и что если нас тут как следует не накормят и не снабдят
чалмой, и туфлями, и разменной монетой на дорогу, то тогда, мой друг, я
мог бы назвать сад, где скоро, очень скоро будет весьма неуютно.
ни, а потом, все с тою же улыбочкой, но вздыхая, словно повторения его
утомили, индус снова проговорил:
обнажить оружие.
лантрэ и пальцем не пошевелил, я достаточно хорошо знал его, чтобы пони-
мать, что и он готов к нападению.
пистолетного выстрела, чтобы отправить нас обоих на виселицу.
повернулся с жестом крайнего презрения.
при этих словах Баллантрэ улыбнулся и отвесил низкий поклон.
сказал индус. - Сахиб говорит, что вы с ним квиты.
ландские штучки при следующей встрече! - закричал я.
человек, каковы бы ни были его доблести, обращается к потомству с изло-
жением своих подвигов, он должен ожидать, что его ждет участь Цезаря и
Александра, тоже оболганных клеветниками. Но одного упрека никто не мо-
жет сделать Фрэнсису Бэрку: он никогда не оставлял товарища в беде...
димо, перед тем, как посылать мне рукопись. Должно быть, там были вполне
естественные упреки в том, что он считал нескромностью с моей стороны,
хотя сам я ничего не могу поставить себе в вину. Возможно, мистер Генри
был менее осторожен или, что всего вероятнее, Баллантрэ ухитрился доб-
раться до моей корреспонденции и самолично прочел письмо из Труа, от-
месткой за которое и стало это жестокое издевательство над мистером Бэр-
ком, находившимся в столь бедственном положении. Баллантрэ, несмотря на
всю его порочность, не был чужд некоторым привязанностям; мне кажется,
что вначале он был сердечно расположен к мистеру Бэрку, но мысль о его
предательстве иссушила неглубокие ключи его дружбы и обнаружила во всей
неприглядности его истинную натуру. - Э. Макк.)
корне изменившего всю мою жизнь, закинувшего меня в чужие края, - однако
это так. Я был вышиблен из колеи, против обыкновения вел свои записи
беспорядочно, не ставил даты по неделе, по две и вообще писал как чело-
век, махнувший рукой на все. Во всяком случае, это было в конце марта
либо в начале апреля 1764 года. Спал я плохо и проснулся с тяжелым пред-
чувствием. Оно так угнетало меня, что я поспешил сойти вниз, даже не на-
кинув камзола, и при этом, помнится мне, рука моя дрожала, опираясь на
перила. Было холодное солнечное утро, с густым слоем изморози, вокруг
дома распевали дрозды, и во всех комнатах слышен был шум моря. При входе
в зал другой звук остановил мое внимание - звук голосов. Я подошел ближе
и остолбенел. Да, в зале звучал человеческий голос, но я не узнавал его,
и это в доме моего господина; там звучала человеческая речь, но, как я
ни вслушивался, я не понимал ни слова, и это в своей родной стране. Мне
припомнилось старое предание о залетной фее (или просто иноземной
гостье), которая посетила наш край в незапамятные времена и пробыла у
нас неделю, а то и больше, говоря на языке ни для кого не понятном, а
затем исчезла ночью так же внезапно, как и появилась, не раскрыв никому
ни своего имени, ни цели своего посещения. Мной овладел не столько
страх, сколько любопытство, я отворил дверь и вошел.
хотя свет уже проникал в щели, и большая комната была освещена только
свечой и отсветом тлеющих углей. У самого камина сидели двое. Одного,
одетого в плащ, из-под которого виднелись сапоги, я узнал сразу: это был
все тот же вестник несчастья. А о другом, который сидел вплотную к огню,
закутанный во что-то, словно мумия, я мог сказать только, что он чужезе-
мец, что кожа у него гораздо темнее, чем у нас, европейцев, что сложения
он тщедушного и что глаза у него глубоко запали под необычно высоким
лбом. По полу было раскидано несколько тюков и небольшой чемодан, и, су-
дя по скудности этого багажа и по состоянию сапог самого Баллантрэ,
кое-как залатанных каким-нибудь деревенским сапожником, можно было су-
дить, что зло не принесло ему богатства.
почему, но смелость во мне так и взыграла.
своего голоса.
Это туземный джентльмен из Индии.
ли, или ваши друзья. Но дайте-ка я погляжу на вас при свете, - и, говоря
это, я открыл ставни выходившего на восток окна.
век. Позднее, когда мы все были в сборе, меня еще более поразило, нас-
колько слабо по сравнению с другими отразилось на нем время; но первое
впечатление было не такое.
стали бы распространяться на эту тему.
жется, что я всегда был стариком; а теперь с годами я, милостью божьей,
стал лишь более известен и уважаем. Не каждый может сказать это о себе,
мистер Балли. Ваши морщины говорят о страстях и напастях; ваша жизнь
постепенно становится вашей тюрьмой; смерть скоро постучит к вам в
дверь; и не знаю, в чем вы тогда почерпнете утешение!
лючил (признаюсь, не без удовольствия), что мои слова задели его. Само
собой, что все это время, даже и подшучивая над незваным гостем, я, не
переставая, ломал голову над другим: прежде всего, как бы мне поскорее и
незаметнее известить милорда Я сосредоточил на этом все силы ума, как
вдруг, подняв глаза, увидел, что он стоит в дверях, с виду совершенно
спокойный. Поймав мой взгляд, он тотчас же переступил порог. Баллантрэ
заметил его и пошел навстречу; шагах в четырех оба брата остановились, в
упор глядя друг на друга, потом милорд улыбнулся, слегка наклонил голову
и резко отошел в сторону.
тешественников.
словах и поступках.
Генри?
чешь быть исключением, подумай, как поймут это посторонние, и не пока-
жется ли это им признаком бессильной зависти?
лорд, не давая времени для ответа, сделал мне знак следовать за ним и
тотчас вышел из залы.
быстро зашагал по коридорам, что я едва поспевал за ним. Подойдя к двери
Джона Поля, он открыл ее и вошел в комнату. Джон делал вид, что крепко
спит, но милорд и не пытался будить его.
служил моему отцу, не то я вышвырнул бы тебя, как собаку. Если через
полчаса ты оставишь дом, то будешь по-прежнему получать жалованье в
Эдинбурге. Если же я узнаю, что ты торчишь тут или в Сент-Брайде, то
хоть ты старик, старый слуга и все прочее, но я найду способ жестоко на-
казать тебя за измену. Вставай и убирайся. Через ту же дверь, в которую
ты впустил их. Я не желаю, чтобы ты попадался на глаза моему сыну.
опять остались вдвоем.
торое молотом колотилось у него в груди.
кого бешеного напряжения; каково же было ему, силы которого были уже
подточены. Я решил, что этому чудовищному положению надо как можно ско-