этих слуг представляет полную противоположность своему обожаемому госпо-
дину и, превознося его, тем самым признает собственные пороки и готов
отречься от собственных добродетелей. Макконнэхи скоро пронюхал о моей
тайной привязанности и сделал меня своим доверенным. Бывало, он, отрывая
меня от работы, часами поносил Баллантрэ.
всех, побрал! Подумаешь, владетель, - да с какой это стати, дьявол им в
глотку, вздумали они так его величать! Это мистера Генри надо теперь на-
зывать владетелем и считать законным наследником. Небось, они вовсе не
так цацкались со своим Баллантрэ, когда он у них сидел на шее. Уж я-то
это знаю. А, будь он неладен! Ни словечка доброго не слышал я от него,
да и кто слышал? Одна брань, и насмешки, и божба - подавись он ею на том
свете! Я-то знал, каков он, этот джентльмен! Вы когда-нибудь слышали,
мистер Маккеллар, о Вулли Уайте, ткаче? Нет? Ну так этот Вулли был
страшный ханжа и этакий сухарь, совсем не по мне. Мне и глядеть-то на
него было противно. Но только по своей части он был рьяный человек, и
случалось ему обличать Баллантрэ за его безобразия. Ну, пристало ли вла-
детелю Баллантрэ воевать с ткачом, а? - Макконнэхи сморщил нос. Он ни-
когда не мог произнести ненавистного имени без гримасы отвращения. - А
он как раз это и затеял. Да еще что выделывал! Стучал ночью в дверь Вул-
ли, кричал "Бу-у! ", сыпал в печную трубу порох, взрывавшийся в очаге, и
пускал шутихи ему в окна. Словом, довел до того, что старик вообразил,
что это сам Вельзевул пришел по его душу. Ну, короче говоря, кончилось
дело тем, что Вулли совсем спятил. Его не могли поднять с колен, он все
время вопил, и молился, и плакал, пока господь не успокоил его. Это было
прямое убийство, все так и говорили. Спросите Джона Поля, Он сам крепко
стыдился всей этой истории, ведь он такой истинно верующий христианин.
Что и говорить, самое подходящее было дело для владетеля Баллантрэ!
рил. - Последовали обычная его ругань и божба, и через каждые два-три
слова он с ухмылкой гнусил: "Владетель Баллантрэ!"
лайля, хранившее и посейчас отпечаток конского копыта. Впрочем, это была
последняя из наших бесед, потому что он в этот раз так грубо отозвался о
миссис Генри, что мне пришлось резко одернуть его и с тех пор держать на
почтительном расстоянии.
годарность и, случалось, кладя ему руку на плечо, говорил, как будто об-
ращался ко всем: "Вот какой у меня хороший сын!" И он был действительно
благодарен мистеру Генри, как человек справедливый и рассудительный. Но
мне кажется, что этим все и ограничивалось, и я уверен, что мистер Генри
был того же мнения. Любовь вся ушла на умершего сына. Не то чтобы милорд
при мне часто высказывался об этом. Только однажды он спросил, какие у
меня отношения с мистером Генри, и я выложил ему всю правду.
рый малый, очень, очень добрый малый. Вы слышали, мистер Маккеллар, что
у меня был еще один сын? Не скажу, чтобы он был таким примерным, как
мистер Генри, но, увы, он умер, мистер Маккеллар! Когда он был жив, мы
все гордились им, очень гордились. Если он и не во всем оправдывал наши
ожидания, ну что ж, мы за это любили его еще больше.
с внезапной живостью:
рошим господином.
окончен. Но едва ли он читал внимательно и едва ли понимал хоть немного
из прочитанного; поле Куллоденского боя и старший сын - вот что владело
его мыслями, а мною уже тогда, из сочувствия к мистеру Генри, овладевало
ощущение какой-то неестественной ревности к мертвому.
ся чрезмерно строгим, пусть читатель решает сам, когда я закончу свой
рассказ.
семейные дела Дэррисдиров. Не истекло и полугода моего пребывания в зам-
ке, как случилось, что Джон Поль заболел и слег. По моему крайнему разу-
мению, причиной было пьянство, но с ним нянчились, и сам он держал себя
как великомученик. Даже пастор, навестивший его, ушел как бы сподобив-
шись благодати. На третий день его болезни мистер Генри пришел ко мне с
виноватым видом.
ленькой услуге. Мы, знаете, выплачиваем пенсию... доставлять ее лежало
на обязанности Джона, а теперь, когда он болен, мне некого попросить об
этом, кроме вас. Дело это деликатное, по веским причинам я не могу вру-
чить ее сам. Макконнэхи я не решаюсь послать из-за его языка, а я... а
мне... Я не хотел бы, чтобы это дошло до миссис Генри, - сказал он и
покраснел до корней волос.
Джесси Браун, которая вполне заслуживала свою репутацию, я подумал, что
это мистер Генри откупается от собственной интрижки. И тем более я был
поражен, когда обнаружилась правда.
Соседство было очень подозрительное - все больше контрабандисты. У входа
в проулок мне встретился человек с прошибленной головой; дальше пьяная
орава горланила и распевала в харчевне, хотя было всего девять часов ут-
ра. Словом, ничего хуже этой трущобы я не видел даже в таком большом го-
роде, как Эдинбург, и я уже подумывал, не поворотить ли мне обратно.
Обиталище Джесси было под стать улице, а сама она и того хуже. Расписку
(которую с обычной своей пунктуальностью мистер Генри велел мне с нее
взять) я получил не раньше, чем она послала кого-то за спиртным и я вы-
пил с ней по стакану. Все время она держала себя взбалмошно, легкомыс-
ленно - то подражала манерам леди, то впадала в разгульное веселье, то
кокетливо заигрывала со мной, что мне было особенно противно. О деньгах
она говорила в трагическом тоне.
кое! Видите, до чего я дошла! Ах, если бы вернулся мой милый, все бы из-
менилось! Но он мертв - лежит мертвый в горах, - мой милый, мой милый!
нием рук и закатыванием глаз, чему она, должно быть, научилась у бродя-
чих актеров, и горе ее показалось мне напускным. Она словно щеголяла
своим позором. Не скажу, чтобы я не жалел ее, но в лучшем случае это бы-
ла жалость пополам с отвращением, а напоследок сама Джесси рассеяла и
последние ее остатки. Натешившись моим обществом и нацарапав свое имя
под распиской, она сказала: "Ну, вот!" - и, отбросив всякий женский
стыд, с чудовищной руганью стала гнать меня, чтобы я поскорее отнес рас-
писку Иуде, пославшему меня к ней... Так впервые я услышал это имя в
применении к мистеру Генри. Меня поразила эта внезапная перемена в сло-
вах и обращении, и я удалился из ее комнаты, как побитая собака, на-
путствуемый градом ужаснейших проклятий. Но и этого было мало: ведьма
распахнула окно и, высунувшись, продолжала поносить меня на всю улицу;
контрабандисты, выглянувшие из дверей харчевни, подхватили ее ругань, и
один из них был настолько бесчеловечен, что науськал на меня презлую со-
бачонку, которая прокусила мне лодыжку. Нуждайся я в уроке, ничто не
могло бы лучше предостеречь меня от дурного общества. Домой я приехал,
сильно страдая от укуса и возмущенный до глубины души.
не терпится поскорее услышать, как прошла моя поездка.
о происшедшем и о том, что Джесси, по-видимому, недостойная и неблаго-
дарная женщина, он сказал: - Она не друг мне, Маккеллар. Но много ли у
меня друзей? К тому же у Джесси есть причины быть несправедливой. Что
толку мне скрывать то, что знает вся округа: с нею очень плохо обошелся
один из членов нашей семьи. - Так он в первый раз при мне, хотя и отда-
ленно, упомянул о Баллантрэ, и мне кажется, что он с трудом выговорил
даже это, потому что сейчас же продолжал: - Вот почему я не хотел бы
разглашать этого дела. Оно огорчило бы миссис Генри... и моего отца, -
добавил он, снова весь вспыхнув.
му, женщину эту надо предоставить ее судьбе. Ваши деньги не могут помочь
такой, как она. Ей неизвестно ни воздержание, ни бережливость, а что до
признательности, так скорее жди от козла молока, и если вы перестанете
оказывать ей помощь, это ничего не изменит, разве только спасет от уку-
сов ноги ваших посланцев.
серьезно.
зрелом размышлении, а сначала меня все же растрогало несчастье этой жен-
щины.
еще помню ее как порядочную девушку. А кроме того, пусть я и мало говорю
о чести моей семьи, это не значит, что я не дорожу ее репутацией.
Но в тот же день я убедился, что его отец был посвящен в эту историю и
что только от своей жены мистер Генри держал ее в секрете.
сказал милорд. - Оно ни в коем случае не входит в круг ваших обязаннос-
тей. Именно поэтому мне хочется особо поблагодарить вас и при этом на-
помнить (если этого не сделал уже мистер Генри), насколько желательно,
чтобы ни слова об этом не дошло до моей дочери. Чернить умерших вдвойне