это могло бы обернуться пустой затеей, а пташка без них упорхнула бы.
Поэтому они решили не покидать лагеря, ссылаясь при этом на заботу о
больном. И в самом деле, настолько запутаны бывают человеческие побужде-
ния, что некоторые были искренне (хотя и неглубоко) тронуты смертельной
болезнью человека, которого они сами бессердечно обрекли на смерть. Сре-
ди дня Хэйсти был вызван к больному, чтобы прочитать отходную, что (как
это ни неправдоподобно) он выполнил с великим усердием. А в восемь вече-
ра завывания Секундры возвестили, что все кончено. Часов в десять индус
при свете воткнутого в землю факела уже трудился, копая могилу. На расс-
вете Баллантрэ похоронили, причем все приняли участие в погребении и ве-
ли себя весьма пристойно. Тело было завернуто в меховой плащ и опущено в
землю. Только бледно-восковое лицо покойника было открыто, и, следуя ка-
кому-то восточному обычаю, Секундра чем-то заткнул ему ноздри. Когда мо-
гила была закидана землей, всех еще раз потрясли громкие причита-ния Се-
кундры, и, по-видимому, эта шайка убийц не только не прекратила его за-
вываний - зловещих, а в такой стране и небезопасных, но даже сочувствен-
но, хотя и грубо, пыталась утешить его.
телей рода человеческого, то все же в основе их поведения лежит алч-
ность, и скоро разбойники, забыв про плакальщика, обратились к своим
собственным заботам. Тайник был где-то поблизости, но пока еще не обна-
ружен, поэтому они решили не сниматься с места, и день прошел в бесплод-
ных обследованиях лесов, в то время как Секундра не поднимался с могилы
своего господина. В эту ночь они не выставили часовых, а легли все к
костру, по лесному обычаю, как спицы колеса, - ногами к огню. Утро зас-
тало их в том же положении, только Пинкертон, расположившийся по правую
руку от Маунтена, между ним и Хейсти, был (в ночные часы) втихомолку за-
резан и лежал бездыханный под своим плащом, причем оскальпированная го-
лова его представляла ужасное, леденящее душу зрелище. Злодеи были в это
утро бледны, как призраки, потому что все они знали неумолимость индейс-
ких воинов (или, точнее говоря, индейских охотников за скальпами). В ос-
новном они винили себя за ночную беспечность и, распаленные близостью
сокровища, решили не уходить. Пинкертона похоронили рядом с Баллантрэ,
оставшиеся в живых опять провели день в поисках и вернулись в смешанном
настроении тревоги и надежды, отчасти оставаясь в убеждении, что сокро-
вища вот-вот будут найдены, отчасти же (и особенно с наступлением темно-
ты) страшась близости индейцев. Первым караулил Маунтен. Он уверял меня,
что ни разу не садился и не смыкал глаз, но нес стражу с напряженной и
непрерывной бдительностью, и (когда он увидел по звездам, что пора сме-
няться) он как ни в чем не бывало направился к огню разбудить своего
сменщика, а это был сапожник Хикс, который спал на подветренной стороне,
поэтому несколько дальше от костра, чем остальные, и в месте, которое
окутывало относимым от костра дымом Когда Маунтен нагнулся и тронул Хик-
са за плечо, рука его тотчас почувствовала какую-то липкую влагу. В эту
минуту ветер переменился, отблеск костра осветил спящего, и Маунтен уви-
дел, что, как и Пинкертон, Хикс мертв и оскальпирован.
разведчиков, которые, случалось, неделями преследовали путешественников
и, несмотря на их безоглядное бегство и бессонную стражу, все время нас-
тигали их и добывали по скальпу на каждом из привалов. Придя к такому
заключению, кладоискатели, которых оставалось всего шесть человек, в
полном смятении, захватив самое необходимое, бросили костер незагашен-
ным, своего зарезанного товарища непогребенным. Весь день они шли, не
присаживаясь, ели на ходу и, боясь заснуть, не прекращали бегства даже с
наступлением темноты. Но есть предел человеческой выносливости, и когда
они наконец остановились, то глубокий сон свалил их, а когда проснулись,
то обнаружили, что враг по-прежнему их преследует, что смерть и страшное
увечье еще раз настигли и изуродовали одного из них.
подходил к концу. Я не буду загромождать последовавшими ужасами свой и
так уже затянувшийся рассказ. Достаточно будет упомянуть, что в ту ночь,
которая впервые прошла без жертвы и когда они могли уже надеяться, что
убийцы потеряли их след, в живых оставались только Маунтен и Секундра.
Маунтен был твердо уверен, что их незримый преследователь был индеец,
знавший его по торговым сделкам с племенами, и что сам он обязан жизнью
только этому обстоятельству. Милость, оказанную Секундре, он объяснял
тем, что тот прослыл помешанным: во-первых, потому, что в эти дни ужасов
и бегства, когда все прочие бросали последнее оружие и провиант, Секунд-
ра продолжал тащить на плечах тяжелую мотыгу, а затем и потому, что в
последние дни он все время горячо и быстро говорил сам с собой на своем
языке. Но когда дело дошло до английского, он оказался достаточно рассу-
дителен.
они не увидели очередной жертвы.
Маунтен, передававший мне всю эту сцену.
нами на следующее утро так и не мог решить, приснилось ли ему это или на
самом деле Секундра тут же повернул назад и, не говоря ни слова, пошел
по собственному следу среди этого стылого и голодного одиночества, по
дороге, на которой каждый привал был отмечен изуродованным трупом.
сону и милорду, конечно, не включал приведенных мною подробностей перво-
го этана их путешествия, и оно вплоть до самой болезни Баллантрэ каза-
лось свободным от каких-либо событий. Зато о последнем этапе он расска-
зывал весьма красочно, по-видимому, сам еще взволнованный только что пе-
режитым, а наше собственное положение на границе тех лесных дебрей и на-
ша личная заинтересованность в этом деле заставляли нас разделять его
волнение. Ведь сообщение Маунтена не только в корне меняло всю жизнь
лорда Дэррисдира, но существенно влияло и на планы сэра Уильяма Джонсо-
на.
допускавшие разное толкование; говорили О том, что готовятся враждебные
выступления индейцев, и их умиротворитель поспешил в глубь лесов, нес-
мотря на приближающуюся зиму, чтобы подавить зло в самом корне. И вот,
дойдя до границы, он узнает, что опоздал. Предстоял трудный выбор для
человека, в целом не менее осторожного, чем храброго. Его положение сре-
ди раскрашенных храбрецов можно было сравнить с положением лорда Кулло-
дена, губернатора Шотландии, среди вождей наших собственных горцев в
1745 году. Иными словами, он был для туземцев единственным глашатаем ра-
зума, и все мирные и умеренные решения могли возникнуть у них только по
его совету и настоянию. Так что, если бы он вернулся обратно, вся про-
винция была бы открыта для чудовищных бедствий индейской войны: запылали
бы дома, истреблены были бы все путешественники, и воины унесли бы в ле-
са свою обычную воинскую добычу - скальпы. С другой стороны, углубляться
дальше в леса с таким маленьким отрядом, чтобы нести слово мира во-
инственным племенам, уже вкусившим сладость войны, - это был риск, перед
которым, как легко понять, он в нерешимости останавливался.
бокое раздумье, подперев голову руками и постукивая ногой по земле.
меня, жавшихся к небольшому костру, разведенному для него в углу лагеря.
он. - Я считаю необходимым двигаться вперед, но не могу себе позволить
дольше удовольствие пользоваться вашим обществом. Мы еще не отошли от
реки, и я полагаю, что речной путь на юг пока безопасен. Не угодно ли
вам и мистеру Маккеллару на лодке возвратиться в Олбени?
спуская с него глаз, а после окончания рассказа сидел как бы в полусне.
В его взгляде было что-то страшное, как мне показалось, - почти нечело-
веческое; лицо худое, потемневшее, состарившееся, рот сведем мучительной
улыбкой, обнажавшей то и дело зубы, зрачки расширены до предела и окру-
жены налитым кровью белком. "Я не мог видеть его без того чувства непри-
ятного раздражения, которое, по-моему, очень часто вызывает в нас бо-
лезнь даже самого дорогого для нас человека. Другие же, как я заметил,
едва переносили его присутствие: сэр Уильям явно сторонился его, Маунтен
старался не смотреть ему в глаза, а когда взгляды их все-таки встреча-
лись, купец отворачивался и запинался. Но при этом предложении сэра
Уильяма милорд, казалось, овладел собой.
рону небезопасно.
индейцев, - добавил он с судорожной улыбкой.
Уильям. - Хотя как раз мне-то и не следовало бы в этом признаваться. Но
вы должны принять во внимание лежащую на мне ответственность. Путешест-
вие становится чрезвычайно опасным, а ваше дело - если оно у вас было -
разрешилось трагическим сообщением, которое мы слышали. У меня не было
бы никаких оправданий, если бы я допустил вас следовать дальше и разде-
лить с нами возможные опасности.
этим неожиданным вопросом, даже перестал оттирать обмороженные руки.
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Василенко Иван
Панов Вадим
Мацумото Сэйте