Алисой Грэм.
ровьем. Не томите нас. Вы к нам с вестями о... - Он запнулся, но потом
произнес сорвавшимся голосом: - О моем сыне?
полковник. - Да, о нем.
или обождать - этого мы понять не могли. Наконец он едва выговорил:
тому что мой добрый друг и превосходный товарищ в настоящее время обре-
тается в прекрасном городе Париже и, насколько я могу судить о его при-
вычках, едет сейчас в своем портшезе [14] на какой-нибудь званый обед...
Клянусь богом, леди дурно!
конник. Но когда мистер Генри сделал движение, чтобы поспешить к ней на
помощь, она выпрямилась, вся задрожав.
Мгновение спустя он обернулся к полковнику:
Это вполне естественно: все трое мы росли, как родные.
с признательностью. Насколько я могу судить, это был его первый шаг к
завоеванию ее благосклонности.
саный ирландец, - оказал полковник, - и заслуживаю расстрела за то, что
не сумел как следует преподнести свои новости. Но вот собственноручные
письма Баллантрэ - по письму каждому из вас, и, уж конечно (если я хоть
что-либо смыслю в его талантах), он сумел должным образом рассказать
свою историю.
вое из них милорду, который жадно схватил его. Затем он направился к
миссис Генри.
держал перед ней письмо.
отдать письмо ему. Мистер Генри взял письма (и свое и женино) и посмот-
рел на них, хмуря брови и что-то обдумывая. Он все время изумлял меня
своим поведением, но тут он превзошел себя.
это так неожиданно, и вам лучше бы прочесть письмо наедине, когда вы
немного придете в себя.
дал ей опомниться и, подойдя к ней, сказал:
человек, чтобы не извинить вас за это. - И с этими словами он взял ее за
кончики пальцев и повел прочь из залы.
поднялся к ней, то, как я слышал много позже, она вернула ему письмо так
и нераспечатанным.
портили то хорошее, чего только что добились. А письмо попало в мои руки
и было сожжено нераспечатанным.
я недавно написал полковнику Бэрку, ныне кавалеру ордена святого Людови-
ка, с просьбой прислать мне письменное их изложение, потому что по про-
шествии такого большого промежутка времени я не мог полагаться только на
свою память. По правде сказать, я был несколько озадачен его ответом,
потому что он прислал мне подробные воспоминания о собственной жизни,
только местами имевшие отношение к Баллантрэ. Они были много простран-
нее, чем вся моя рукопись, и не всегда (как мне кажется) назидательны. В
письме, помеченном Эттенгеймом [15], он просил, чтобы, воспользовавшись
его рукописью для своих целей, я нашел для нее издателя. Мне кажется,
что я лучше всего выполню свою задачу и одновременно его просьбу, если
приведу здесь полностью некоторые части его воспоминаний. Таким образом,
читатель получит полный и, как мне кажется, достоверный отчет о весьма
важных событиях, а если кого-нибудь из издателей заинтересует повество-
вание кавалера, он знает, куда обратиться за остальной и весьма объемис-
той частью, которую я охотно предоставлю в его распоряжение. А теперь
вместо изложения того, что рассказал нам кавалер за стаканом вина в обе-
денной зале Дэррисдира, я приведу первый отрывок из его рукописи. Не
следует только забывать, что он поведал нам не эти голые факты, а весьма
изукрашенную их версию.
ем, чем прибыл в него; но то ли сам я потерял дорогу среди пустошей, то
ли спутники мои отбились, только вскоре я оказался совсем один. Это не
сулило мне ничего хорошего: я никогда не мог освоиться с этой ужасной
страной и ее полудикими обитателями, которые теперь, после бегства прин-
ца, особенно недружелюбно относились к нам, ирландцам. Я раздумывал над
своей горестной судьбой, когда увидел на холме одинокого всадника и при-
нял его сначала за призрак того, чью смерть под Куллоденом вся армия
считала вполне достоверной. Это был владетель Баллантрэ, сын лорда Дер-
рисдира, молодой человек редких способностей и отваги, равно достойный
украшать собою двор и срывать лавры на полях сражений. Встреча наша была
весьма радушна, потому что он был одним из немногих шотландцев, которые
хорошо относились к ирландским сторонникам принца, и сейчас, в дни пора-
жения и бегства, мог быть мне крайне полезен. Но окончательно скрепило
нашу дружбу одно обстоятельство, само по себе не менее романтичное, чем
легенда о короле Артуре.
ночь под дождем в каком-то овраге. Тут случился один человек из Аппина,
по имени Алан Блэк Стюарт (или что-то вроде этого) [16] - потом я встре-
чал его во Франции. Они в чем-то не сошлись с моим спутником и обменя-
лись весьма невежливыми словами. Стюарт потребовал, чтобы Баллантрэ спе-
шился и обнажил шпагу.
тельствах я, пожалуй, предпочту состязаться с вами в беге. - И с этими
словами он пришпорил своего коня.
ли, и я не мог удержаться от смеха, когда, обернувшись, увидел его на
вершине холма. Он держался рукой за левый бок, сердце у него чуть было
не лопнуло от быстрого бега.
бы никому не позволил бежать за собой с такой благородной целью, не
удовлетворив его желания. Шутка была хороша, но она смахивает на тру-
сость.
вистным для шотландцев человеком; можете судить по этому о моей храброс-
ти.
зать вам человека, еще менее любезного для своих соотечественников. И
если вам так не нравится мое общество, сделайте одолжение, отвяжитесь от
меня.
ните, что терпение не из моих добродетелей!
скрывать это.
предлагаю вот что: либо сейчас же подеремся и расстанемся, либо накрепко
договоримся переносить друг от друга все, что бы ни случилось.
для меня его все равно что и нет. Но уж если довелось нам обоим подверг-
нуться травле, так поклянемся же клятвой гонимых, что не будет между на-
ми ни обиды, ни мести. Я по натуре человек не добрый, и мне докучают все
эти напускные добродетели.
Но как же нам быть? Дружить или биться?
ня, и, как это ни покажется странным, мы, два знатных дворянина наших
дней, словно двое паладинов [17] древности, доверили полукроне решить
вопрос, биться нам насмерть или стать друзьями и побратимами. Едва ли
можно представить себе обстоятельства более романтичные, и это одно из
тех моих воспоминаний, которые свидетельствуют, что былые подвиги, вос-
петые Гомером и другими поэтами, живы и посейчас - по крайней мере в