Чтение 8–й страницы книги ~Владетель Баллантрэ~

среде благородных и воспитанных людей. Жребий, указал мириться, и мы ру-
копожатием скрепили наш уговор. Только тогда мой спутник объяснил мне,
что побудило его ускакать от мистера Стюарта, и только тут я оценил этот
ход, достойный государственного человека.

Разнесшийся слух о его смерти, сказал он, был ему надежной защитой;
то, что мистер Стюарт узнал его, представляло опасность, и он избрал са-
мый верный способ, чтобы заставить этого джентльмена молчать.

- Потому что, - сказал он, - Алан Блэк слишком тщеславный человек,
чтобы рассказывать о себе такую историю.

Скоро после полудня мы добрались до берегов того залива, к которому
направлялись, и нашли там корабль, только что бросивший якорь. Это была
шхуна "SainteMarie des Anges" [18] из Гавр-де-Граса. После того как мы
знаками вызвали шлюпку, Баллантрэ спросил, не знаю ли я капитана шхуны.
Я сказал, что он мой соотечественник, человек безупречной репутации, но,
по моим наблюдениям, довольно робок.

- Ничего не поделаешь, - сказал он. - Придется нам сказать ему всю
правду.

Я спросил, неужели он расскажет и о поражении, пи тому что, если ка-
питан услышит, что флаг спущен, он; конечно, сейчас же уйдет в море.

- А хоть бы и так! - сказал он. - Оружие, которое он привез, теперь
ни к чему.

- Дорогой мой, кто сейчас думает об оружии? Нам нужно подумать о на-
ших друзьях. Они явятся за нами по пятам, среди них может быть сам
принц, и если корабль отплывет, не дождавшись их, много достойных жизней
подвергнется опасности.

- Уж если на то пошло, капитан и его команда тоже живые люди, - ска-
зал Баллантрэ.

Я назвал это софистикой, заявил, что слышать не хочу о подобных раз-
говорах с капитаном, на что Баллантрэ нашел остроумный ответ, ради кото-
рого, а также и потому, что меня обвиняли позднее в этой истории с
"SainteMarie des Anges", я и рассказываю все подробности нашего разгово-
ра.

- Фрэнк, - сказал он, - припомните, о чем мы условились. Я не должен
возражать против вашего молчания, я даже одобряю его; но, по смыслу на-
шего договора, вы тоже не должны препятствовать мне говорить.

Я не мог не рассмеяться, но тут же предостерег его от возможных пос-
ледствий.

- Плевал я на последствия, - сказал этот беспечный человек. - Я всег-
да поступаю так, как мне вздумается.

Известно, что мои опасения оправдались. Не успел капитан услышать на-
ши новости, как сейчас же перерубил канат и вышел в море. Еще до рассве-
та мы были в проливе Греит-Минч.

Корабль был очень стар, а шкипер-ирландец, пускай и честнейший из лю-
дей, был бездарнейшим из капитанов. Поднялся сильный ветер, и море буше-
вало. В тот день нам не хотелось ни есть, ни пить; мы рано улеглись,
чтобы хоть как-нибудь забыться; а ночью, как будто для того, чтобы пре-
подать нам урок, ветер внезапно переменился на северо-восточный и разра-
зился штормом. Нас разбудило оглушительное грохотание бури и топот мат-
росов на палубе. Я уже думал, что пришел наш последний час, и мое духов-
ное смятение было еще усугублено насмешками Баллантрэ, который издевался
над моими молитвами. Именно в такие часы обнаруживается в человеке нас-
тоящая набожность, и он начинает понимать (чему учили его с детских
лет), сколь безрассудно уповать на земных друзей и заступников. Я был бы
недостоин своей религии, если б особо не отметил этого в своем рассказе.

Три дня пролежали мы в темной каюте, питаясь одними сухарями. На чет-
вертый день ветер стих, оставив судно, лишенное мачт, игрушкой огромных
волн. Капитан понятия не имел, куда нас занесло бурей, в своем деле он
был полным невеждой и мог только молить о помощи Пресвятую Деву, - заня-
тие похвальное, но не исчерпывающее собой науки кораблевождения. Остава-
лась единственная надежда, что нас подберет другой корабль; но, окажись
он кораблем английским, нам с Баллантрэ это не сулило ничего хорошего.

Пятый и шестой день нас носило по волнам, как щепку. На седьмой мы
кое-как подняли парус на обломках мачт, но управлять им было трудно, и
мы в лучшем случае держали судно по ветру. Нас все время сносило на
юго-запад, а во время бури гнало в том же направлении с неслыханной
быстротой. Девятое утро было холодное и хмурое, море волновалось, и все
предвещало непогоду. Надо ли говорить, как мы обрадовались, когда на го-
ризонте появилось небольшое судно и стало приближаться к "Santi-Marie".
Но наша радость была кратковременна, потому что, когда оно подошло ближе
и спустило шлюпку, в нее тотчас же насели какие-то головорезы, которые
по дороге к нам ревели песни, а причалив, заполонили всю палубу, грозя
обнаженными тесаками и осыпая нас бранью и проклятиями. Вожаком у них
был неслыханный негодяй и знаменитый пират по имени Тийч. Лицо он мазал
чем-то черным, а бакенбарды закручивал колечками. Он бегал по палубе,
бесновался и орал, что сам он сатана, а корабль его - ад. В нем было
что-то, напоминавшее взбалмошного ребенка или полоумного, и это пугало
меня невыразимо. Я шепнул на ухо Баллантрэ, что, если, на наше счастье,
они нуждаются в людях, я пиратство предпочту смерти. Он кивком выразил
свое одобрение.

- Клянусь честью, - сказал я мистеру Тийчу. - Если вы сатана, то вот
я, черт, к вашим услугам.

Ему это понравилось, и (скажу кратко, чтобы не задерживаться на этих
постыдных событиях) Баллантрэ, я и еще двое из команды были завербованы
пиратами, тогда как капитана и остальную команду они спровадили по доске
в море. Я впервые видел, как это делается, сердце мое замирало, и мистер
Тийч или кто-то из его подручных (я был слишком подавлен, чтобы разоб-
раться в этом точнее) весьма недвусмысленно прошелся относительно моей
бледности. У меня хватило духу выкинуть два-три коленца какой-то фантас-
тической джиги и выкрикнуть при этом какую-то пакость. На этот раз я
спасся, но, спускаясь в шлюпку к этим мерзавцам, я чувствовал, что еле
держусь на ногах.

Мое отвращение к ним и мой страх перед огромными волнами я пересили-
вал тем, что отшучивался, коверкая язык на ирландский манер. Милостью
божьей, на пиратском корабле оказалась скрипка, которой я тотчас же и
завладел, и этим мне посчастливилось добиться их расположения. Они ок-
рестили меня Пэтом Пиликалой, но на прозвище обижаться не приходилось,
была бы шкура цела.

Я не в силах описать сумбур, царивший на этом корабле, которым коман-
довал сущий полоумный и который можно было назвать плавучим бедламом.
Кутеж, пляски, песни, брань, пьянство и драки - никогда на судне не были
трезвы все зараз, и бывали дни, когда нас мог потопить первый налетевший
шквал. А если бы шхуну настиг в такой день королевский фрегат, он мог бы
захватить нас голыми руками. Несколько раз мы примечали парус и если бы-
ли потрезвей, то - да простит нам это бог! - подвергали корабль своему
досмотру, ну а если бывали чересчур во хмелю, то корабль уходил, и я про
себя благословлял за это небо.

Тийч управлял своей оравой (если можно управлять, внося беспорядок),
держа ее в постоянном страхе, и сколько я мог судить, весьма кичился
своим положением. Я знавал маршалов Франции и даже вождей шотландских
кланов, и все они были далеко не так чванливы. Вот она, эта постоянная
погоня за славой и почестями. В самом деле, чем дольше живешь, тем лучше
видишь прозорливость Аристотеля и других философов древности. Хотя сам я
всю жизнь жаждал законных отличий, но могу положа руку на сердце сказать
теперь, на закате дней, что ничто на свете, даже сама жизнь, не стоит
того, чтобы ее сберегать и украшать почестями ценою малейшего ущерба для
своего достоинства.

Мне долго не удавалось поговорить с Баллантрэ, но вот однажды ночью,
когда все были заняты своими делами, мы забрались тайком на бушприт [19]
и стали плакаться на свою судьбу.

- Нас может спасти только милость божья, - сказал я.

- А я на этот счет держусь другого мнения, - возразил Баллантрэ, -
потому что спасаться я думаю собственными силами. Этот Тийч - полнейшее
ничтожество, от него нет никакой пользы, а между тем под его началом мы
все время рискуем быть захваченными. Я вовсе не намерен зря валандаться
с этими разбойниками или колодником повиснуть на рее. - И он рассказал
мне, как, по его мнению, следовало укрепить дисциплину на корабле, что
обеспечило бы нам безопасность в настоящем, а в будущем дало бы надежду
на освобождение, когда они наберут вволю добычи и разбредутся с ней по
домам.

Я чистосердечно признался ему, что слишком потрясен всеми окружающими
ужасами и он не должен рассчитывать на меня.

- Ну, а меня не легко запугать, - сказал он. - Да и одолеть меня
трудно!

Через несколько дней нелепый случай снова чуть не привел всех нас на
виселицу, и по нему можно представить себе царившие на корабле сумбур и
сумасбродство. Все мы были пьяны, и когда один из полоумных заметил па-
рус, Тийч велел догонять его, даже не взглянув на корабль, а мы все при-
нялись потрясать оружием и похваляться, какую резню мы устроим. Я заме-
тил, что Баллантрэ спокойно стоял на носу, вглядываясь вдаль изпод ладо-
ни. Я, верный своей тактике по отношению к этим дикарям, не уступал в
ретивости самым рьяным из них и развлекал их своими ирландскими прибаут-
ками.

- Поднять флаг! - кричал Тийч. - Покажите этим стервецам, кто мы та-
кие!

Это была попросту пьяная бравада, и она могла лишить нас ценной добы-
чи, но я считал, что не мне рассуждать, и собственноручно поднял черный
флаг.

Тут пришел на корму улыбающийся Баллантрэ.

- Может быть, вам, пьянчуге, интересно будет узнать, - сказал он, -
что мы преследуем королевский фрегат.