человеческие голоса, и наконец с невидимой лодки донесся окрик:
фамилии Спиди.
письма.
мне просмотреть мою корреспонденцию.
старый знакомец Спиди, морщинистый старичок по фамилии Шарп и красноли-
цый толстяк, фамилия которого была Фаулер. Эти двое, как я узнал впос-
ледствии, часто работали вместе. Шарп поставлял нужные капиталы, а Фау-
лер, занимавший на острове довольно видное положение, вкладывал в дело
свою энергию, а также личные связи, без которых в подобных случаях не
обойтись. Насколько я мог понять, Фаулера особенно привлекала романти-
ческая сторона подобных предприятий, и позднее, в тот же вечер, я по-
чувствовал к нему довольно большую симпатию. Однако в эти первые минуты
мне было не до моих новых знакомых - прежде чем Спиди успел достать
письма, я уже знал всю величину постигшего нас несчастья.
Фаулер, - ваша фирма обанкротилась.
ледовал ответ. - Покупка брига истощила ваш кредит. Ведь хотя ваша фирма
и вела большие дела, капиталы ее были очень невелики, так что, когда по-
ложение обострилось, вас могло спасти только чудо. Пинкертон объявлен
банкротом, кредиторы получили по семь центов за доллар, но, в общем, все
обошлось сравнительно благополучно, и газеты на ваг не особенно нападали
- насколько мне известно, у Джима в этих кругах есть связи. Беда только
в том, что теперь ваша покупка "Летящего по ветру" получила большую ог-
ласку, в частности здесь, в Гонолулу. Так что чем скорее мы заберем то-
вар и выложим доллары, тем лучше для всех нас.
ждать, потому что, пока я не прочту эти письма, я не способен ни о чем
разговаривать.
чревато опасностью, - но моя растерянность и горе были настолько очевид-
ны, что у них не хватило духу настаивать, и вскоре я, оставшись один на
палубе, уже читал печальные письма, которые привожу ниже.
твой друг Спиди, с которым вы делили акции серебряных рудников. Его не-
поколебимая честность и искренняя привязанность к тебе делают его наибо-
лее подходящим агентом для наших целей в Гонолулу, потому что нам при-
дется иметь дело отнюдь не с простаками. Главный там - Билли Фаулер (ты,
наверное, слышал о Билли?). Он занимается политикой и умеет найти общий
язык с таможней. Мне предстоит тяжелое время в конторе, но я исполнен
сил и бодрости. Со мной Мэйми, а мой компаньон мчится на всех парусах к
сокровищу, скрытому на бриге, и я чувствую, что могу жонглировать еги-
петскими пирамидами, как фокусник жестяными тарелками. Я могу пожелать
только одного, Лауден: чтобы ты чувствовал то же одушевление, что и я.
Мне кажется, я не хожу, а летаю. Мэйми просто чудо. Лучшей поддержки не
мог бы себе пожелать ни один человек. Я бью все рекорды.
сешь этого удара: сегодня без четверти двенадцать паша фирма обанкроти-
лась, и всему причиной вексель Бредли (на двести долларов). Он оказался
последней соломинкой, и дефицит равен двумстам пятидесяти тысячам долла-
ров. Какой позор! Какое несчастье! А ты ведь уехал всего три недели на-
зад, Лауден, поверь, твой компаньон делал что мог. Если бы это было в
человеческих силах, я нашел бы выход из положения, но все рухнуло разом.
Я выплачу, что смогу. Все кредиторы накинулись на нас, как стая волков.
Я еще не знаю точно, какими капиталами мы будем располагать, настолько
разнообразны операции, которые проводила наша фирма, но я работаю дни и
ночи и надеюсь, что сумма наберется немалая. Если только "Летящий по
ветру" принесет хотя бы половину того, на что мы рассчитываем, последнее
слово останется за нами. Я бодр и полон сил, как всегда, и никакие неп-
риятности не могут сломить мой дух, а Мэйми служит мне истинной поддерж-
кой. У меня такое ощущение, что банкротство поразило только меня, не
коснувшись ни тебя, ни ее. Поторопись. Это все, что от тебя требуется.
леко за полночь, стараясь привести наши дела в порядок. Ты и представить
себе не можешь, как они сложны и запутанны. Дуглас Лонгхерст сказал в
шутку, что ликвидатор просто захлебнется. И не могу отрицать, что
кое-какие сделки смахивают на спекуляции. Не дай бог, чтоб тебе, челове-
ку такому утонченному и щепетильному, когда-нибудь пришлось столкнуться
с судебными исполнителями. Они лишены всякого подобия человеческих
чувств. Но мне было бы легче переносить все это, если бы не шумиха, под-
нятая газетами. Как часто, Лауден, вспоминаю я твои справедливые упреки
в адрес нашей печати! Одна газета напечатала интервью со мной, безбожно
исказив все, что я говорил, и снабдив его издевательскими пояснениями.
Ты был бы вне себя, настолько оно бесчеловечно. Да я бы не написал так и
о бешеной собаке, случись с ней такое несчастье, как со мной. Мэйми
просто ахнула. А до сих пор она держалась совсем молодцом. Как удиви-
тельно верно заметил ты тогда в Париже, что не надо касаться внешности!
Этот репортеришко написал... (далее следовала тщательно вычеркнутая
строчка, после чего мой друг перешел к другой теме). Мне трудно писать о
состоянии наших дел. У нас нет никаких активов.
риятие трудно было придумать. После покупки этого брига проклятие легло
на все наши дела. И что толку! Что бы ты ни нашел на этом бриге, этого
не хватит для покрытия нашего дефицита. Меня мучает мысль, что ты счита-
ешь меня виноватым Я ведь помню, как не слушал твоих уговоров. Ах, Лау-
ден, пожалей своего несчастного компаньона! Это меня убивает. Мысль о
твоих строгих принципах приводит меня в трепет. Меня угнетает, что не
все мои книги в порядке, и я не знаю, что мне делать, словно у меня по-
мутилось в голове. Лауден, если будут какие-нибудь неприятности, то я
постараюсь выгородить тебя. Я уже заявил, судебным исполнителям, что ты
ничего не понимаешь в делах и не занимался ими. Хочу верить, что я пос-
тупил правильно. Я знаю, что это была большая вольность с моей стороны.
Я знаю, что ты имеешь полное право жаловаться. Но если бы ты слышал, что
они говорили! А ведь я всегда действовал в рамках закона. Даже ты с тво-
ей щепетильностью не мог бы ни к чему придраться, если бы все пошло так,
как надо. И ведь ты знаешь, что покупка "Летящего по ветру" была самой
крупной нашей сделкой, а предложил ее ты. Мэйми говорит, что никогда бы
не смогла взглянуть тебе в лицо, если бы купить его предложил я. Она та-
кая щепетильная!
больше сил. Наверное, мне надо бы радоваться, потому что все кончено и
суд уже был. Не знаю, как я его перенес, и ничего не помню. Если опера-
ция закончится благополучно - я имею в виду "Летящий по ветру", - мы уе-
дем в Европу и будем жить на проценты с капитала. Работать я больше не
смогу. Меня начинает бить дрожь, когда кто-нибудь со мной заговаривает.
Прежде я всегда надеялся и работал не покладая рук. А к чему это приве-
ло? Я хочу лежать в гамаке, ни о чем не думать и читать Шекспира. Не
считай меня трусом, Лауден, я просто болен. Мне необходимо отдохнуть.
Всю жизнь я трудился изо всех сил, не щадя себя. Каждый заработанный
мной доллар я чеканил из собственного мозга. Подлостей я никогда не де-
лал, всегда старался быть порядочным человеком, подавал нищим и теперь
имею право отдохнуть. Я должен отдыхать целый год, иначе умру от беспо-
койства и мозгового переутомления. Не думай, что я преувеличиваю, дело
обстоит именно так. Если ты все-таки чтонибудь нашел, доверься Спили и
постарайся, чтобы кредиторы не пронюхали о твоей находке. Я помог тебе,
когда ты попал в беду, - помоги же теперь мне. Не обманывай себя. Если
ты не поможешь мне сейчас, потом будет поздно. Я стал клерком и путаюсь
в расчетах. Мэйми работает машинисткой на бирже. Для меня в жизни ничего
не осталось. Я знаю, тебе будет неприятно сделать то, о чем я прошу.
Помни только об одном: это жизнь или смерть для Джима Пинкертона.
слезами горю не поможешь, я не буду хныкать. Но, Лауден, я хочу жить. Я
отказался от всяких честолюбивых замыслов, я просто хочу жить, и только.
Все-таки в жизни для меня еще осталось много радости. Я оказался плохим
клерком. Будь я хозяином, такой работник не удержался бы у меня и сорока
минут, но я уже больше не хозяин и никогда им не буду. Ты - моя послед-
няя надежда. Так помоги же Джиму Пинкертону".
просьб, а кроме того, в письмо было вложено заключение врача, достаточно
мрачное. Какое впечатление все это произвело на меня, догадаться нетруд-
но. Кончив читать, я подошел к борту и с глубоким вздохом устремил
взгляд на огни Гонолулу. В первое мгновение я совсем растерялся, но по-
том почувствовал внезапный прилив энергии. На Джима мне больше нельзя
было полагаться, я должен был действовать сам и все решать на свою от-
ветственность.