Я не сомневался, что он раздобыл адрес, однако я твердо знал, что прямые
расспросы ему не помогли. Следовательно, помогла какая-то хитрость, ка-
кая-то счастливая случайность. И, если мне не поможет такая же случай-
ность или такая же хитрость, я ничего не смогу сделать; хорек выследит
свою добычу, огромные дубы будут срублены, полотна Рафаэля пойдут с мо-
лотка, в доме поселится какой-нибудь разбогатевший биржевик, и от всего
этого величия скоро останется только смутное воспоминание.
ный и бесцветный род могли пойти прахом и дальнейшая их судьба зависела
от находчивости, осторожности и хитрости бывшего студента Латинского
квартала!
лерс.
твердить про себя, когда возвращался в деревушку по большой аллее, иног-
да оглядываясь на кирпичный фасад и озаренные солнцем окна дома. Но как
подчинить себе случайность? Какую придумать хитрость?
и там, согласно моему обычаю со всеми поддерживать хорошие, отношения,
немедленно прогнал свою задумчивость и вежливо принял приглашение пообе-
дать с хозяином в малом зале. Я был единственным постояльцем гостиницы.
И вот я сел за стол с мистером Хиггсом, бывшим дворецким, миссис Хиггс,
бывшей горничнбй, и мисс Агнес Хиггс, их лохматой маленькой дочкой, на
которую не возлагал никаких надежд (но, как показали дальнейшие события,
ошибся). Разговор шел только о господском доме и о господах. Мм успели
отведать ростбифа, йоркширского пудинга, сладкого пирога и сыра, а эта
тема по-прежнему оставалась неиссякаемой. Я узнал множество сведений о
четырех поколениях Картью, но ни одно из этих сведений меня не заинтере-
совало. И, только когда мистер Генри уже погиб во время охоты, когда я
выслушал подробнейшее описание его смерти и торжественных похорон, на
которых присутствовали чуть ли не все жители погруженного в скорбь
графства, мне наконец удалось вывести на сцену моего близкого друга -
мистера Норриса. При упоминании этого имени бывший дворецкий заговорил
дипломатическим тоном, а бывшая горничная - нежным. Насколько я мог по-
нять, мистер Норрис Нартью был единственным представителем этого бесц-
ветного рода, который совершал хоть какиенибудь достойные упоминания
поступки. Но, к сожалению, все они сводились к тому, что он вел беспут-
ную жизнь, вызывавшую сожаление у тех, кто его любил. На свое несчастье,
он был вылитым портретом достопочтенного Бейли, одного из светочей этого
ничем не примечательного семейства, и поэтому чуть ли не с колыбели ему
предсказывали блестящую карьеру. Однако едва он вышел из пеленок, как
выяснилось, что он недостоин носить имя Картью: он выказывал несомненный
вкус к низменным удовольствиям и скверному обществу - ему еще не было
одиннадцати лет, когда он уже отправлялся собирать птичьи яйца вместе с
младшим грумом, а когда ему исполнилось двадцать, то, не заботясь о дос-
тоинстве своей семьи, он начал все чаще отправляться в длинные пешие
прогулки, делая зарисовки пейзажей и панибратствуя с завсегдатаями при-
дорожных гостиниц.
стол с кем угодно - последнее было сказано таким тоном, который ясно да-
вал мне понять, что своим знакомством с мистером Норрисом я был обязан
именно этой его прискорбной неразборчивости.
кутнуть. В университете он прославился двоими долгами, а затем был иск-
лючен из него за какую-то весьма вольную проделку.
дипломатическую службу.
смакуя эту мысль.
при всем при том такого прекрасного молодого человека поискать.
должал мистер Хиггс. - Я так все помню, словно это случилось вчера. Ког-
да ее милость вышла из столовой, хозяин позвонил. Я пошел туда сам, ду-
мая, что надо подавать кофе, и вдруг вижу: мистер Картью стоит у стола.
"Хиггс, - говорит он, тыкая тростью (у него как раз разыгралась подаг-
ра), - прикажите немедленно заложить двуколку для этого господина, кото-
рый опозорил себя". А мистер Норрис ничего не сказал. Он сидел, опустив
голову, будто рассматривал узор на тарелке. А я так удивился, что еле на
ногах устоял, - закончил мистер Хиггс.
вариант моей фамилии). - Бедняжка за всю свою жизнь ничего по-настоящему
скверного не делал. С ним поступили несправедливо. Потому что он не был
любимчиком.
ми. - Об этом всем в доме было известно, мистер Хиггс!
дочери дома. Она была не очень привлекательна, но, к счастью, уже дос-
тигла корыстного семилетнего возраста, когда - монета в полкроны кажется
больше блюдечка и редкостнейшей диковинкой. Я быстро снискал ее благово-
ление, опустив в копилку шиллинг и подарив ей золотой американский дол-
лар, который оказался у меня в кармане. Она объявила, что я очень хоро-
ший дяденька, и получила нагоняй от своего папеньки за то, что начала
проводить сравнение между мной и своим родным дядей Уильямом, весьма для
последнего нелестное.
ни вместе с альбомом марок - подарком дяди Уильяма. Надо сказать, я тер-
петь не могу старые марки, но, решив, что в этот день я, видимо, обречен
любоваться всякими достопримечательностями, подавил зевок и принялся
прилежно рассматривать предложенную моему вниманию коллекцию. Я думаю,
что ее начал сам дядя Уильям, а потом ему надоело - альбом, к моему
большому изумлению, был почти весь заполнен. Я уныло разглядывал анг-
лийские марки, русские марки с красным сердцем, старинные неразборчивые
Турн-и-Таксис, давно вышедшие из употребления треугольные марки мыса
Доброй Надежды, марки Лебединой реки с лебедем и гвианские марки с па-
русным кораблем. Иногда я начинал клевать носом, и, вероятно, в одну из
этих минут, задремав, уронил альбом на пол, и из него высыпалось до-
вольно большое количество марок, предназначенных для обмена.
ность, на которую я уже перестал надеяться. Собирая рассыпавшиеся марки,
я с удивлением заметил среди них множество французских марок ценой в
пять су. Значит, кто-то регулярно присылает марки в
Столлбридж-ле-Картью, решил я. А вдруг это Норрис? На штампе одной из
марок я разобрал букву "Ш", на второй к ней прибавилась "а". Остальная
часть штампа была совершенно неразборчивой. Если вы вспомните, что наз-
вания четверти французских городов начинаются с "Шато", вы поймете, что
толк от моего открытия был невелик, и я немедленно присвоил марку, на
которой штамп был наиболее ясен, с тем чтобы показать ее на почте и
уточнить название города. Однако негодная девчонка заметила мой маневр.
чем я успел что-нибудь возразить, выхватила ее из моего кармана и зажала
в кулачке.
сжалилась надо мной, потому что она поспешила прийти мне на помощь. Если
мистера Додели интересуют марки, сказала она (скорее всего решив, что я
помешан на них), ему надо бы посмотреть альбом мистера Денмена. Мистер
Денмен собирает марки уже сорок лет, и, говорят, его коллекция стоит
больших денег.
скажи мистеру Денмену, что у нас в гостях настоящий знаток, и попроси
его прислать к нам с кем-нибудь свой альбом.
шись. - У меня в бумажнике, кажется, есть кое-какие интересные экземпля-
ры, и, может быть, мы с ним поменяемся.
неся под мышкой толстенный альбом.
бросил все дела! У меня есть поговорка, мистер Додели: те, кто коллекци-
онирует марки, всегда друзья.
кто пытается выдать себя за филателиста, не имея для этого никаких осно-
ваний, попадает в трудное положение.
маркой. - Да, да, розовая... нет... я хотел сказать, палевая - самая ин-
тересная на этой странице. Хотя, как вы говорите, вот эта желтенькая -
настоящая редкость.
напоил мистера Денмена его любимым напитком - портвейном, настолько
прекрасным, что он, несомненно, не мог дозреть в погребе "Герба Картью",
а был перенесен туда под покровом ночи из подвалов господского дома.
Каждый раз, когда мне грозило разоблачение и особенно когда он задавал
какой-нибудь коварный вопрос, я торопился снова наполнить его стакан, и
к тому времени, когда мы дошли до марок, предназначенных для - обмена,
почтенный мистер Денмен был в таком состоянии, которое обезвреживает да-
же самого рьяного филателиста. Нет, он совсем не был пьян - по-моему,