боя. Поставив Томми у фока, а Амалу у грота следить за мачтами и паруса-
ми, сами они прошли на шкафут и, высыпав на палубу коробку патронов,
принялись перезаряжать револьверы. Бедняги, цеплявшиеся за ванты, крича-
ли, просили пощады. Но пощады быть уже не могло: пригубленную чашу
предстояло осушить до дна. Убитых было слишком много, и убить предстояло
всех. Смеркалось, дешевые револьверы давали осечки и били очень неточно,
вопящие жертвы прижимались к мачтам и реям, прятались за парусами. Гнус-
ная бойня продолжалась долго, но, наконец, все было кончено. Лондонец
Харди был подстрелен на форбом-брам-рее, и его труп, покачиваясь, висел
на гитовах. Второй матрос, Уоллен, прятался на салинге грот-мачты, и пу-
ля раздробила ему челюсть; забыв об осторожности, он долго и надрывно
кричал, пока вторая пуля не сбросила его на палубу.
еще прятался в кубрике. Томми вдруг разразился рыданиями и начал про-
сить, чтобы Брауна пощадили.
надо больше! Я говорил с ним за обедом. Он хороший малый и совсем безо-
бидный. Нельзя этого делать! У кого хватит духу спуститься туда и убить
его? Это же зверство!
должен пойти той же дорогой.
где его стошнило.
перь или никогда.
бе и стыда. На полу лежал китаец и глухо стонал. Кругом стояла непрони-
цаемая тьма.
последовало.
к форпику, загроможденному бухтами каната и другим запасным такелажем.
димым, назвал Картью по имени и принялся умолять о пощаде. Только ощуще-
ние опасности, риска могло заставить Картью спуститься в кубрик, а тут
враг встретил его просьбами и слезами, как испуганный ребенок. Его по-
корное "я здесь, сэр", его бессвязные моления и всхлипывания превращали
убийство в гнуснейшее злодеяние. Дважды Картью поднимал револьвер и один
раз даже нажал на спуск (так, во всяком случае, ему показалось), но
выстрела не последовало; его решимость окончательно иссякла, и, повер-
нувшись, он бежал от своей жертвы.
него старика, задал ему безмолвный вопрос. Картью покачал головой. И со
спокойствием человека, поднимающегося на эшафот, Уикс встал, подошел к
люку и спустился вниз. Браун думал, что это возвращается Картью, и с но-
выми мольбами наполовину выполз из своего убежища. Уикс несколько раз
выстрелил на голос, который оборвался на тихом стоне и умолк. Наступила
тишина, и убийца, как безумный, выскочил на палубу.
ся к ним. Они прижались друг к другу, как дети в темноте, и дрожь одного
передавалась всем другим.
рыданиями Томми Хэддена.
воскликнул Картью.
лицо его стало землистым.
у меня больше нет сил.
сообщил, что море пустынно.
привести все в порядок. Только я не могу ничего делать, пока не хлебну
джина, а джин в каюте. Кто за ним сходит?
робку, и, пройдя на корму, Картью спустился по трапу в каюту. Там,
споткнувшись о труп, он зажег спичку, и его взгляд встретился со взгля-
дом живого человека,
чалась уборка корабля. Уже совсем стемнело. Луна должна была взойти
только через несколько часов, и поэтому на мачту повесили фонарь, чтобы
посветить Амалу, который мыл палубу. А Уикс, Картью и Хэдден, взяв дру-
гой фонарь из камбуза, занялись похоронами. Холдорсен, Хемстед, Трент и
Годдедааль отправились за борт, причем последний еще дышал. За ним пос-
ледовал Уолен, а потом Уикс, подкрепившись джином, влез с багром на мач-
ту и освободил труп Харди. Оставался китаец: он, по-видимому, бредил и
что-то не переставая выкрикивал на незнакомом языке, пока они несли его
из трюма; только когда его тело с всплеском погрузилось в воду, смолкли
эти крики. Брауна, по общему согласию, решили пока не трогать. У челове-
ческих сил есть предел.
бутылки стояли в разных местах палубы, и, проходя мимо, каждый обяза-
тельно отпивал глоток. В конце концов Томми свалился у подножия
грот-мачты и заснул, Уикс упал ничком у кормового трапа и больше не ше-
велился, а Амалу куда-то незаметно исчез. На ногах оставался один
Картью. Он, пошатываясь, стоял на юте, и фонарь, который он еще держал в
руке, плясал при каждом его движении. Голова его гудела, в ней теснились
обрывки мыслей, воспоминания об ужасах этого дня вспыхивали и угасали,
как огонек лампы на сильном ветру. И тут его осенило пьяное вдохновение.
трапу в каюту.
Он тупо глядел на пустой пол, а потом вспомнил и улыбнулся. В капитанс-
кой каюте он взял вскрытый ящик с пятнадцатью бутылками джина, поставил
фонарь внутрь ящика и побрел вон из каюты. Мак снова очнулся - на его
искаженном болью, осунувшемся лице лихорадочно блестели глаза, и Картью
вспомнил, что ирландцу так никто и не помог. Бедняге, искалеченному, мо-
жет быть, умирающему, предстояло пролежать здесь всю ночь. Но теперь бы-
ло уже поздно: рассудок покинул безмолвный корабль. Сам он мог только
еле-еле выбраться на палубу. И, бросив на Мака полный жалости взгляд, он
взобрался по трапу, столкнул ящик в море и остался лежать на палубе.
юще смотрел на полосу утреннего тумана и обвисшие паруса брига, не пони-
мая, где он и что с ним. У него было странное ощущение, что случилось
какое-то большое несчастье, о котором он забыл; но тут, словно река,
прорывающая плотину, на него нахлынули воспоминания о том, что произошло
накануне: перед его глазами всплыли страшные образы, в его ушах прозву-
чали жалобные крики, которые ему не суждено было больше забыть. Вскочив
на ноги, он на минуту застыл, прижав руку ко лбу, а потом стал шагать
взад и вперед, ломая руки и машинально бормоча: "Господи... господи...
господи..." Это могло продолжаться час, а может быть, несколько секунд.
что Уикс, прислонившись к борту, следит за ним мутными глазами, стра-
дальчески наморщив лоб. Каин увидел свой собственный лик. Еще секунда -
и они виновато отвернулись друг от друга. Картью поспешил уйти подальше
от своего сообщника и, облокотившись о борт, уставился невидящим взгля-
дом на море.
Это был час невыносимых страданий для всех оставшихся в живых. Бессвяз-
ные мольбы Брауна, вопли матросов на вантах, обрывки песенок покойного
Хемстеда звенели в ушах Картью невыносимой чередой. Он не оправдывал се-
бя, не обвинял - он ни о чем не думал, он просто испытывал невыразимые
муки. Глядя в синюю воду за бортом, он снова и снова видел искаженное
яростью лицо Годдедааля, кровавый закат, который встретил их на палубе,
лицо бредящего китайца, которого они сбросили за борт, и судорогу, про-
бежавшую по лицу Уикса, когда он очнулся от пьяного сна и вспомнил, что
случилось. Время шло, солнце поднималось все выше и выше, но буря в душе
Картью не стихала.
нес облегчение остальным - очнулся Амалу. Хотя он испытывал такие же ду-
шевные и телесные страдания, как и все остальные, привычка к работе взя-
ла верх: отправившись в камбуз, он развел огонь в плите и принялся при-
готовлять завтрак. Звон посуды, потрескивание огня и струйка дыма, под-
нявшаяся к небесам, помогли разогнать овладевшее всеми тупое уныние.
Жизнь как-то сразу вошла в обычную колею: капитан зачерпнул ведро воды и
начал умываться, Томми некоторое время смотрел на него, а затем присое-