бе, истощилось терпение: не успел Алан договорить, как в дверях появился
капитан.
ни на шаг.
королевское имя. У меня на гербе - дуб. А шпагу мою вам видно? Она снес-
ла головы стольким вигамурам, что у вас пальцев на ногах не хватит, что-
бы сосчитать. Созывайте же на подмогу ваш сброд, сэр, и нападайте! Чем
раньше завяжется схватка, тем скорей вы отведаете вкус вот этой стали!
кто-нибудь попробует проскочить под занесенной шпагой. Я же, набрав
охапку пистолетов, взобрался на койку и с замирающим сердцем отворил
оконце, через которое мне предстояло вести наблюдение. Отсюда виден был
лишь небольшой кусочек палубы, но для нашей цели этого было довольно.
Море совсем успокоилось, а ветер дул все в том же направлении, паруса не
брали его, и на бриге воцарилась мертвая тишина, но я мог бы побожиться,
что различаю в ней приглушенный ропот голосов. Еще немного спустя до ме-
ня донесся лязг стали, и я понял, что в неприятельском стане раздают
кортики и один уронили на палубу; потом снова наступила тишина.
колотилось, как у малой пичуги, короткими, частыми ударами, и глаза зас-
тилало пеленой; я упорно тер их, чтобы ее прогнать, а она так же упорно
возвращалась. Надежды у меня не было никакой, только мрачное отчаяние да
какая-то злость на весь мир, вселявшая в меня ожесточенное желание про-
дать свою жизнь как можно дороже. Помню, я пробовал молиться, но мысли
мои по-прежнему скакали словно взапуски, обгоняя друг друга и мешая сос-
редоточиться. Больше всего мне хотелось, чтобы все уже поскорей нача-
лось, а там - будь что будет.
ностью: стремительный топот ног, рев голосов, воинственный клич Алана и
тут же следом - звуки ударов и чей-то возглас, словно от боли. Я огля-
нулся и увидел, что в дверях Алан скрестил клинки с мистером Шуаном.
как его шпага вонзилась в тело старшего помощника.
ву, как мимо оконца пробежали пятеро, таща в руках запасную рею, и изго-
товились таранить ею дверь. Мне еще ни разу в жизни не приходилось стре-
лять из пистолета - из ружья, и то нечсто, - тем более в человека. Но
выбора не было - теперь или никогда, - и в тот миг, когда они уже раска-
чали рею для удара, я с криком "Вот, получайте!" выстрелил прямо в гущу
пятерки.
тился назад, а другие остановились в замешательстве. Не давая им опом-
ниться, я послал еще одну пулю поверх их голов; а после третьего выстре-
ла (такого же неточного, как второй) вся ватага, бросив рею, пустилась
наутек.
нилась пороховым дымом, у меня самого от пальбы едва не лопались уши. Но
Алан но-прежнему стоял как ни в чем не бывало, только шпага его была по
самый эфес обагрена кровью, а сам он, застывший в молодцеватой позе, ис-
полнен был такого победного торжества, что поистине казался необорим. У
самых его ног стоял на четвереньках Шуан, кровь струилась у него изо
рта, он оседал все ниже с помертвевшим, страшным лицом; у меня на глазах
кто-то снаружи подхватил его за ноги и вытащил из рубки. Вероятно, он
тут же испустил дух.
мне, спросил, каковы мои успехи.
еще вернутся. По местам, Дэвид. Все это только цветочки, ягодки впереди.
дать, перезаряжая те три пистолета, из которых стрелял.
громко, что даже сквозь плеск волны мне удавалось разобрать отдельные
слова.
перь по большей части говорил кто-то один, как будто излагая план
действий, а остальные, один за другим, коротко отвечали, как солдаты,
получившие приказ. Из этого я понял, что готовится новая атака, о чем и
сказал Алану.
отобьем у них вкус к нашему обществу, ни тебе, ни мне не знать сна.
Только имей в виду: теперь они шутить не будут.
го не оставалось, как прислушиваться и ждать. Пока кипела схватка, мне
некогда было задумываться, боюсь ли я, но теперь, когда опять все стих-
ло, ничто, другое не шло мне на ум. Мне живо представлялись острые клин-
ки и холод стали; а когда я заслышал вскоре сторожкие шаги и шорох одеж-
ды по наружной стороне рубки и понял, что противник под прикрытием тем-
ноты становится по местам, я едва не закричал в голос.
мать, что мне воевать больше не придется, как вдруг услыхал, что прямо
надо мной кто-то тихонько опустился на крышу рубки.
зом, собравшись в тесный клубок, они ринулись на дверь с кортиками в ру-
ках; в ту же секунду стекло светового люка разлетелось на тысячу оскол-
ков, в отверстие протиснулся матрос и спрыгнул на пол. Он еще не успел
встать на ноги, как я уткнул пистолет ему в спину и, наверно, застрелил
бы его, но едва я прикоснулся к нему, к его живому телу, вся плоть моя
возмутилась, и я уже не мог нажать курок, как не мог бы взлететь.
круто обернулся, с громовым проклятием схватил меня своими ручищами; и
тогда то ли мужество возвратилось ко мне, то ли мой страх перерос в
бесстрашие, но только с пронзительным воплем я выстрелил ему в живот. Он
испустил жуткий, леденящий душу стон и рухнул на пол. Тут меня ударил
каблуком по макушке второй матрос, уже просунувший ноги в люк; я тотчас
схватил другой пистолет и прострелил ему бедро, он соскользнул в рубку и
мешком свалился на своего упавшего товарища. Промахнуться было нельзя,
ну, а целиться некогда: я просто ткнул в него дулом и выстрелил.
если бы меня не вывел из оцепенения крик Алана, в котором мне почудился
призыв о помощи.
один матрос нырнул под поднятую шпагу и обхватил его сзади. Алан колол
противника кинжалом, зажатым в левой руке, но тот прилип к нему, как пи-
явка. А в рубку уже прорвался еще один и занес кортик для удара. В двер-
ном проеме сплошной стеной лепились лица. Я решил, что мы погибли, и,
схватив свой кортик, бросился на них с фланга.
ника, отскочил назад для разбега, взревел и, словно разъяренный бык, на-
летел на остальных. Они расступились перед ним, как вода, повернулись и
кинулись бежать; они падали, второпях натыкаясь друг на друга, а шпага
Алана сверкала, как ртуть, вонзаясь в самую гущу удирающих врагов, и в
ответ на каждую вспышку стали раздавался вопль раненого. Я все еще вооб-
ражал, что нам конец, как вдруг - о диво! - нападающих и след простыл,
Алан гнал их по палубе, как овчарка гонит стадо овец.
тельность его не уступала его отваге; а матросы меж тем с криками мча-
лись дальше, как будто он все еще преследовал их по пятам. Мы слышали,
как, толкаясь и давя друг друга, они забились в кубрик и захлопнули
крышку люка.
один в предсмертной агонии на пороге - и два победителя, целых и невре-
димых: я и Алан.
- Дэвид, я полюбил тебя, как брата. И признайся, друг, - с торжеством
вскричал он, - разве я не славный боец?
одного за другим вытащил всех четверых за дверь. При этом он то мурлыкал
себе под нос, то принимался насвистывать, словно силясь припомнить ка-
кую-то песню; только на самом-то деле он старался сочинить свою! Лицо
его разрумянилось, глаза сияли, как у пятилетнего ребенка при виде новой
игрушки. Потом он уселся на стол, дирижируя себе шпагой, и мотив, кото-